Он вернулся к своему креслу и сел, небрежно закинув ногу на ногу.
— Возможно, сейчас они вас еще не мучают — опыта у вас маловато, уровень низок и все такое прочее. Но к тому моменту, когда вы сумеете раздобыть и доставить в мой дом мизерикорды, вы несколько... м-м... улучшите свои показатели, — он подпустил в голос ровно столько сомнения и насмешки, сколько позволял вкус. — И тогда вы будете готовы спрашивать и воспринимать сказанное. Что это вам даст? Опыт. Довольно много. Достаточно для того, чтобы перейти на гораздо более высокий уровень, чем у вас сейчас. А новый уровень — новые возможности, не так ли?
— Что ж, это предложение можно принять, — набрала Гермиона в текстовом окошке. — Но для того, чтобы найти ваши мизерикорды, мне нужно знать о них как можно больше.
Малфой кивнул.
— Эти артефакты принадлежали моему роду, я же уже сказал, — по его голосу можно было догадаться, что он тщательно взвешивает каждое слово — какая реалистичность, Мерлин великий!
— Впервые они упоминаются в наших семейных архивах в конце тринадцатого века. Как раз в связи с потерей одного из них. Все остальные были потеряны во время Столетней войны. Последнее упоминание в наших архивах датируется 1443 годом. Моя прародительница графиня Лаваль оставила сумбурную запись... Якобы один из фамильных мизерикордов фигурировал в процессе инквизиции против какой-то ведьмы-грязнокровки, которая сыграла роковую роль в истории нашей семьи. После этой записи след фамильных кинжалов теряется. Можно лишь сделать вывод, что комплект растащили. Несколько лет назад я узнал из источника, которому абсолютно доверяю, что, по крайней мере, четыре из пяти артефактов теперь в Англии.
— Зачем они вам?
— Это часть магии моего рода, — ответил Малфой.
— Я должна удовлетвориться этим объяснением?
— Как хотите, — пожатие плеч. — У меня есть то, что вам нужно. Принесите то, что нужно мне, — и совершим взаимовыгодную сделку.
— Я пока не поняла, что у вас есть такого необходимого для меня, — написала Гермиона. — И не знаю, можно ли вам доверять.
— Пока не понимаете и не знаете. Но вы поймете. И тогда милости просим с артефактами, — он указал рукой с бокалом на дверь, давая понять, что разговор окончен, и ее дальнейшее присутствие в его кабинете нежелательно.
Гермиона поднялась и направилась к двери. Чертов Малфой! Она так и не решилась обшарить его кабинет.
— Кстати, без артефактов в мой дом больше не суйтесь — я вас по стенке размажу. Вы знаете, я могу, — прозвучало ей в спину.
Героиня вышла из кабинета, а Гермиона — из игры.
Вот тебе, Грейнджер. Малфой и ритуальные мизерикорды. Не те ли, которые Гарри перебирал в хранилище Снейпа? Как это в игру пробралось? Она и слова-то такого не знала, когда локацию рассчитывала. Хотя... Детали она дописывала буквально дня три назад — так что, могло и пробраться. Впрочем, это особой роли не играет — главное, локация просто роскошная. Малфой — как живой. Что еще надо благородному дону-геймеру?
Но какой, однако, квест. Снова магглорожденная ведьма... Троллева Прелати надо было сдать на живодерню после первой же встречи — из-за него ее теперь всю игру будут преследовать душераздирающие подробности из жизни магглорожденных ведьм пятнадцатого века.
