Зверь лютый Книга 33. Интриганки

Тут бежит "Вестфальская стража" — силы правопорядка. Во главе с тем давешним пожилым стражником, которого Ростислава спасла от гнева Генриха Льва вчера.

— Э-э-э... Ваше эта... Высочество. Вы в порядке?

Идиотский вопрос. В каком порядке может быть женщина, которую только что поваляли по затоптанной замусоренной площадке? Заодно перепугали до смерти и порвали платье до пупа.

— На меня только что напали! С ножами! Вот эти... Слава богу, что мои воины хорошо выучены. Они прогнали злодеев.

— Охрен... Опять в мою смену. Э... ну... а остальные?

— Остальные разбежались. Но такие верные слуги нашего герцога, как вы, их немедленно найдёте и накажите. А я... я так испугалась... мне нехорошо... я отправляюсь в замок.

Это не игра. У неё в самом деле подкашиваются ноги, пульс на пределе, в глазах темнеет. Она судорожно удерживает у горла порванное платье. В прорехах которого что-то белеет и поблёскивает.

"Всегда носи кольчугу. Это тяжело, жарко, неудобно. Но стать вдруг покойником — ещё неудобнее" — советы Воеводы вспоминаются быстро и воспринимаются как непреложная истина. Потом они забываются. До следующего напоминающего случая.

Герцогиня срочно грузится в паланкин, вместе со своей Фридой, которая тоже... несколько не в порядке. Телесно и морально. И все быстренько убираются. А на заднем дворе аристократических трибун начинает исполняться стандартная последовательность любого проекта: шумиха, неразбериха, наказание невиновных и награждение непричастных. Проект: "Хай живэ и процветаэ наша Херцогиня и ридна Саксонщина".

Позже мы поняли, что Ростислава допустила ряд ошибок.

Прежде всего: она не должна быть одна. Никогда. Рядом должен быть человек, который защитит её. Или отвлечёт внимание. Или, хотя бы, назовёт её, представит. Это общее правило, но для Ростиславы, с её чужестью в этих землях, изначальной прямой враждебностью населения — особенно.

Правило — известно, многократно повторено. И... мимо. Несколько раз Ростислава весьма рискованно попадалась на эти "грабли".

Второе: одежда. Жара, привычки, скромность, нежелание привлекать к себе внимание подталкивали её к ношению довольно простых платьев с минимум украшений. Не служанка, конечно, но небогатая дворянка.

Третье: госпожа, безусловно, не должна ввязываться в свары слуг. Если бы она вернулась к Генриху и пожаловалась, то тот бы послал стражу. Да, были бы, вероятно, потери среди её людей. Но такой сплошной рубки саксонцев не было.

Всё это противоречило её жизненному опыту. Во Вщиже этих проблем не было. Она естественно, ещё будучи ребёнком с мамками-няньками, постоянно находилась под присмотром. Её все знали, да и она всех жителей знала хотя бы в лицо.

Хорошо ещё, что кольчужку она носила не снимая. Как ближневосточные правители во времена "Старца Горы". Здесь это необходимо без ассасинов.

Лев — взбешён. Посметь покуситься на его супругу! И ожидаемого наследника! На его турнире! В его присутствии!

Софочка поддерживает:

— Мою дочь! Моего внука! Казнить! Всех! И тех, кто нападал, и тех кто организовывал!

— ???!

— Генрих! Неужели ты думаешь, что подговорить такую толпу добрых саксонцев на столь вопиющее злодеяние — просто? Нет, это заговор! Во главе которого злобные, искусные и... богатые силы. Которых надо... иллюминировать.

К утру было выявлено не менее полусотни заговорщиков. Конечно, сословность, знатность и юридичность несколько ограничивали энтузиазм вопрошателей. Да и вообще — налаженной машины извлечения истины в Ольденбурге нет. Поэтому специалисты с восторгом восприняли помощь герцогини: Сверчок, парнишка с отвратительной манерой скрипеть зубами, попавшийся как-то мне на глаза на покосе в Пердуновке в момент пребывания в состоянии прополаскивания у Цыбы между ляжек... нет, это немножко не то, что вы подумали, и доросший, после ученичества у Ноготка, до штатного палача в караване Ростиславы, а также Конрад, Беня и Егорушка, как знатоки местного наречия, были приняты с радостью.

