Хейсар. (Меченый - 3)

— Дальше...

— А виновными в их гибели она считает баронессу Мэйнарию д'Атерн, главу гильдии лекарей мэтра Регмара из Молта, начальника Тайной службы Арзая Белую Смерть, короля Неддара Латирдана и... — брат Дайтер сделал маленькую паузу — некоего Бездушного по имени Кром...

— Ничего себе списочек! — восхитился Рон.

— Да, брат! Список — что надо! И, что самое интересное, это не просто слова: она уже предложила главе Вейнарского братства Пепла тысячу золотых за голову Бездушного и две — за целую и невредимую леди Мэйнарию д'Атерн!

Рука Ансельма сама собой изобразила животворящий круг, а губы прошептали первые слова Благодарствия. Оба иерарха, конечно же, подхватили и дочитали молитву до конца. А когда закончили, глава Ордена удовлетворенно хмыкнул:

— Деньги, как вы понимаете, нам не нужны. А вот услуга...

Глава 35. Негзар Мышь.

Четвертый день первой десятины второго травника.

В подполе 'Королевской охоты' течения времени не чувствовалось вообще. Мерная свеча прогорела еще в первый день, а зажигать новую Юлай не захотел, поэтому смену дня и ночи Негзар определял по промежуткам между появлениями хозяина постоялого двора — 'днем' они были короче, 'ночью' — длиннее. Правда, иногда за длинным промежутком следовал еще более длинный, но это было нормально — Аттарки, переворачивающие вверх дном чуть ли не весь Шаргайл, наведывались на постоялый двор чуть ли не два раза в сутки, и Нур Ушастый спускался вниз только тогда, когда был уверен в том, что его никто не видит.

Еды и питья в убежище было предостаточно, и если бы не вонь от нечасто опорожняемого ведра, которое использовали в качестве ночной вазы, то пребывание в нем можно было бы считать отдыхом. Хотя нет, отдыхом было как раз нельзя, ибо Негзар чувствовал, что Аютэ только делает вид, что смирилась, а на самом деле ждет момента, когда можно будет воспользоваться оплошностью похитителей и сбежать.

Хотя со стороны ее поведение выглядело безупречным — в промежутках между приемами пищи или отправлением естественных потребностей она либо лежала, либо сидела на своем топчане и бесстрастно смотрела перед собой. Но когда Мышь ослаблял ремешки, связывающие ее запястья и щиколотки, чтобы не дать застояться крови, она начинала напоминать изготовившуюся к прыжку Снежную Смерть.

Во время еды это ощущение усиливалось еще больше — Два Изумруда очень внимательно следила за своими похитителями и была готова ударить в любой момент. Поэтому в такие моменты Юлай, чувствовавший ее настроение не хуже Негзара, предпочитал не есть, а сидеть, прижавшись спиной к деревянному щиту, прикрывавшему выход из подпола, и угрюмо смотреть на нее. Демонстративно поигрывая своим кот'та.

В отличие от Подсвечника, Мышь почти не дергался, а большую часть времени смотрел в лицо СВОЕЙ женщины, восхищаясь силой ее духа и предвкушая будущий лар'ват :

'Ори'дарр'иара! Настоящая! Не то, что Тайши Медовые Уста!'

Сравнивать йарр'ваз старшего брата Мыши с Аютэ было приятно: Тайши первые две десятины после тэй'ю напоминала зайца, пойманного в силки — ходила по сарти, опустив взгляд, вздрагивала при виде мужчин и, по рассказам женщин, плакала по ночам, а Два Изумруда не боялась никого и ничего. Первую приняли в род крайне неохотно, но уважать Алдира стали заметно меньше: настоящий Гатран не должен был выбирать в жены урр'эйт . Вторую приняли бы в любой род, и наверняка стали бы превозносить того, кто ее похитил.

Правда, иногда, пытаясь поймать ледяной взгляд Двух Изумрудов, Негзар ловил себя на мысли, что предпочел бы, чтобы она была чуть более мягкой: надеяться на то, что у Аютэ эйди'ло'суари наступит раньше, чем через листвень, мог только эйдине.

'Ничего, лар'ват-другой — и она поймет, что я достойный противник... — успокаивал себя он. — Еще через десяток — сделает первый шаг навстречу, а там недалеко и до но'ньер ...'

