| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Король оценил старания Эдвина и вскоре его влажные пальцы уже хозяйничали в теле, проникали глубоко, ритмично, горячо. Луис намеренно позволял маркизу самому толкаться навстречу, раздвигать ноги шире и сдаваться пламени. Следовало лишь освободить руки, чтобы те не затекли окончательно, но сюзерен пока оттягивал и практически пытал Алонсо.
То, что поначалу принесло приятные ощущения, с каждой минутой становилось мучительнее и мучительнее. Грудь жгло болью, но она только подливала масла в безумный огонь, бушевавший в чреслах маркиза. Хотелось достичь разрядки, хотелось сильнее и глубже, но как бы Эдвин не старался, он только выматывался сильнее. Он готов был просить пощады, сделать что угодно, лишь бы Луис взял его уже — не руками, собой. Горячее влажное от пота тело притягивало взгляд, наслаждаясь каждым прикосновением, открываясь сильнее.
Алонсо и, правда, был прекрасен. Сильный, прекрасно сложенный, открытый любви и сладострастью, он словно бог греческий, заворожил взгляд Луиса, и тот не отказал себе вобрать член в рот и добавить еще больше пламени в того, кому доверял больше жизни. Жестокий ритм взял, догадываясь, что возлюбленный так долго не выдержит, но очень скоро отпустил и перерезал путы Эдвина, чтобы оказаться сверху и, приподняв его бедра войти резко.
— Люблю тебя.
Алонсо вздохнул резко и, ухватив короля за плечи, выше завел ноги, чтобы стало еще ближе, еще слаще. Пальцы впивались в одежды, держались за них, а глаза Эдвина были совершенно ошалевшими. Он застонал, изо всех сил стараясь привыкнуть поскорее к внушительному естеству внутри себя, приять до конца, немного отдышался и положил ладонь на затылок Луиса, нежно перебирая светлые пряди. "Люблю... Я тоже люблю тебя", — ответил взглядом и поддался навстречу Луису.
Слабые пальцы еще не подчинялись Эдвину, но в них сосредоточился ответ страсти Сильвурсонни. Сюзерен двигался глубоко, размеренно, властно, добиваясь новых стонов и того, чтобы не могущий кричать любовник метался под ним, сильнее обхватывая ногами и толкая в себя.
Красное покрывало сбилось, скатываясь на пол, обнажая белое нутро, испачканное теперь каплями крови, влага от раскрывшихся ран пачкала одежду короля, но он увлеченно целовал Алонсо в уголок губ, не собираясь освобождать от своеобразной уздечки, пока тот не стал задыхаться, тогда пришлось сорвать и эту разъединяющую их деталь и накрыть рот Эдвина своим.
И в этот момент Алонсо излился под королем, едва что-то понимая в охватившей его тело агонии любви и желания, отвечая на поцелуй, подарив вместо стона слабый хрип, а потом потянул на себя.
— И ты хотел покинуть меня лишь потому, что здесь чужаки. Глупо. — Луис довольно улыбнулся в губы Эдвина, приподнимаясь и осматривая рану. — Нам нужна чистая ткань и еще немного граппы. Подожди, — мужчина ловко соскочил с кровати, даже не поправляя растрепанной одежды, которую стянул на ходу и вернулся с читым отрезом, который положил поверх рисунка и прижал. — Надо будет завязать.
— Черт с ним, — беззаботно отозвался измученный Алонсо, не сдерживая больше счастливой улыбки, потянувшись за поцелуем. Несколько мгновений спустя он отпустил взгляд на свою грудь и на рисунок, что оставил ему Сильвурсонни. — Я теперь никогда не расстанусь с этим.
— Оно тебя точно не покинет, — Луис обработал рану и лег рядом, подпирая голову ладонью. Теперь им придется заниматься делами государства чаще, чем в баронстве, но и ночи принадлежат только им двоим. — Теперь расскажи, почему решил уничтожить бумаги, которые делают моего сына наследником? Что за блажь, Эдвин?
Алонсо медленно опустился на постель и коснулся пальцами плеча короля.