Итак, что нам задал Малфой? Магглорожденная ведьма, нанесшая ущерб семье Лаваль... Не барон ли Монморанси-Лаваль имеется в виду? Но тогда кто, как не Моффрэ? Впрочем, могла быть и Жанна. Скорее даже Жанна — ее-то как раз и осудила инквизиция. Было это, правда, не в 1443-м, а несколько раньше... Впрочем, графиня в 1443-м могла сделать запись о событиях, свидетелем которых была много лет назад. Возможно, ритуальный мизерикорд был подарком Жиля Жанне. И стал свидетельством против нее на суде инквизиции — если это действительно был темномагический артефакт. Но, в таком случае, каким образом мизерикорды оказались в хранилище Снейпа? К тому же все пять — комплект? Хотя, может оказаться, что это фальшивки — как меч Гриффиндора в хранилище Лестранджей...
Стоп, девчонка. Это всего лишь квест в игре. При чем тут реальные кинжалы, хранящиеся в реальном хранилище Снейпа? Тоже, кстати, реального. До нытья в зубах реального, тролль его за ногу... Но... Именно такие и именно пять...
Она, не до конца осознавая, что делает, открыла файлы с материалами на Жанну и Моффрэ и принялась набрасывать расчеты. Но прежде, чем она сама поняла, для чего это делает, ее прервал настырный стук в окно. Гермиона подавила внезапное острое желание увидеть Птицу. Тем более что это оказалась совершенно другая — незнакомая — сова. И к ее ноге был привязан номер "Придиры". Когда Гермиона взяла его в руки, из него выпал кусочек пергамента.
Гермиона, думаю, это будет тебе интересно. Извини, не застала тебя дома, когда приходила копировать таежную веланику. Консультацию по поводу "Алхимика" мы получили из других рук. Надеюсь, ты не в обиде.
Луна Лавгуд.
Гермиона хмыкнула. Да, кажется, у них с Луной были равные сомнения по поводу ее, Гермионы, способности проконсультировать "Придиру" по любому поводу. Тем не менее, журнал она развернула. Как раз на рубрике "Тема номера" — наверняка не обошлось без волшебства. Луна, скорее всего, догадывалась, что Гермиону вряд ли заинтересуют прочие материалы "Придиры". Но вот данная тема номера... Мерлин великий! Изменение магической реальности. Первая же статья посвящена, разумеется, случившемуся в редакции "Алхимика". А комментарии к ней... Станислас Смотрицки.
Гермиона уткнулась в журнал и упала в кресло. Она мельком просмотрела домыслы корреспондента о том, что на самом деле произошло на месте происшествия, и принялась за Смотрицки.
— На мой взгляд, не происходит ничего, что должно пугать. Реакция аврората кажется мне чрезмерной. Прекратить выход лучшего алхимического журнала Британии... Из-за того, что именно в этом месте фиксируется магическая нестабильность. Очень в духе нашего аврората — просто все опечатать, закрыть доступ, не давать людям работать и при этом никому ничего толком не объяснить.
— Так что же там происходит?
— Нестабильная магическая реальность. Когда в нее попадает маг и применяет магию, она работает не так, как ожидается. Но тут важно понимать: дело не столько в том, что место такое особенное — дело в маге. Поскольку для нас именно маг — воплощение магии мира, ее проводник. Он становится другим — и магия начинает работать по-другому. Понимаете? Это не магия меняется — это человек меняется. Все, что происходит — происходит внутри вас. У самого места — функция чисто инструментальная.
— То есть на кого-то действует, а на кого-то — нет?
— Это примитивно, но, в общем, верно.
— А как появляются подобные места?
— Для того чтобы спровоцировать нестабильность, надо быть в особом состоянии, в особом положении. Некто приходит и превращает самое обычное помещение в место потенциальных отклонений. Это, разумеется, маг. И это — бесприютная особа. Маг, который появляется то там, то тут, всегда чужой, где бы он ни находился. Ему нечего терять. Он никогда не принадлежит целиком и полностью одному и тому же месту и времени. Маг с размытыми границами реального. Мы узнаем его по делам его: он сеет неуверенность в душах и оставляет следы нестабильности в мире. Места, где нарушается привычное течение событий. Места, где смешиваются понятия и смыслы. Магглы называют это чудом. А для магов это проклятие.
