Ландскнехт. Часть вторая.

* * *

В этот день валашцы словно взбеленились — с утра мы отбили уже четыре атаки, причем последняя была настолько яростная, что мы едва не потеряли первую траншею. Артиллеристы то ли израсходовали запас на батареях, и пополняли его спешно, то ли перегрели стволы орудий — но шрапнельного зонтика не было, а гранаты и мины оказались не столь эффективны, и валашцы преодолели нейтралку и кое-где вступили в ближний бой. Собственно, именно на участке соседней правофланговой роты враг сумел подойти на гранатный бой, и ворваться, перебив в ноль целый взвод, в траншею. Остатки роты стали пытаться как-то организовать оборону, наш первый взвод тоже включился в процесс — а нам пришлось вылезать из траншей и идти в штыки, отгонять охамевших валашцев. Отвратительно просто. Плохой день, с утра еще и голова болела, и вода появилась в щелях пола в блиндаже. А потом даже доесть завтрак не успел, так поди, на столе и стоит — началось. Даже пожрать некогда было.

И еще мы сегодня потеряли Бруно. В грудь навылет. Жив, но неизвестно. Утащили в санбат. Мари и утащила. С поля его на себе вытащила, я даже ругать ее не смог. Все мы, как кончилась драка и пошла шрапнель — убежали. А она осталась. И вытащила. По пути, сама рассказала, добила из револьвера в голову троих раненных валашцев, причем одного сержанта или ефрейтора. Героическая девчонка, хоть и отморозь полная. Попросила дать ей штык, а то патроны перезаряжать на ее револьвере долго, а штыком тоже добить раненого можно. Обещал подумать. Наверное, дам. Валашский, у них какие-то эрзацы появились — вроде французской иголки. Надо будет у соседей набрать, наверняка в траншее остались. Заодно присмотреться.

Сегодня именно таким штыком меня едва не прикололи к земле. Противно вспоминать даже, аж передернулся...

... Выскакиваем мы наверх — и вперед. Киборгов я, конечно, вперед гоню — и те, все с той же своей воловьей покорностью идут. Прямо на довольно густую цепь серых валашских мундиров. Стараясь не высовываться, пристраиваюсь за одним увальнем — бежит, как слон за моськой — не разбирая дороги. Парень, ты так долго не проживешь... И точно — сначала плескает черно-красным из его плеча, вжикает у меня над ухом, слонопотам сразу подтормаживает, словно в недоумении, и почти тут же из спины его высовывается отвратительное жало валашского штыка, и снова брызжет юшкой. Твою ж кобылу... Стреляю прямо в спину киборгу — из-за него мне не видно врага — значит, попаду, а этот все одно не жилец. И точно, как выскакиваю из-за валящегося слонопотама — там уж судорожно хватает воздух выпученными глазами валащец. Щуплый белобрысый паренек, на груди расплывается пятно, а винтовку так и не отпустил. Н-на, сучонок, снизу на проходе прикладом под челюсть! И сверху в висок — хотя, кажется, и первого раза уже насовсем хватало, шейка-то тоненькая, совсем еще пацан. Был. Затвор, и тут же, едва отскочив от вылетевшего сбоку штыка — выстрел — в грудину, и кто-то из наших его докалывает. Затвор, справа двое — один заколол кого-то из наших, второй перезаряжает винтовку. Падаю на колено, выстрел, затвор, выстрел, затвор, выстрел! Все же свалил обоих, хотя раз и промазал. Или попал, но неконкретно, а так уж наверняка, завалились оба. Затвор на задержке, лезу за обоймой... М-мать! Едва отшатнулся, мимо морды пролетает тот самый эрзац-штык, как ни странно, за доли секунды вижу его и запоминаю в деталях — проплывает мимо меня, словно эсминец какой — узкий, длинный, препаршивейшего качества, каждую царапину видно... А я еще, в добавок, на колене так и стою, как стрелял, и сдуру-то, пытаюсь встать, хотя штыка у меня на карабине все одно нет, зачем, спрашивается? Ну и получаю прикладом в репу. Хорошо хоть вскользь, и толчком — этот дурачок, что меня колоть удумал, в выпад сел — и ударить-то меня прикладом он мог, только если руку выпрямив, несерьезно. Но мне хватает, на подъеме-то — так я и полетел спиной, грохнулся — хорошо, не на чей-нибудь штык, а наоборот, на мягкое кого-то. Ну и от падения, и от удара, конечно, тоже, все вокруг немного встряхивается, и секунду-то я теряю. А этот поц, радостно осклабившись, шаг ко мне! И заточку свою опять в меня ладит, в гербарий меня, значить, засушить видно желает. Сволочь, одно слово. А я обойму-то уж нащупал, вытащил, и так и валяясь перед ним, словно гимназистка перед юнкером, в карабин-то патроны заталкиваю. Но, как оно и должно быть, от вибрации очка — руки трясутся, и нихрена оно ж толком не лезет как надо. Не-у-спе-ва-ю-я. Не успеваю. Секунду, но не успеваю. И упал-то так, промеж чьих-то тушек, что и перекатиться никак — доколет в спину, и все. Обойму выкидываю, и успеваю подумать — затвор закрою, когда он мне уже в пузо воткнет. Или в грудь. Если в сердце или позвоночник — не успею. А если еще куда — стрельну. Очень жалко себя становится, конечно. Не хочу штыком в пузо. Неприятно как-то.