Успокаивал, но не успокаивался: если тут, в подполе, наедине с похитителями, Аютэ вела себя как лам'наш'ги в толпе айти'аров и даже Юлаю казалась тверже слезы Эйдилии, то ее можно было не сломать даже после сотни лар'ват!

В такие моменты по спине Мыши пробегал неприятный холодок. И чтобы избавиться от него, приходилось опускать взгляд с лица Аютэ на ее грудь или бедра. Страх тут же куда-то улетучивался, а на смену ему приходило сначала безумная, ни с чем ни сравнимая радость — как бы ни был сложен будущий лар'ват, эта женщина УЖЕ принадлежала ему, Негзару! — а потом такое же безумное ЖЕЛАНИЕ: надевать араллух Мыши Аютэ отказалась еще в первую ночь после похищения, поэтому ее прелести скрывала одна лишь ночная рубашка.

Пожирать взглядами вожделенные округлости и ничего не делать было невыносимо. Не смотреть — еще хуже. Поэтому через некоторое время непрекращающаяся боль внизу живота становилась еще сильнее, а в глубине души начинало появляться раздражение. На Аттарков, никак не желающих смириться с потерей одной из женщин. На Юлая, безвылазно торчащего в схроне. На себя, неспособного бороться со своими желаниями. И на нее, Аютэ, даже не пытающуюся прикрывать свои прелести от посторонних.

Увы, унять сородичей Двух Изумрудов вдвоем было невозможно, злиться на Подсвечника, не позволявшего себе ни нескромных взглядов, ни двусмысленных слов, ни каких-либо намеков — глупо, справляться со своим вожделением — слишком сложно, а ненавидеть ту, о которой он мечтал чуть ли не всю свою жизнь — невозможно. Хотя, наверное, и стоило: Аютэ относилась к нему с Юлаем, как к чему-то неодушевленному — как к столу, табурету или к бочке с нечистотами. Поэтому вела себя так, как будто ее окружали одни женщины: задралась рубашка? И Двуликий с ней! При перевороте с бока на бок из выреза вывалилась грудь? Ну и пусть! Во сне обнажилось бедро? И что с того?

Особенно сильно это ощущалось тогда, когда она справляла естественные потребности: вместо того, чтобы приподнимать подол связанными руками, Аютэ замирала рядом с ведром и выгибала бровь. Юлай тут же отворачивался, а Негзар, облизывая враз пересыхающие губы, вскакивал с топчана и шел к ней. Задирал рубашку чуть ли не до живота — и терялся от ее равнодушия: хейсарка, впитавшая а'дар с молоком матери, совершенно спокойно приседала, крайне неторопливо делала свои дела, а потом ждала, пока он, МУЖЧИНА и ВОИН, обмоет ей лоно!!!

Обмывал. Трясущимися от унижения руками. Кусал губы. И мысленно обещал себе, что как только они доберутся до Каравата, покажет ей ВСЕ ГРАНИ до'ери .

А когда это издевательство прекращалось, он, вернувшись на свой топчан, начинал вспоминать, как выглядели ее прелести, насколько теплой и приятной на ощупь была ее кожа и как близко он, Негзар, был от Аютэ. Тут мысли срывались по привычному кругу — и он, прикипев взглядом к телу или лицу своей женщины, снова начинал восхищаться силой ее духа и предвкушать будущий лар'ват...

...Очередное появление хозяина 'Королевской охоты' застало Мышь как раз во время перехода от бешенства к восхищению — Аютэ, только что справившая нужду, успела лечь и, не обращая внимания на неудобства, причиняемые связанными за спиной руками, бесстрастно смотрела в низкий потолок. Услышав условный стук в щит, он нехотя оторвал взгляд от ясно очерченных рубашкой полушарий ее груди и на всякий случай вытащил из ножен пару алчигов.

Юлай, вот уже пару часов пытавшийся задремать, мгновенно стряхнул с себя сонное оцепенение и, отодвинув свой топчан в сторону, скользнул к стене.

— Эт я, У-э-шастый... — раздалось снаружи, а через мгновение в отверстии показалась растрепанная грива Нура. — С на-э-востями...