— И не думал уничтожать, просто припрятать понадежнее. Твоих детей я буду защищать так же, как и тебя... Я бы ничем не стал вредить им. Меня больше беспокоишь ты, то есть кардинал Оноре. Вдруг ему захочется поподглядывать за нами. С Августо мы попались. Наше счастье, что он влюблен в Пьетро и относится к подобным вещам с пониманием. Ты заметил, как он сегодня задумчив?
— Заметил. Августино был слишком бледен даже для своей темной кожи. Видимо, кардинал ему знаком. В этом главная причина. И хочу тебе сказать, что кардиналы — не такие уж поднебесные жители. — Сильвурсонни нравилось смотреть на Эдвина и вдыхать его аромат.
— Да, я слышал, что-то такое. — Эдвин улыбнулся возлюбленному. — Инквизиторы -тоже. Как вспомню того, который тебя выкрал несколько лет назад... Вот потому и беспокоюсь о нас. И за Пьетро, если честно, тоже. Он молод и весь в отца. Не дай бог дров наломает.
— Если он сорвется, будет худо. Иногда я даже подумываю, чтобы Августино уехал, — покачал головой Луис. — Этот зеленоглазый священник совсем ему смешал разумные мысли. Но вряд ли я смогу повлиять на чувства. Любовь любит преграды.
Эдвин как-то грустно усмехнулся и отпустил глаза, с горечью вспомнив и годы безнадежного одиночества, и ту ночь, когда он увидел Пьетро в постели короля, как больно на это было смотреть, вспомнил, как Луис злился, не веря в демона, что соблазняет Алонсо в обличии короля. Нет уж, они свое отстрадали, чтобы еще сейчас все насмарку пошло.
— А чего хочет сам Августино? Уехать или остаться? Пьетро не отпустит его.
— Если бы Августино не хотел, то не поехал бы следом за Пьетро сюда. Ответ очевиден, — усмехнулся сюзерен, накрывая Эдвина и взбивая подушку. Огонь в камине разгорелся ярко и теперь полыхал вовсю. Вероятно, слуги перед самым приходом растопили его. — Так что здесь наш молодой инквизитор по собственной воле, вопреки посланию Папы. И к тому же, как я знаю, спят они в одной комнате. Другое дело, что именно напугало нашего спасителя по приезду кардинала.
— Может сам кардинал? — улыбнулся Эдвин, отшутившись, но вполне возможно, что попал точно в цель.
— Возможно. Кардинал слишком резко начал с отъезда инквизитора и его приемника, — под треск поленьев хотелось закрыть глаза и проспать до утра. — В любом случае с утра мы об этом узнаем.
Эдвин улыбнулся.
— А мне хочется, чтобы эта ночь не заканчивалась. — Поцелуй лег на шею, на плечо и на грудь, а рука Алонсо прошлась по животу и обхватила плоть. — Будем практиковать грех оральной любви, — сказал он очень серьезно и обхватил член Луиса губами.
* * *
Официальная встреча проходила следующим утром в кабинете короля, и Оноре пришел на нее один. Он без сожаления оставил вялого Тере за порогом и приветствовал короля скромным подношением в виде золотого католического крестика, украшенного розовыми алмазами.
— Примите от меня этот дар, ваше величество, и носите его с честью истинного христианина.
— Благодарю, — Луис оставил письма и предложил посланнику устроиться в кресле у огня. Сегодня погода особенно разбушевалось, за окном мела метель, морозы усилились, и лишь камины позволяли не замерзать каменным стенам.
— Как вам спалось с дороги, ваше преосвященство? — сюзерен велел подать горячего разбавленного вина и легкую закуску.
— Прекрасно, прекрасно, сын мой. — Шанталь сел в кресло и протянул к огню руки. — У вас прекрасный замок.
— Надеюсь, что мы найдем понимание, — Сильвурсонни дал знак слуге удалиться, когда тот принес завтрак и улыбнулся кардиналу. — Зимой дел даже больше, чем летом. Самое суровое время для Вестготии — оно подводит итоги и подбивает счета. Скажите, какие предложения вы привезли из Рима?