Эта команда и представила показания допрашиваемых о том, что имел место быть разветвлённый заговор против герцогини. Инспирированный сторонниками Плантагенетов, никак не смирившихся, что их принцессу отставили. Являющийся, однако, частью заговора против герцога. Причём нити ведут в Монпелье. Где, как известно, пребывает враг империи и веры Христовой антипапа Александр III. Увы, источник этой ценной информации внезапно скончался. От передозировки калёного железа по гениталиям. Но если их Высочество позволит порасспросить некоторых высокородных...

Надо понимать, что показания, данные под пыткой или угрозой жизни, в судах Саксонии не признаются. Генриху приходилось использовать подобные методы во время борьбы с Асканиями и тогдашним императором за Саксонию. Не для передачи дел в суд, конечно, а в... оперативно-розыскных целях: Медведь прилагал немало сил, чтобы устранить юного ещё Львёнка. Именно здесь, в Ольденбурге, есть семьи, которые тогда поддерживали Медведя, а год назад местного графа Кристиана, против Льва.

С другой стороны: на турнире множество иностранцев. И давать им повод усомниться в прочности власти герцога... Поэтому дело спустили на тормозах. Десятку злодеев, изобличённым в "умысле на правящий дом", отрубили головы. Несколько "перспективных персонажей" отправили в Брауншвейг для дальнейшей разработки.

— Да на кой они? Только расходы на содержание и охрану.

— Мой милый зять. Подумай о той благодарности, которая ждёт тебя от Барбароссы, если удастся выявить агентов лже-папы.

— Ерунда! Заговор был против меня.

— А ты — "столп Севера". Верная опора императора. Если здесь... развалится, то Барборосса не пойдёт в Италию.

Снова вечерний пир. Вот только теперь, на фоне обычного объявления победителей, воспевания их доблести и мощности, проскакивает чей-то вопрос:

— А где ж Матильда? Которая Голштинская?

Ростислава мгновенно напрягается. Ну! Вот сейчас...!

Два рыцаря из свиты графини переглядываются и старший отвечает:

— Госпожа просит извинить, но она... несколько нездорова.

Окружающие дружно кивают:

— Что возьмёшь... бабы... они такие...

Хочется вскочить, заорать:

— Да что ж вы все врёте?! Я же сама вчера утром видела её с перерезанным горлом!

Страшная своей неуверенностью мысль:

— А может... я ошиблась? Вот же взрослые благородные мужчины. Рыцари. "Лемминги не могут быть неправы. Ибо их много".

И чёткая фраза, несколько раз звучавшая там, на Востоке, за тысячу вёрст отсюда: "Верить нельзя никому. Мне — можно".

Пока Ростислава судорожно соображает: то, что она видела своими глазами — правда или бред? — добрый, сочувствующий голос матушки:

— Бедняжка. Доченька, надо помочь. Сестре по несчастию. У нас, господа, есть прекрасная лекарка. К тому же, весьма высокого происхождения — боярыня Рада. Надо послать её к страждущей.

— Да. Немедленно.

Рыцари мнутся:

— Э-э... но... сейчас уже поздно.

И снова чуть укоряющая тирада тёщи:

— Вот. Таковы все вы, мужчины. Даже лучшие из лучших — саксонские рыцари — остаются эгоистами и себялюбцами. Скажите уж прямо, что не хочется вылезать из-за столь богатого стола ради помощи бедной страдающей женщине. Рада, съезди. И прихвати с собой охрану. На всякий случай.

Конечно, Раду пытались не пустить.