Это его 'э-э-э', повторяющееся чуть ли не через слог, внезапно вызвало у Мыши приступ неконтролируемой злости: подскочив к лазу, он вцепился в плечи хозяина 'Охоты', резким рывком втащил его внутрь, поставил на ноги, пару раз встряхнул и рыкнул в испуганное лицо:

— Говори!!!

— С-скажу! Ща-а-а!!! — перепуганно взвыл Нур и, вырвавшись из его рук, затараторил. — Обоз при-э-был... Из Кара-э-вата...

— Обыскивали? — встревоженно поинтересовался Юлай.

— Дык!!! — одернув подол рубахи, заулыбался Ушастый. — Ча-э-тырежды! Па-э-дароге и тута! Но груз, э-э-э, не на-э-шли...

— А че наверху? День? Вечер?

— Ночь... Аттарки ушли ды-ва часа на-э-зад... Мои все спят...

— Отвел?

— Дык...

— Куда?

— На второй... В пе-э-рвую справа...

— Понял. Сейчас поднимусь...

Говорить два раза не понадобилось — толком не дослушав его последней фразы, Нур опустился на четвереньки и неожиданно шустро для довольно грузного тела исчез в темной, почти черной, дыре.

Проводив его взглядом, Юлай неторопливо прошел в дальний угол, поднял с пола свою котомку, вытащил из нее какой-то свиток, внимательно проглядел и сунул его за пазуху:

— Ну, наконец-то! Не знаю, как ты, а я уже заждался...

Негзар криво усмехнулся — он ждал не приезда какого-то там человека, а возможности покинуть Шаргайл с Аютэ и обещанными деньгами.

Поняв, о чем он думает, илгиз ухмыльнулся:

— Еще пару дней ожидания — и Аттарки решат, что мы выбрались из Шаргайла еще в первую ночь...

— Решат. Но поиски не прекратят... — хмуро буркнул Мышь.

— И что? Тайник в телеге они не нашли, значит, мы выберемся! — уверенно сказал Юлай, хлопнул Негзара по плечу и подошел к лазу: — Ладно, мне надо идти... Ты тут поаккуратнее!

Негзар равнодушно пожал плечами — мол, справлюсь — поднял щит, чтобы закрыть его за Подсвечником, дождался, пока тот опустится на колени перед лазом, и неожиданно для себя услышал ехидный смешок илгиза:

— Да, чуть не забыл: меня не будет больше часа! Не теряй времени, мужчина...

'Он — долинник, поэтому не понимает, что несет...' — пытаясь не думать о предоставленной ему возможности, мысленно буркнул Мышь. — 'Лар'ват — это... это...'

Слова, которые должны были описать то, как он видит первый бой, находиться не желали. Видимо, потому, что он вдруг представил себе, как наматывает ЕЕ волосы на левый кулак, как выгибает ЕЕ шею назад и как впивается губами в ЕЕ губы...

Картинка получилась такой четкой, что во рту тут же пересохло. Бросив взгляд на Аютэ, все так же безучастно глядящую в потолок, он шагнул к столу и сделал еще несколько глотков. Прямо из кувшина.

'Я устрою лар'ват в Каравате...' — пообещал себе Мышь. — 'Получу обещанные деньги, сниму комнату на лучшем постоялом дворе, запрусь в ней дня на три-четыре и...'

Что будет после этого 'и', он увидел совершенно четко: сначала он снимет с себя перевязь с алчигами и пояс с кинжалом, и положит оружие на стол. На свободное место между кувшином с белогорским и тарелкой, на которой сиротливо лежит недоеденный кусок сыра. Потом вспомнит про засапожник — и с силой воткнет его в столешницу. Потом промочит горло еще парой глотков хорошего вина и выдохнет первые слова своей Песни:

— Аютэ Два Изумруда из рода Ракташ! Я, Негзар Бросок Копья из рода Гатран...

— Я — Аютэ Два изумруда из рота Аттарк! Ты — не Бросок Копья, а Мышь! И ты не Гатран, а ори'те'ро! — неожиданно для него ответила Аютэ.

Сообразив, что произнес слова Песни вслух, причем так, как придумал тогда, когда был Гатраном, Негзар еле удержался от стона. Потом в груди закололо, в ушах зашумела кровь, а зубы сжались так, что заныли виски.

А Два Изумруда замолкать не собиралась — дав ему 'насладиться' ощущениями, она нанесла еще один удар:

— Не трать время на Песнь — я ее не услышу. Никогда!!!