— Первое и основное, это восстановление Церкви и ее власти в Вестготии, укрепления веры в народе. Вера в Бога и вера в короля как в его помазанника — это суть оплот любой власти. После уже определимся с назначениями.
— Я всецело согласен с тем, что людям нужен Господь, — Луис лукаво прищурился. — Отношения с Церковью в последние десятилетия были весьма напряженными, и мне хотелось бы, чтобы наследник оказался под защитой Церкви. Но я как сюзерен обязан передать ему целостную и сильную страну, а потому продолжу укреплять Вестготии как военную державу. Надеюсь, Рим это понимает.
— О, разумеется, — довольно улыбнулся кардинал, — если бы Рим не понимал этого, я бы сейчас не сидел перед вами, ваше величество. Что же касается наследника короля Фернандо, Церковь обещает ему свое покровительство и защиту. В свою очередь мы надеемся, что он станет добрым христианином и верным сыном Господа нашего. Увы, его отец не чтил законов Бога. Насколько я знаю, его величество Фернандо умер неприкаянным. Это печально. Очень печально. — Внимательный взгляд серых глаз устремился на короля.
— Король Фернандо был воином. Его крестом была страна, так что я думаю, он достаточно заплатил за свои прегрешения, возвеличив державу и оставив ей богатую казну и сильную армию. В моих же интересах сохранить границы и созданную Фернандо оборонительную систему, улучшить ее и уверить соседние государства в том, что война с нами будет не угодна Господу. — Луис улыбался. — Разговор плавно переходил на деньги. а что может быть интереснее для кардинала, чем богатая паства. — К тому же, земли Церкви тоже приносят немалый доход, и я готов отдать их, если буду уверен в поддержке с вашей стороны и со стороны Рима.
— Я и не ждал от вас ничего иного. Ваша щедрость достойна короля. — Оноре взял бокал со столика, что стоял между креслами и немного пригубил вина, глядя на Сильвурсонни с интересом. Строптив, но готов на уступки. — Что ж, вы получите поддержку со стороны Рима и Папы, я вам обещаю. Король, вернувшийся в лоно Церкви — истино великое событие для мира. После этого вместо войны другие государства встанут на сторону переговоров. Однако как ваш преданный друг и соратник в идее мира, осмелюсь вас предупредить, ваше величество, вам будет нелегко. Нас как служителей чистоты морали и нравственности несколько беспокоит история с вашей женитьбой. Возможно, что это только слухи и у Церкви нет оснований беспокоиться о благополучии вашего величества и королевы Софи.
Луис опустил глаза.
— Я был готов на все, чтобы найти мир и остановить кровавую бойню. К сожалению, королева оказалась не честной девушкой, а ее отец — преступником, который желал разорения Вестготии. Шакалы всегда собираются вместе, но забывают, что над ними стоит грозный лев. — немного вина увлажнили губы, как поцелуй Алонсо, оставшийся утром печатью любви на сердце. — Теперь Софи Райсаро сбежала со своими братьями, опасаясь моей мести. И вряд ли она вернется, зная, какая участь ждет ее, учитывая моих и церковных свидетелей ее позора.
— Что ж, — задумчиво протянул кардинал, найдя в словах Луиса подтверждение рассказа Августино, и вероятно, оставшийся доволен этим фактом, — правда ваша. Полагаю, вы желаете начать бракоразводный процесс?
— Фактически брак нельзя уже назвать законным, ведь Софи так и не стала моей супругой, лишь на несколько часов. Думаю, что Церковь не знала еще такого короткого брака, — скорбно произнес сюзерен и улыбнулся. — Я думаю, что этот вопрос все равно потребует некоторого времени. А потому мы пока займемся делами насущными. Кто именно будет возглавлять святую церковь в Вестготии и останется здесь при дворе помимо молодого инквизитора, присланного Римом. Я не буду скрывать, что заинтересован в том, чтобы инквизитором назначили именно Августино, который за этот месяц показал огромные успехи. Его способности вести расследования, изучать церковные дела и заниматься делами насущными потрясающи. Позвольте мне как государю выразить пожелание...