— За счет чего это происходит? Каков механизм?
— Знаете, что такое хронотоп? Определенное место, в котором в определенное время происходит некое событие, которое меняет ваше представление о мире — то есть меняет вас. Представьте себе старинный пергамент, на котором то писали, то смывали написанное, то снова писали — и так много-много раз. И вот он попадает вам в руки, вы направляете на него палочку и произносите заклинание выявления. Что проявится? Какая запись? Это зависит от многих факторов. Даже если мы отбросим такой существенный фактор, как случайность. Это зависит от мага. Его склонностей, интонации, ожиданий, эмоционального состояния, воображения, интеллекта. Но самое интересное, что, скорее всего, проявится не одна запись — проявятся фрагменты разных записей. И скомбинируются в одну — совершенно новую, какой никогда на самом деле не было. Ваша голова — это тот же пергамент, на котором много-много писали. Одна запись наложена поверх другой — родители, учителя, друзья, враги, книги, вы сами. Понимаете, что такое место с нестабильной магией? Это место, в котором происходит метаморфоза смысла. Соответственно, метаморфоза магии. А попросту — метаморфоза мага.
— О, это было бы просто здорово. Интересно. Весело!
— Ага, расскажите об этом нашему правительству...
— Чего они могут бояться?
— Это очевидно. Стабильность магии — это постоянство магического ответа на запрос мага. Если я говорю "люмос", я предполагаю, что зажжется свет. Поэтому мы так свято блюдем слово и так трепетно охраняем неприкосновенность его значения.
— В аврорате убеждены, что подобные метаморфозы могут нарушить баланс темной и светлой магии.
— Абсолютная чушь. Каким образом? Разве доказано, что эти места превращают мага светлого в мага темного? И что вы понимаете под словом "баланс"?
— Разумное равновесие магического мира.
— Трескучая ерунда в духе реляций нового министерства. Слово "баланс" не имеет никакого отношения ни к магии, ни к равновесию. Алхимическая формула дает нам возможность определить пропорции ингредиентов, веществ и субстанций. С помощью нумерологических уравнений можно рассчитать золотое сечение для любого магического явления. Но это не имеет никакого отношения к понятию "баланс". Границы мира задаются четкими оппозициями: темное и светлое, свои и чужие, доброе и злое, мужское и женское — можно продолжать до бесконечности. Так вот, оппозиция — очень четкая и ясная вещь. И когда в ней появляется нечто третье... Оно замутняет наш разум. Мы уже не видим добра и зла — мы начинаем измерять, сколько того и другого в одном и том же и как нам в связи с нашими измерениями к этому относиться. Мы вместо того, чтобы выбирать то или другое, начинаем "балансировать" и подозревать всех вокруг, что они хотят нас подтолкнуть. Это заставляет нас чувствовать себя неуверенно. Сеет в нас страх. Сеет в нас чувство вины и, соответственно, протеста. Поэтому тот, кто вводит в обиход понятие "баланс", развязывает войну в умах.
Гермиона прочитала интервью дважды. Потом рассеянно просмотрела подборку материалов под рубрикой "Тема номера". Один из них, кстати, оказался посвящен таежной веланике и сопровождался рисунками, снятыми с ее обоев. В статье пересказывалась легенда о магглорожденной волшебнице (Мерлин! Доколе?). Ее муж — король и (кто бы сомневался) темный маг — прикладывал неимоверные усилия, чтобы убедить любимую в том, что магический мир — это ее мир, ее судьба. Для этого он привез с ее родины растение, которое она любила, как частичку своего детства. Женщина очень обрадовалась — она тосковала по родной земле. Но когда ее муж показал, что это растение на самом деле волшебное, и даже сделал ей волшебную палочку, в которую пометил листья таежной веланики, жена возненавидела его. Он испробовал все — ритуалы, беседы, угрозы и мольбы. Он изо всех сил пытался превратить ее в ведьму, ввести в магический мир и вырвать из плена маггловских страхов. Но все это вызывало у нее еще больший ужас и омерзение. И однажды она сбежала к королю соседней страны, давнему врагу ее мужа, заявила, что ее муж колдун, и дала повод развязать священную войну. Ее муж был побежден. Но она так и не нашла ни счастья, ни даже места на земле, где могла бы спокойно жить. Она ненавидела и страшилась себя. И дожила свой век отшельницей в далекой-далекой стране, где все были уверены, что она самая святая женщина в мире. Таежная веланика же с тех пор остается растением, покровительствующим магглорожденным ведьмам. Она помогает им примириться с магией в себе и с самой реальностью волшебного мира.