Последнее слово, сказанное ею, ударило больнее, чем все, сказанное до этого, и Мышь, отшатнувшись назад и почувствовав спиной сырой холод стены, изо всех сил врезал по ней кулаком.

— Стена не медведь, на удар не ответит... — презрительно бросила Аютэ. — Впрочем, о чем это я? Ведь для тебя главное, чтобы было нестрашно!

— Я взял медведя! Один!!! — сорвав с шеи шнурок и бросив его к ее ногам, воскликнул он. — Вот его когти, смотри!!!

— Не верю!

Засапожник сам собой прыгнул в руку и чиркнул по предплечью:

— Кровь от крови твоей, Барс! Слово!!!

— Хм, надо же! — после небольшой паузы хмыкнула она. И тут же уколола снова: — Наверное, он был старым или больным... А может... может, его держали в клетке?!

У Мыши потемнело в глазах — Аютэ издевалась! Над ним, воином, пробравшимся на женскую половину сарти рода Аттарк и выкравшим жену старшего сына аннара!

От мысли о том, что он сотворил невозможное, на душе стало легко-легко, а отчаяние, еще мгновение назад мешавшее нормально дышать, сменила какая-то бесшабашная злость:

— Я — воин. За меня говорят мои дела!

— Дела? Это какие? — выгнув бровь, поинтересовалась Два Изумруда.

Ответ на этот вопрос он знал. Поэтому улыбнулся:

— Ты — моя, и...

— Твоя?! — передразнила его Аютэ, а потом скривила губы в презрительной усмешке: — Эйдине! Ты сможешь назвать меня своей только после лар'вата! А его не будет...

— Будет! Прямо сейчас!!! — выйдя из себя, рявкнул он и, рванув ворот араллуха, шагнул вперед: — Я, Негзар по прозвищу Мышь, беру тебя, Аютэ по прозвищу Два Изумруда, по до'ери...

...Вцепиться в магас не получилось — почувствовав его движение, Два Изумруда дернула головой, и рука Негзара пролетела мимо ненавистных уасти.

— Уарс! — воскликнула Аютэ и, в мгновение ока откатившись к стене, попыталась ударить его в низ живота.

Если бы не связанные за спиной руки, удар мог и получиться, а так ее правая нога пролетела на расстоянии пальца от бедра Мыши и оказалась в захвате:

— Неплохая попытка...

Удар левой, погашенный рывком за захваченную ногу, не получился вообще. Так же, как и судорожные попытки вырваться или ударить коленом.

— Да, сопротивляешься ты как-то слабо... — перевернув ее на живот и намотав на руку с десяток косичек, ухмыльнулся Негзар. — А я почему-то думал, что с тобой придется повозиться!

Связанные за спиной руки дернулись, схватили воздух и нащупали задранный им подол.

— Правильно, подержи, чтобы я лучше видел... — с наслаждением сжав по-девичьи крепкий зад, хрипло сказал Мышь. — И, чтобы не терять время, раздвинь ноги...

Два Изумруда дернулась, попыталась вырваться, зашипела от боли в затылке и придавленной коленом пояснице, а через мгновение расслабилась:

— Я, Аютэ Два Изумруда из рода Аттарк, никогда не буду ничьей, кроме Ваги Крыла Бури! Кровь от крови твоей, Барс!! Слово!!!

— Будешь! Моей!! И прямо сейчас!!! — расшнуровывая ансы, пообещал Негзар, рывком за волосы заставил ее повернуть голову направо и похолодел — изо рта ЕГО ЖЕНЩИНЫ потоком лилась кровь!

На следующий рывок, перевернувший ее на спину, Аютэ не отреагировала — остановившимся взглядом смотрела перед собой и, кажется, даже не дышала. А когда Мышь осторожно взял ее за подбородок, вдруг пришла в себя, криво усмехнулась и... выплюнула ему в лицо откушенный язык:

— Я... е-у-у... о-ей... и-ког-а...

Глава 36. Король Неддар третий, Латирдан.

Четвертый день первой десятины второго травника.

...Долгожданный знак — троекратная вспышка кресала — осветил угловое окно второго этажа. То самое, из которого при необходимости можно было выбраться на крышу каретного сарая, пробежать до забора и затеряться в переулках Гостевого Конца.