Коньи повторил свое обещание де Кастру о воздушно-десантном батальоне, но ограничил свое обещание о дополнительной воздушно-десантной группе до тех пор, пока «противник, разложенный или измотанный вашим агрессивным сопротивлением не покинет игру». Что касается проблем снабжения Дьенбьенфу по воздуху, Коньи полагал, что продолжающиеся непостоянные посадки самолетов, особенно легких и вертолетов из Мыонгсай, останутся выполнимыми.
Коньи также рекомендовал, по возможности максимально спутать планы атаки на Дьенбьенфу и ввести в заблуждение его разведку о французских боевых порядках строительством ложных артиллерийских позиций и периодическим перемещением полевых орудий на запасные огневые позиции.
Когда этот приказ достиг Дьенбьенфу, посадка легких самолетов и вертолетов стала почти невозможной. Последний С-47, вылетевший целым и невредимым, поднялся в воздух 27 марта. Последний вертолет или легкий самолет покинул долину в последний день месяца. Что касается оборудования ложных огневых позиций и введения в заблуждение разведки противника, то это имело мало смысла в ситуации, когда каждый доступный ярд местности был уже забит пехотой, складами и артиллерийскими орудиями. Более того, все французские пехотинцы и саперы лихорадочно работали над поддержанием или улучшением существующих полевых укреплений. Кроме того, наблюдатели коммунистов с обычными полевыми биноклями могли читать каждое движение французов днем как открытую книгу, и в любом случае, постоянный поток пленных и дезертиров гарантировал разведке противника постоянный поток свежей информации. «И таким образом» — продолжал Коньи, — «вы будете отражать атаки до того дня, когда сезон муссонов сделает их невозможными».
Затем Коньи продолжил объяснять де Кастру, что, чтобы избежать удушения, он должен в первую очередь попытаться подавить зенитную артиллерию противника и наносить наступательные удары пехотой, «чтобы еще больше оттеснить слишком дерзких артиллеристов и слишком предприимчивых пехотинцев».
Коньи, должно быть, понял, что французы в Дьенбьенфу также пострадают от дождей. Тем не менее, с беспечностью стиля, сложно передаваемой в переводе, он рекомендовал де Кастру перенести центр тяжести всей позиции с низменностей к западу от Нам-Юм на линию высот на востоке, как будто никогда не было сражений за залитый кровью ОП «Беатрис» и крутые холмы в джунглях к востоку от «Элиан», и как будто 312-я и 316-я дивизии Народной армии были математическими абстракциями. Что касается французской артиллерии в ОП «Изабель», Коньи дал одну рекомендацию: поскольку орудия были установлены для стрельбы в направлении Дьенбьенфу, их было бы легко защитить, закопав глубоко в землю в казематах. Тот факт, что в ОП «Изабель» не было ни одной лишней доски, очевидно, никогда не приходил в голову генералу Коньи. Более того, ОП «Изабель» постоянно находился под артиллерийским огнем. Наконец, он постоянно призывал де Кастра держать в резерве два полных батальона, если не три. Эта рекомендация была дана, когда у Лангле была ровно одна смешанная рота легионеров и десантников под командой капитана Филиппа как общий резерв для всего Дьенбьенфу.
В заключение Коньи заверил де Кастра, что полное следование директиве обеспечит ему победу:
«Поэтому вы победите. Вы задержите атаку, вы выиграете оборонительное сражение и вырветесь из Дьенбьенфу. Затем вы перейдете к фазе развития успеха, чтобы, по крайней мере, вы могли уменьшить напряженность для своей организации и приступить к выводу на отдых подразделений, которые этого вполне заслужили.»