Ну да, тут кто-то сзади — в этого гада винтовку кинул. Не штыком, нет — просто как биту городошную. Ну да, метр с лишним дерева и железа, в четыре кило весом — тоже не подарок. Этот ее, винтовку бишь, летящую аж волчком, отбить-то успевает, как отмахнулся просто — хотя по ноге ему все ж и заехала прикладом. Да только, это все уже пустое, неважно все это. Затвор я закрыл, и тут же в него — на. Снизу вверх, куда-то в пузо. И все. Как сдули его, опадать начинает на глазах. Да только штыком в меня метит все одно, помирая — все заколоть норовит. Срочно свой карабин бросаю, да хватаю его винтарь вытянутыми руками за ствол прямо, у мушки. Да так и держу, как в дурном кино, секунды три, пока тот помирает. Похрипел, кровища со рта пошла, и стекает он весь вниз, я его же винтовкой, прикладом его и отталкиваю. Пока карабин подобрал, да огляделся — уже и драка кончилась — драпанули валашцы, а наши за ними без приказа не пошли, только с колена сидя некоторые вслед сыпят. Ну, тут уж и свистки дают — все в траншею! Только ссыпаемся все вниз — первая шрапнель трещит над нейтралкой — отсечный дают валашцы, а потом и наши вдогон их пехоте подсыпают. Фух... вроде отбились...

Надо будет что-то придумать. Или штык все же на карабин прилаживать, или револьвер по-фашистски на пузо справа перед дракой передвигать. И гранат брать побольше и не стесняясь ими пользоваться. А еще лучше — не ходить в атаки. По крайней мере, впереди. Ну ж его к чорту, убьют еще.

... Кроме Бруно потеряли мы всех наших троих киборгов убитыми. Ну или может, раненными тяжко — но они так все и остались на нейтралке. Да и чорт с ними. Сергу руку штыком прокололи — Мари его вон бинтует, вроде неплохо у нее это выходит. Серго улыбается, шутит — помирать не собирается, и вроде даже пальцами шевелит — значит, остается в строю. У Коли отстрелена мочка уха — он весь в крови и страшно ругается. Но это ерунда, это мелочи.

Пятая атака уже не напрягает. Выдохлись валашцы. Перегорели. Тем более что у нас вообще радость — притащили нам из тыла 'средство усиления' Нет, не пулемет, где уж там. Ротную пушку, полуторадюймовую пукалку. Точнее даже не пушку, а гранатомет, гладкоствольный. Такой же, как ручной, только что заряды раза в полтора больше и раза в три мощнее. Потому стрелять могет только с упора в землю. Уродливая конструкция. Вроде итальянских минометов, разве что однозарядный. И кроме мин — картечь есть. Точнее даже сказать, нам в основном картечь и притащили в ящиках перепуганные новобранцы без винтовок. Виске, не долго думая, спихнул сие могучее орудие в наше отделение, поступив по тому же принципу, что и я с обучением покойных киборгов. Приказал я Боре командовать в остальном, сам с Колей потащил ставить этот Колоссаль на ближайшей готовой позиции, в эдакой имитации ДЗОТа, защищавшей разве что от шрапнели и вороньих какашек. Только успели установить и вскрыть ящики с патронами — как и началась атака. По всему фронту ее встретили пушки, где-то и вроде нашей с Колючим Большой Берты, а местами и серьезнее, видать, у командования жареный петух таки грянул, и жопа перекрестилась. Доставили усиление с тылов. К пятой-то атаке. Глядишь, к вечеру и резервы подтянут.

