— Что?..
— Возражаю, — повторил я. — Это не мои деньги.
Краем глаза я следил за желтыми плащами у входа. Городская стража не прислуживает белым братьям. Им платит магистрат Оростола. Из казны, взносы в которую платит и мастер Ильрик. И подозреваю, взносы Ильрика там не самые маленькие.
Берш все еще глядел на меня с каким-то удивлением. Старый цепной пес, долго ждавший заслуженный кускок, теперь наконец-то получивший мозговую кость — и тут перед ним возникло какое-то хилое непонятно что, и предъявляет свои права.
— Врешь, — сказал Берш.
— Клянусь Бааном. Это деньги мастера Ильрика.
Разве это не его деньги — с того самого момента, как совершилась наша сделка? Я покосился на желтых плащей.
Берш, тоже вполоборота к ним, упер кулак в бок и осклабился.
— А может, еще и это, — он ткнул в Туфельку, — не его товар?
— Это мои вещи.
Уже — мои. Обожаю говорить правду.
Берш тяжело покачал головой — как же его достали такие, как я. Он протянул руку, чтобы сгрести с верстака деньги — и тут желтый плащ с сержантской перевязью отлип от стены.
— Возражаю. Эти деньги останутся у мастера Ильрика, пока и если иное не будет доказано.
Берш, набычившись, медленно развернулся к нему. Его взгляд из-под нависающих бровей не обещал ничего хорошего.
У сержанта городской стражи дернулся краешек глаза, но он лишь крепче сжал губы.
— Именем магистрата!
Берш оттопырил гулу, обнажив неровные желтые зубы.
— Ты...
Усатый быстро положил руку ему на плечо.
Берш хотел скинуть его руку, но усач, вцепившись ему в плечо, что-то быстро шептал. Берш, закусив губу, несколько мгновений глядел на стражников, потом повернулся ко мне.
— Что ж. Если хочешь получить один за двоих... Получишь. — Он вырвал у меня сумку. — Именем короля, я обыскиваю этого человека! Ведь это твои вещи, Бример?
Ильрик, вздрогнув, оторвал взгляд от сумки и уставился на меня.
Глядя на его бледное застывшее лицо, я медленно кивнул.
— Да. Это мои вещи.
В углу мастерской был медный лик Ильда-трехглазого, но лучше бы сейчас тут был Вихрис-одноглазый. Он, конечно, покровитель торговцев и лихих людишек, но не только. Помогает и тем, кто рискует и выживает ловкостью мысли.
Берш достал из моей Туфельки ловушку.
— Смотрите внимательно, — сказал он. Обращался он явно к желтым плащам, но больше на них не смотрел. — Это ловушка для демонов. Внутри у нее зубы тыуна. Зубы тыуна — это такие длинные штуки от одного здоровенного демона. Так что владеть ими запрещено всем, кроме...
Я попятился назад, подальше от него и ловушки, — насколько позволяли размеры мастерской, не сводя глаз с ловушки, которую Берш рассеянно взвешивал в ладони, как тыкву или дыню...
Мне в спину уперся наконечник.
— А ну, замер! — зашипел скуластый. — Куда попер? Я тебе сказал — стоять, как стоишь!
Берш, который уже взялся за основание ловушки и собирался открутить его, чтобы показать дно изнутри, где в янтарь крепятся тыуновы зубы, замер.
Если есть на свете человек, который боится демонов больше Эйка, то сейчас он был передо мной.
До сих пор не могу понять, как сэр Кром мог сделать его своей правой рукой? У Крома-то, в отличие от меня, с моими Пеньком и Эйком, выбор был куда богаче...
Берш очень медленно и осторожно положил ловушку на верстак. Сглотнув, еще медленнее разжал пальцы и отвел руки.
Усач отступил от верстака, нацелив наконечник копья на ловушку.
Двое за моей спиной тоже, кажется, попятились. Копье больше не давило мне под ребра.
Берш взглянул на меня. Он пытался поймать мой взгляд, но я уставился в пол. Лишь краем глаза следил, что происходит.
Берш оглянулся на алхимика.