Кого? Боярыню Раду?! Которая штатно выносила мозги и мне, и суздальскому окольничему, и многим иным? Она довольно быстро довела уловки-увёртки местных до лобового конфликта. И Ивашка, командовавший её "выездом", вытащил гурду. Про его саблю и так уже слухи... нехорошие. А уж после сегодняшней мясорубки вокруг Фриды...

Конрад нашёл, по описанию от Фриды, её подругу Эмили. Объяснил, что с ней будет, если она соврёт. И та, позаливавшись слезами, сказала правду: вчера утром графиня со своим... другом ушла. И больше не возвращалась.

Понятно, что разбудить герцога до утра после такого пира никто не рискнул. Но на завтрак новость вывалили.

— Как — "никто не знает"? Сыскать!

— А кому? А где? А надо ли?

Были озвучены гипотезы:

a) графиня узнала нечто важное и уехала домой;

b) графиня уехала с любовников на Рейн;

c) любовники раскаялись и отправились по святым местам;

d) любовники решили тайно обвенчаться и сейчас празднуют "медовый месяц", а мы тут головы ломаем;

e) их всех украли злые басурманы для выкупа, скоро сообщат — где и сколько;

f) они просветлились под влиянием одного из проповедников, слетевшихся на турнир, как мухи на мёд, сейчас постятся в тишине и уединении, дабы вскоре явить миру открывшуюся им высшую истину. Аминь.

Латинский алфавит короче кириллического, однако даёт достаточный простор. Для разнообразных домыслов.

Что характерно: мысль о том, что их могли просто зарезать — не озвучивалась. Это ж баба! Бабы мрут от дурости, болезней и родами. Могут зарезать нищенку, проститутку, воровку. Но это ж графиня!

То, что она и её спутник были в одеяниях простонародных — в головах аристократов не задержалось, на мыслительный процесс не повлияло.

Ростислава, сидевшая на завтраке как на иголках, то краснела, то бледнела. И была потрясена ограниченностью мышления саксонцев.

Позже она примерила умозрительно эту ситуацию на себя. И поняла: ждать от местных помощи, розысков — бессмысленно. Будут, конечно. Но поздно и не там. Просто мозги не так устроены. Поэтому надо готовить, учить своих. И не попадаться. Просчитывать наперёд всякую ситуацию. Носить кольчугу, не ходить одной, сообщать — куда и надолго ли. Во Вщиже таких забот не было, там это получалось само собой. Здесь — думать и предвидеть. На каждом шагу. Или — забиться в свои покои и носа не высовывать.

* * *

Ничего нового. Для меня. Для всякого попаданца. Отсутствие постоянного, с рождения окружающего, кокона. Отсутствие всеобъемлющего набора накатанных до автоматизма стереотипов — как смотреть и что видеть, как оценивать и что делать. Привычки приходится заменять осознанными размышлениями и действиями. Пока они не становятся новыми привычками.

* * *

Уточню: Ольденбург не такой большой город. Одни-двое похорон в день в нормальных условиях. На десяток приходов — ни о чём. Все всех знают, родственники-соседи-друзья. Средневековые сообщества невелики и плотно связаны. Исчезнуть в своей общине... очень непросто. Тайком умереть и быть "без звона" похороненным? — Невозможно.

Именно так даже не думают — чувствуют местные. Аксиома. "Это ж все знают".

Но — турнир. Масса — тысячи — приезжих. Понятно, что они тоже не одиночки. Если кому-то на арене пробили голову, то его спутники и вынесут, и отпевание закажут и молебнов отстоят. А вот вне таких групп... нищие, попрошайки, "тысячи всякой сволочи"... Если в воровской шайке пропал один из "шаечников", то могут и не озаботиться.

Поэтому когда божедомы притащили в первый день турнира десяток покойников на городское кладбище — никто не удивился. Нормальных людей свои к церквам привозят, а эти... мусор безымянный. Чохом отпели и закопали. Этому поспособствовал и внешний вид покойников: голые. Нищие среди нищих. Коллеги-побирашки спёрли последние тряпки. А "маскарадная" их одежда, была, видимо, и впрямь снята нищебродами. И успешно продана: это же не уникальные дорогие вещи аристократов, которые мгновенно "засвечиваются" на торгу.