А атаку на нашем участке мы просто расстреляли картечью с двухсот метров. Вынесли начисто не меньше четверти нападавших, благо тем приходилось скапливаться, протискиваясь через проходы в колючке. Когда они дрогнули и начали отходить, попробовал кидать в них смешные оперенные бомбочки. Жалкое вышло зрелище. Может, по лошадям эти гранаты еще как-то, а так... А вскоре и вправду пришло подкрепление и наконец-то мы смогли отправиться жрать. Чудо-пушку бросил прямо на месте, крикнув безусому сержанту, командовавшему сменившим нас пополнением, что мол вон там — есть пушка, пользуйтесь, если что — и ушел. Все, не мои проблемы — я жрать хочу.

* * *

За прошедшие две недели мы вымотались просто вусмерть. Нас пополняли уже дважды — сначала отделением того самого безусого сержанта, поймавшего шальную пулю в лоб, в ночной атаке — на которую мы даже и не вылезли, забив преогромнейший болт, и забаррикадировав вход в блиндаж от греха. А утром обнаружили в окопах замерзших и голодных пополненцев, сбившихся как овцы вокруг единственного погибшего в эту ночь — своего командира. Это пополнение сточилось в ближайшие же дни, почти полностью, в перестрелках, атаках и отражении атак, при обстрелах. Своих я берегу, и сам берегусь — иначе, зачем нам присылают это свежее мясо? Из моих парней только Боря ухитрился словить шрапнельную пулю в спину, но он вскоре вернется в строй, ошивается пока в тылу, в госпитале. Встретил там Бруно, тот еще проваляется прилично, если вообще не спишут по здоровью. Им там обоим крупно повезло — валашцы притащили какую-то огромную пушку, по осколкам говорят — восьмидюймовую, но больно уж какую-то мощную, и начали садить по тылам — и рядом с палаткой, где как раз были Боря с Бруно, лег фугасный снаряд. Палатку просто сдуло, приложив Борю стойкой. А в госпитале происшествие оценили неоднозначно — с одной стороны сразу на полсотни раненых стало меньше — с другой стороны минус три санитара и столько всякого добра, да и палатки чинить пришлось. Этот чортов Валашский Длинный Том постоянно наводит тоску по всей обороне — артиллеристам никак его не удается нащупать, а его чемоданы перепахивают наши позиции пусть и бессистемно и неприцельно — но больно уж разрушительно. Вчера буквально взорвали форт номер четыре — солидное каменно-бетонное укрепление, с батареей из двух шестидюймовых гаубиц на тумбах. Жахнули тремя снарядами в течение получаса, и как назло, все три — точно в форт. После третьего попадания грохнуло внутри укрепления, так, что даже мы, в трех километрах, почувствовали сотрясение, поднялось огромное серо-желтое облако — и осталось от форта номер четыре только месиво камня. Прилетало и просто по позициям — чаще всего бесполезно, но угнетало понимание того, что даже наш блиндаж в восьми метрах под землей — не спасет, этой же землей и придавит, если в нас, или даже просто около, близко, жахнет такая дура.

В добавок ко всему зарядили дожди — это сдерживало атаки валашцев, но и мы сами, вылезши раз по приказу атаковать, завязли в грязи и попали под шрапнель, тогда-то и получил свою пулю Боря. В блиндаже уже стоит по щиколотку воды, в траншеях уже выше щиколотки, и не вода, а жидкая грязь. Лето кончилось совсем, и если мы тут так и останемся — пережить зиму смогут не только лишь все.

Второе пополнение из пятерых солдат — досталось нам перед 'решающим штурмом'. Артиллерия молотила по валашцам уже третьи сутки, и, по слухам, им удалось уничтожить громобой валашцев. Впрочем, об этом уже не раз рассказывали, а потом прилетал новый чемодан. Да и, в основном, восьмидюймовки и минометы садили по укреплениям, разрывы вставали весьма эффектные, но как там с эффективностью — непонятно, проверят на наших тушках, насколько точны были пушкари. На четвертый день канонада прекратилась, и нам приказали через час идти в атаку.

Однако, никуда идти не пришлось. Валашцы, как только стихла наша артиллерия, открыли ураганный огонь, всеми тяжелыми орудиями, какие у них оставались. За час они высыпали на нас столько, сколько раньше — за неделю.

Мы с дедами как раз напивались чаем перед атакой, оставив наверху пополнение. Обстрел начался внезапно, как летний дождь — только что была тишина, и вдруг — не слышно ничего, все ходуном ходит, блиндаж, такое впечатление, раскачивается весь, сверху падают потоки песка, потом погасли лампы, у входа заорал кто-то из первого отделения. Запахло земляной сыростью, навевая неприятные ассоциации с могилой. Через какое-то время восстановили освещение, и выяснили — что нас замуровало в блиндаже. Началась паника, пришлось даже мне пальнуть в потолок с нагана, чтоб унять солдатню. Послал Колю проверить запасной выход-шахту, но наверх не вылезать. Оказалось, цел пока запасной выход, и сразу все немножко успокоились. Только кто-то довольно громко молился, чтобы не засыпало и этот выход. Я приказал залить печку, благо воды полно — засыплет дымоход, и угорим мы моментально тут. Отобрал у Вилли лампу, обошел блиндаж, посмотрел — нет, ничего, еще держится. Вентиляцию проверил — тянет пока. Сверху затягивает удушливый дым от взрывчатки, пока немного, терпимо. Ничего, жить будем некоторое время.