Вот-вот была должна начаться вторая фаза битвы. Утром 24-го марта, иностранные легионеры 1-го батальона 2-го пехотного полка Иностранного легиона, обнаружили траншеи коммунистов, приближающиеся к колючей проволоке ОП «Югетт 6» на расстоянии едва превышающем пятьдесят метров и вышли с танками, чтобы их засыпать. Позже, в тот же день, 6-й колониальный парашютный батальон, поддерживаемый танковым взводом сержанта Не, снова приступил к процедуре разблокирования дороги в направлении ОП «Изабель», но напоролся на еще один блок-пост коммунистов у Бан Онг Пет. На этот раз коммунисты были готовы бороться с танками. Метко выпущенная из базуки бойцом Вьетминя ракета повредила танк «Позен», который пришлось отбуксировать обратно на базу.
В 16.00 транспортный самолет был сбит огнем зениток противника и потерпел крушение на рисовом поле. Весь экипаж погиб. Позже склад 120-мм минометных мин был поражен огнем противника и взорвался с оглушительным грохотом.
Четверг — суббота, 25-27 марта 1954 года
На рассвете 25 марта траншеи коммунистов обвились, подобно щупальцам, вокруг ОП «Доминик», особенно вокруг «Доминик-1» и «Доминик-6». Положение «Доминик-6» стало настолько опасным, что Лангле решил вывести измотанную 2-ю роту 5-го вьетнамского парашютного батальона и прикрыть район фланкирующим огнем с более высоких фланговых позиций «Доминик-1» и «Доминик-2». 24 марта солдаты Вьетминя зашли на вершину «Доминик-6». 4-я рота 5-го вьетнамского парашютного батальона вновь заняла ее контратакой после короткого артиллерийского налета. 25 марта «Доминик-6» был дополнительно усилен 3-й ротой, занявшей там позицию, чтобы прикрыть фланг 8-го ударного парашютного батальона майора Турре, который пытался расчистить подходы к «Доминик-1». Когда противник атаковал десантников, завязалась перестрелка. К югу от ОП «Доминик» 1-й парашютный батальон Иностранного легиона Гиро и остальная часть 5-го вьетнамского парашютного батальона Ботелла при поддержке танкового взвода Не, также занимались зачисткой от проникших бойцов Вьетминя со стороны «Элиан-4». Перо, французский армейский фотограф, участвовал в этом бою и его фотографии были, вероятно, последними французскими фотографиями, покинувшими долину. Его заметки за день ясно указывают на улучшение морального духа гарнизона:
«Штурм траншеи с ручными гранатами — вызвал шквал гранат Вьетминя — стрельба наших танков — потрясающая атмосфера! У меня должно быть несколько очень красивых фотографий. Закончилась 35-мм пленка. Две «Дакоты» сбиты зенитным огнем Вьетминя… пленки (для меня?) не оставляют сомнений в отличном боевом духе пилота второго сбитого самолета...»
Дальше к югу, настала очередь марокканцев майора Николя пробивать дорогу к ОП «Изабель». Недалеко от Бан Лой они обнаружили блиндажи Вьетминя и был вызван танковый взвод аджюдана Каретта. В конце концов, потребовалось также прибытие танкового взвода из ОП «Изабель», чтобы вновь пробиться по дороге на юг.
Далеко на севере, где находился аэродром, как бесконечная пустыня по сравнению с тесными квадратами остальной части Дьенбьенфу, подразделение ВВС под командованием старшего сержанта Пейрака отчаянно прорывалось вперед средь бела дня к одну из сбитых транспортных самолетов, упавшему, но не загоревшемуся. Из шести человек в спасательном отряде четверо, включая Пейрака, были ранены осколками снарядов коммунистов. И все же им удалось вытащить контуженый экипаж из самолета до того, как его уничтожили наводчики коммунистов.
За пределами аэродрома, «Югетт-6» и «Югетт-7» вели свое уединенное существование в трех километрах от центра Дьенбьенфу и были отделены от него пустынным пространством аэродрома. Траншеи Вьетминя были теперь близко. На самом деле, ситуация стала настолько критической, что 26-го чтобы засыпать траншеи, душившие «Югетт», контратаковали две роты 1-го парашютного батальона Иностранного легиона, усиленные двумя полными танковыми взводами. 27-го горцы-тай из 2-го батальона майора Шенеля таким же образом зачистили «Югетт-7». В отличии от 3-го батальона тай, который бросил ОП «Анн-Мари» неделей раньше, 2-й батальон тай еще держался. Однако, его позиция на внутреннем обводе ОП «Элиан» никогда не была такой открытой как у 3-го батальона, и он не был так подвержен пропаганде коммунистов, как 3-й батальон тай.