Оноре со спокойной улыбкой на лице выслушал короля, не перебивая ни взглядом, ни жестом, и помолчав, сказал:
— Пожелания мы ваши учтем, но и я в этом вопросе не всесилен. Назначение своих людей определяет Папа и Ватикан. Мне очень жаль, но Августино Борджия де Оноре Приньяно уготована кардинальская биретта, но не в Вестготии, и поверьте мне, очень скоро он сменит ее на белую. Ни вы, ни я, как бы не хотели, не настолько всесильны, чтобы помешать этому. Вчера я сказал об этом Августино. Он готов принять свою судьбу со всем подобающим смирением. Именно поэтому я привез с собой инквизитора Тере. Уверяю вас, его таланты ничем не уступают талантам моего племянника.
Луису едва хватило сил скрыть свое удивление. Сказанное кардиналом ставило на свои места многое. Такой образованный и умный юноша всегда не вписывался в схему бунта. Виной оказалась юношеская гордость, попытка самому определять судьбу. И значит молодой инквизитор получил возможность попробовать себя в роли посла вопреки пожеланиям его родственников и, возможно, и других сил. Ведь всем известно, что каждая семья продвигает по лестнице исключительно родных для достижения великих целей.
— Ваше преосвященство, вы меня изумили. Теперь я понимаю, почему Августино так выгодно отличается, — сюзерен про себя выругался. Пьетро не видать юноши, как своих ушей. Придется оттаскать и запереть до самого отъезда. — Надеюсь, что новый инквизитор сумеет занять достойно место нового следователя в столице.
— Он не подведет, я уверяю вас. Трудиться на благо Церкви он умеет, и честью и правдой будет служить вам. — Оноре улыбнулся и поднял бокал. — Что ж, давайте выпьем за нового Папу Римского. Ваше здоровье, ваше величество.
* * *
Уже утром Августино стало не по себе, ему едва удалось уговорить барона отправиться к королю, который настаивал на незамедлительном прибытии, и теперь священник с трудом взял себя в руки, намереваясь и сам отправиться к кардиналу, когда понял, что очень устал. Его пробирала лихорадка, которой не хотелось придавать особого значения. "Сейчас не время болеть, — твердил себе инквизитор, поспешно одеваясь. Только сил его хватило только на это действо. Завязав пояс, молодой человек опустился в кресло и просидел так около десяти минут, постепенно погружаясь в горячий кисель нарастающей головной боли.
Кардинал Оноре вошел в комнату без приглашения. Остановив свой строгий взгляд на Августино, он приказал слугам и охране убраться прочь.
— Мне необходимо переговорить с вами наедине, Августо, — сказал он, минуя все правила приличия и приветствий, а это значило, что сейчас он пришел не как кардинал, а как дядя.
Вскочивший и опять осевший в кресло священник выдал свою слабость и вяло улыбнулся.
— Я не важно себя чувствую, дядя, для долгих бесед. Если вы дадите мне некоторое время, я приду сам, и мы сможем поговорить, — глупые мысли о Пьетро не давали покоя, еще мерещились его поцелуи и руки, скользящие по обнаженному телу, жар, исходящий огнедышащей пропастью ада, называемой страстью.
Оноре нахмурился, почуяв неладное. Он в три шага оказался рядом с креслом Августино и приложил руку к его лбу.
— Да у вас ужасный жар, — обеспокоенно констатировал он, и это было правдой. Лоб Августино и, правда, был очень горяч. Шанталь обеспокоенно заглянул в лицо племянника, и приобняв за плечи, помог подняться. — Ложитесь немедленно в постель, я позову лекаря. Вы прикасались к больным заразой, входили в их дома?
— Нет, — Августо было стыдно, что вчера он совсем не задумался о том, что может простыть, стоя у распахнутого окна. — Я простудился, дядя, всего лишь небольшая лихорадка. Мне очень стыдно за мое ребячество — выходить на улицу без теплой одежды было плохой задумкой. Я всего лишь посижу. Все пройдет скоро, — священника обдало волной холода, и он сунул руки в рукава рясы.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