Окончился налет так же внезапно, как и начался. Тут же погнал всех наверх — мало того, что приказ никто не отменял, так после артналета валашцы могут и сами в атаку пойти. Очень хотелось вылезти первому, нахрен из этого чортова подземелья, но не положено. Мари отказалась подниматься без меня, она все это время за мной моталась, как котенок за кошкой, в темноте вцепилась мне в руку и не отпускала. Только когда обошел блиндаж, убедился, что все вышли — то ее отправил наверх и сам следом.

Наверху отчаянно воняло сгоревшей взрывчаткой, свежей землей, гарью, дерьмом и кровищей. И вскоре выяснилось сразу несколько новостей. Во-первых — наступление уже отменили. Во-вторых — точно в окоп, где сидели, перекуривая перед атакой, мои новички — прилетела пятипудовая бомба. Она же нам и козырек на вход обрушила. Ну а новичков просто розовым туманом по окрестностям рассеяла. Ну а под финиш прибежал ко мне посыльный от ротного. Гэрт в краткой записке сообщал, что ввиду гибели всех сержантов и лейтенанта Виске, я временно назначен командовать взводом.

Вот так вот. Тяжелый снаряд, как сказали потом саперы, скорее всего неисправный — прошел через толщу земли, и рванул прямо в блиндаже взводного. Был бы исправный — рванул бы раньше. Хоронить было нечего, да и незачем — просто поставили знак на краю провала, обозначавшего место бывшего блиндажа.

Глава 13

Похоже, я все же заполучил эту гадость, окопную стопу. Как взводному, мне пришлось мотаться теперь по траншеям, чуть не по колено в жидкой грязи, и вечно мокрые ноги начали преть. Уже пришлось сократить маршруты до минимума — просто больно ходить. Подошва стала бледная, рыхло-водянистая какая-то, и вся в трещинах что ли, в пузырях как от мозолей. Высыхает — болит страшно, а намочишь — опять болит, и потом еще болит. А не ходить нельзя. Взводный — самая собачья работа. Везде глаз нужен. Тем более что взвод усилен, зато и участок нам увеличили. Правда что, и артиллерии нам подкинули. Теперь у нас аж две полуторадюймовки, оказавшихся вполне сносными, при стрельбе картечью, орудиями, и одна маленькая ракетница. Это теперь моя любимая игрушка — Гэрт приказал выстреливать не меньше трех ракет в день, беспокоящим-отвлекающим, вызывая ответный огонь. Пулять из ракетницы — просто прелесть. Напомнило чем-то стрельбу из ЭсПэГэ — только тут еще интереснее — орудие спереди прикрыто щитом, и не от пуль, а от выхлопа ракеты. Ощущения, если сам стреляешь — непередаваемые, как об стену горох, а со стороны вообще непонятно — выстрелила, или взорвалась вся нахрен. Так что теперь три раза в день я пуляю по ракете в сторону врага, стараясь попасть в намеченные мной вражеские огневые точки, и тут же укатываем установку в укрытие. Благо лафет с колесами у нее вполне пушечный, хоть и легкий. Попасть во вражеский ДЗОТ, откуда нам иногда досаждала траншейная пушка, удалось только однажды — и то пушка вскоре там опять появилась, эту починили или новую притащили, неизвестно. Но, когда попал, ахнула ракета хорошо. Жаль, не зажигательная. Но это развлечение, а в остальном — только скрежет зубовно-матерный. Как же я уже всех их днем с огнем ненавижу. С огромным удовольствием пристрелил лично, перед строем третьего отделения, одного напившегося в стельку где-то раздобытой водкой солдатика. Очень жалел, что все они не напились так же. И валашцы, как назло, стреляют все реже. А как было хорошо с тем пополнением, один снаряд — и нет мне никаких хлопот. Срочно выдернул из госпиталя Борю, приказав ему долечиваться амбулаторно под пулями, и поставил его временно на отделение. Сразу стало чутка полегче. Жаль, остальные у меня — или не потянут, или Колючий — раздолбай, ему ничего толком доверить нельзя, хоть разведчик конечно ловкий, и боец отменный. Говорят, это он меня тогда выручил, винтовку в того гада запустив.