Но пока сражение на земле продолжалось, крутились маленькие шестеренки военной бюрократии. Очень немногое из того, что произошло в Дьенбьенфу можно отнести к юмору, но 26 марта произошли два забавных события. Французская армия в Индокитае, из уважения к многочисленным военнослужащим-мусульманам, каждый год организовывала для нескольких из них авиаперелеты в священный для мусульман город Мекку. Поскольку, согласно религии мусульман, человек совершивший хадж (паломничество), мог быть уверен в частичном отпущении своих грехов в загробной жизни, и уважении со стороны соратников и сограждан, эти паломничества были очень востребованы. Поэтому не было ничего удивительного, когда сержант Садок, марокканец из 31-го саперного батальона, получил обычную телеграмму, сообщавшую, что он получил разрешение немедленно отправиться в паломничество в Мекку. У Гренье, другого сержанта того же батальона, была другая проблема. Срок его военной службы истек, и учитывая ситуацию в Дьенбьенфу, он не собирался его продлевать. Поэтому он отказался от повторного зачисления на службу. С другой стороны, французской армии было сложно его репатриировать. Тем не менее, сержант категорически отказался записываться на службу. Так что он стал единственным «гражданским», несущим там боевое дежурство. Отдел по вопросам личного состава в Ханое 26 марта направил саперам бюрократическую радиограмму о том, что хотя «срок службы сержанта Гренье подошел к концу, его отказ продлевать срок службы, похоже, не требует немедленных административных действий». Невезучий бедолага получит осколок снаряда в грудь 16 апреля.
Наконец, в тот день 155-мм контрбатарейные орудия солидно увеличили свой счет: три из четырех 75-мм гаубиц батареи коммунистов, прозванной французами «YJ», расположенной в двух километрах к востоку от ОП «Изабель» были уничтожены прямыми попаданиями. На протяжении всего сражения, таких удачных попаданий будет немного.
Тем временем продолжалась бойня транспортных самолетов. Одна «Дакота», пилотируемая капитаном Бёглином, была сбита к западу от «Югетт» вечером 26 марта, но экипаж был спасен. Сам самолет горел как огромный погребальный костер, в течение нескольких часов. 27 марта в 07.00 капитану Дартигу удалось посадить свою «Дакоту» №267 и принять на борт полный груз раненых. Он благополучно доставил их в Ханой и сразу же начал второй рейс, только что того, чтобы быть сбитым в 10.00 на подлете к «Элиан». Весь экипаж погиб. В 17.50 еще одна «Дакота» из транспортной авиагруппы 2/63 «Сенегал» врезалась в землю к западу от ОП «Клодин». Она горела как факел. Сержант Пейрак и его спасательная команда мчались под обстрелом через аэродром, колючую проволоку и мины вокруг «Клодин», таща за собой углекислотные огнетушители, но они опоздали. Весь экипаж погиб. Позже, тем же вечером, последний транспортный самолет, пилотируемый капитаном Буржеро удалось приземлиться в Дьенбьенфу и забрать девятнадцать раненых, которые с тревогой ожидали в дренажной канаве возле стоянки на аэродроме. Самолет взлетел под градом минометных мин. Его экипаж (который, как и все санитарные самолеты в Индокитае включал медсестру из Женской службы ВВС), не знал об этом, но их рейс был последним, благополучно вылетевшим из укрепрайона.
В тот вечер два человека приняли решение о трагической ситуации с транспортными самолетами над Дьенбьенфу. Одним из них был полковник Нико, командующий транспортной авиацией в Ханое; другим был полковник де Кастр. Нико отправил в 19.30 сообщение генералу Лозену, главнокомандующими французскими ВВС на Дальнем Востоке:
«Вряд ли стоит настаивать на необходимости прекращения этой резни. Но экипажи самолетов, вдобавок к очевидной физической усталости, испытывают психологический шок… Необходимо немедленно прекратить низковысотные сбросы грузов с парашютами, и я отдал приказ сделать это с сегодняшнего вечера».