Ниже была помещена довольно разлогая статья о Певцах. Гермиона, конечно, читала о магии пения — редком и очень опасном даре, по-видимому, особом виде ментальной магии. В статье, естественно, все было вывернуто таким образом, что сама практика пения искажала магическую реальность. Этот вид магии был признан опасным и запрещен. Сами Певцы неукоснительно истреблялись или, в лучшем случае, исторгались из магического мира. И поскольку этот дар, как правило, передавался по наследству, вскоре среди магов не осталось не только ни одного певца, но и вообще ни одного человека, имеющего хоть какие-то способности к музыке. В статье довольно подробно описывался последний акт исторической драмы искоренения магов-певцов, пришедшийся на конец пятнадцатого века. Дело происходило в Испании, в период царствования "католических королей". Чистками занималась, естественно, инквизиция под наблюдением лично кардинала Хименеса де Сиснероса.
Мамочки...
Последнюю статью Гермиона лишь просмотрела краем глаза. Ей хватило слова "инквизиция", и она всерьез боялась наткнуться на очередную ужасающую историю из жизни магглорожденных ведьм. Вместо этого она еще раз пробежала глазами интервью Смотрицки. Ее не покидало чувство, что все, сказанное в этом интервью, было сказано именно для нее, а совсем не для читателей "Придиры". Гермиона сопоставила все то, что он писал ей раньше о палимпсесте и теперь в интервью объяснял с помощью аналогии с записями на пергаменте. Ей показалось, она поняла, что он имел в виду. Абсурд — это когда вместо одного привычного и ясного смысла на тебя наваливается множество смыслов, принять которые ты не готов. Текст-палимпсест чаще всего абсурдный. Но не бессмысленный.
Гермиона почувствовала, что начинает злиться. Что за игры в угадайку со взрослой и чертовски занятой женщиной? Она вернулась к компьютеру и, дабы успокоиться, медленно и старательно закончила начатые расчеты по Моффрэ и Жанне...
Результаты не дали повода для спокойствия. Напротив. Оказалось, что Моффрэ, скорее всего, была приговорена церковным судом к аутодафе по обвинению в ведовстве. Так же, как и Жанна — только несколько позже. Вот вам и совпадения диаграмм... Гермиона откинулась на спинку стула и запрокинула голову. Письмо Смотрицки ей придется отложить. Что ей действительно нужно сейчас сделать — так это пообщаться с Прелати.
Глава 19
Она аппарировала на лестничную площадку и уже схватилась за дверную ручку, когда за спиной прозвучал знакомый глуховатый голос:
— Вы бы хоть журнальчик припрятали, миссис Грейнджер.
Гермиона только сейчас заметила, что сжимает в руке свернутый в трубочку магический журнал. Она обернулась. Прелати стоял, привалившись бедром к перилам. Сегодня он не излучал благожелательности — напротив, взгляд его был сумрачен, между бровей пролегла складка, короткие пальцы нервно постукивали по перилам.
— Вижу, вы уже ознакомились с этим... — он поморщился, и указал глазами на журнал.
— Вы, я так поняла, тоже, — сказал Гермиона.
Он кивнул.