Другая сторона — свита графини — задергалась только к ночи. И очень ограничено: госпожа велела не болтать. Тайная прогулка инкогнито в рамках как бы тайной связи.

Вместо ярких действий Ростиславе и Софье пришлось ждать. Старательно не вспоминая ту Матильду, не выказывая к её исчезновению никакого интереса. К концу турнира установилось мнение, что графиня и её спутник получили внезапное известие, которое заставила их немедленно отправится домой. Даже, вроде бы, и очевидцы сыскались.

— Ну что, доченька? Лопухнулись мы с тобой. Столько переживаний, риск какой! А всё попусту! Вот же идиоты! Хозяйку потеряли, а сами и не заметили! Завтра голштинцы домой отправляются, графёныша увозят. И все наши планы-надежды... прахом по ветру.

— Ничего не изменилась. Скажи Генриху, чтобы послал кого-нибудь из дворян своих. Проведать графинюшку. А то неловко как-то получилось: уехала, не попрощалась, благодарности за приглашение не высказала. Может, случилось чего, может помощь какая надобна.

И, посматривая на Софью, которая была уже в каких-то новых замыслах, напомнила:

— Закон, матушка. Закон Саксонский. У малолетнего сироты должен быть опекун. Кто?

Конец сто тридцать первой части

Часть 132 "Лишь мы одни имеем право, а...".

Глава 669

Прошло полгода. Тёмной декабрьской ночью со стен старинного, ещё времён императоров Оттонов, замка Хитцаккер заметили двигающуюся от Эльбы конную кавалькаду с факелами. Обойдя одноимённый городок, всадники начали подниматься к замку, поставленному на краю гряды невысоких холмов, подходящих, к неширокой, в здешней местности, долине реки.

Подъёмный мост был поднят, и всадники долго перекрикивались со стражниками на стенах, разнообразно смешивая германские и вендские ругательства. Славянское наречие здесь, в этой части левобережья Эльбы, продержится (в РИ) до середины 18 в.

Наконец, пришельцев пустили внутрь, но прошло не менее получаса, прежде чем предводитель кавалькады был проведён на третий этаж донжона, в небольшую тёмную комнату с закрытыми окнами, где навстречу ему кивнула невысокая женщина в тёмном платье, кутающаяся в меховую накидку.

— Ваше Высочество, позвольте мне, Гунцелину фон Хагену, графу Шверина и Илона, верному слуге Вашей милости, засвидетельствовать свою радость по поводу рождения вашего сына и будущего герцога Саксонии. Сердца всех патриотов Ост— и Вест— Фалий переполняются восторгом и уверенностью в процветании всего нашего края при получении этой новости.

— Присядьте, фон Хаген. Когда вы стоите — вы занимаете слишком много места, вы слишком... громоздки.

Мужчина покрутил головой, выглядывая лавку в полутьме комнаты. Уселся, поелозил, пытаясь устроиться на узеньком и, кажется, не слишком крепком сидении. Женщина внимательно посмотрела на него. И присела за стол, накрытый чёрной материей.

Посетитель задёргался. То ли от неуверенной позы на хлипком сидении, то ли при виде стола.

Столы, конечно, в Саксонии есть. Но нет таких. Позднее, через столетия, их назовут письменными, двухтумбовыми. Пока — бывают обеденные, разделочные. На них и пишут те немногие, кому это необходимо. Ставят наклонные подставки, чтобы видеть текст не сильно сгибаясь. Или занимаются этим стоя, за конторками. Человек за письменным столом... для Гунцелина — первый раз в жизни.

Ещё. Владетельная особа принимает вассала сидя или стоя. А тот стоит или, ежели будет соизволение, сидит сбоку на лавке. Между господином и вассалом пустое пространство. Всегда.