Для С-47 это означало, что дневные выброски с парашютом поднялась с 2500 футов до 6500 футов, а позже, когда зенитная артиллерия противника стала еще более совершенной и в значительной степени оснащенной советскими 37-мм пушками, до 8500 футов. В свою очередь, это означало, что грузы с парашютами должны были оснащаться устройствами замедления раскрытия на небольшом пиротехническом заряде, раскрывающими парашюты на заранее заданной высоте. Первые опыты с замедлителями оказались катастрофическими, потому весь груз либо попадал в руки противника, либо замедлитель вообще не срабатывал, и груз падал внутрь Дьенбьенфу, как бомба.
Де Кастру пришлось также столкнуться с тем фактом, что Дьенбьенфу погибнет и погибнет быстро, если ему не удастся временно подавить зенитный огонь противника, который превращал всю его систему материально-технического снабжения в руины. Неясно, действовал ли де Кастр по своей собственной инициативе, или по указанию из Ханоя, но 27 марта в 19.00 он позвонил майору Бижару, чтобы спланировать ограниченное наступление против гнезда легких зениток коммунистов возле Бан Онг Пет, в 2,5 километрах к западу от ОП «Клодин». С джентльменской сдержанностью, де Кастр сказал широкоплечему майору, которого он еще не слишком хорошо знал:
— Мой маленький Брюно (псевдоним Бижара с времен французского Сопротивления), тебе придется пойти и достать эти вьетнамские зенитки на западе.
— Когда ты хочешь этого хочешь?
— Завтра. У тебя есть карт-бланш. Бери все что тебе понадобится и организуй дело, как ты того пожелаешь.
— Хорошо, — сказал Бижар. — Я это сделаю, но я хотел бы сделать несколько замечаний: тебе придется смириться с довольно серьезными потерями среди лучших из имеющихся у тебя частей; и ты оставляешь мне очень мало времени, чтобы подготовить как положено операцию такого рода, которая должна быть точной, филигранной и быстрой и где каждый должен быть полностью проинформирован о своей задаче.
Бижар устроился в углу штабного командного пункта (его собственный командный пункт не был оборудован для таких скучных дел, как составление планов и написание полевых приказов) и лихорадочно работал в течение следующих шести часов. В два часа ночи в воскресенье 28 марта, он был готов поставить задачу командирам частей, которые через четыре часа будут участвовать в операции.
Воскресенье, 28 марта 1954 года
Постановка задачи, проводимая Бижаром в 02.00, была замечательной во многих отношениях. Он был майором, командиром батальона, который «дирижировал» операцией с участием пяти батальонов, требующей поддержки с воздуха, прибывающей с баз расположенных более чем в 200 милях, и огневой мощью двух полных артиллерийских дивизионов под командованием полковника. И все же, это был Бижар и это было в Дьенбьенфу, и, казалось, никто не возражал. На самом деле в Дьенбьенфу все старшие офицеры по общему согласию решили покончить с обычными военными формальностями и называть друг друга не только по именам, но и с французской фамильярностью на «ты». Постановка задачи Бижаром включала не только людей, непосредственно связанных с операцией — командиров трех десантных батальонов, Турре из 8-го ударного, Гиро из 1-го Иностранного легиона, капитана Тома, который командовал 6-м колониальным, с тех пор как Бижар был назначен командующим контратакующими силами и Клемансона, командующего 1-м батальоном 2-го пехотного полка Иностранного легиона на «Югетт» — но также вежливого и выглядящего как школьник капитана Эрвуэ, все еще командующего своим танковым эскадроном, с обеими руками в гипсовых повязках, полковника Вайан, командующего артиллерией, после самоубийства Пирота и, наконец, мертвенно-бледного (ибо он сильно страдал от амебной дизентерии) майора ВВС Герена.