Ильрик, не замечая всего этого, застывшими глазами глядел на свинцовый футляр. Но видел он, кажется, только подвалы Тихой башни.
Увидев это синеющее лицо, Берш вдруг дернул головой и уставился обратно на деньги. Его глаза расширились. Как будто заново увидел...
Теперь он сам побледнел не хуже Ильрика.
Все верно. Откуда он знает, что это я покупал ловушку у Ильрика? А может, это я принес товар? И продавал алхимику то, что внутри...
Какого-нибудь изловленного демона. Например, из гохлов, утопленных в жидком серебре, можно выпарить маны... Только вот какое дело: за остатки гохла, даже самого жирного, ни один алхимик не даст больше золотого. А на верстаке перед Бершем блестели шесть с лишним.
И демон был не во флаконе с жидким серебром, которое их убивает, — а в ловушке. Которая запирает их живыми.
Берш, нацелив палец на ловушку, разлепил губы.
— Что там?
Он быстро взглянул на Ильрика. Но алхимик, к счастью, был не том состоянии, чтобы вымолвить хоть словечко.
— Бример! — рявкнул Берш. — Что там?
— В основном, невидимое. Для твоих глаз.
— Я сказал, что?!
— Открой, и узнаешь.
Губа у Берша оттопырилась.
Я улыбнулся.
— Это же ты обыскиваешь? Взгляни...
Его зрачки мелко дрожали от бешенства.
— Сам... Откроешь?
Еще секунду выдержав его взгляд, я качнул головой — на стены, где не было окон. Ни щелки солнечного света.
Здесь демон может находиться даже днем.
И обычно демоны, когда наконец вырвались из ловушки, довольно злы к тем, кто запер их в свинце...
Берш сглотнул.
— Ты врешь, — прошептал он. — Я тебя чую. Ты все врешь...
Но притронуться к ловушке он даже не пытался. Лишь стискивал мою Туфельку и сверлил меня ненавидящим взглядом.
Если бы не желтые плащи, я бы уже был на полу, и меня месили сапогами — с кровью и хрустом. У гарпий на носках сапог такие же стальные накладки, как на моих собственных.
— Так откроешь? — вкрадчиво предложил я.
Берш убрал одну руку с Туфельки. Его кулак стиснулся. Кожаная перчатка захрустела.
Сержант городских стражников кашлянул.
— Нет? — невинно спросил я.
Я глядел Бершу в глаза. Усатый вцепился в его плечо.
— Тогда я, пожалуй, пойду.
Я попытался выдернуть Туфельку у него из рук, но двое гарпий были уже по бокам от меня, схватив под руки.
Туфелька осталась в руках у Берша.
— Ты никуда не пойдешь, Бример. Ты останешься в городе. Ты ведь еще не повидался с сэром Кромом.
При этом имени Ильрик, начавший было подавать признаки жизни, побелел и закрыл глаза.
Неужели и до алхимиков докатилась его слава?
Или... Ношрино вымя... Уж не Кром ли тот белый брат, что был тут вчера и выкупил все кристаллы?..
Если это он...
В Туфельке ведь еще футляр с кристаллами. Дурак Берш до него еще не добрался, но когда Кром его откроет, то сразу поймет, что кристаллы заряжены. В отличие от Берша, Кром созерцает прекрасно, — куда лучше меня самого.
И ему хватит одного взгляда — обычного, без всякого созерцания, взгляда, — чтобы узнать хрусталь и руку шлифовальщика... Эти два кристалла Ильрика слишком хороши, будь они прокляты, чтобы не выделиться из груды моих старых кристаллов...
Я оглянулся на стражников. Пока ничего не доказано, я гость в Оростоле, и их долг... Оба стражника стояли у порога, привалившись к стене. Ильрика не тронули, и этого им достаточно.
Берш ухмыльнулся.
— На, Джеф, возьми-ка, — Берш отдал усатому Туфельку. — И это. — Он кивнул на ловушку, но сам к ней не притронулся. — Туда положи.
Едва усатый коснулся ловушки — я прикусил губу, страдальчески сморщившись.
Он дернул головой, заметив мой взгляд. Уставился на меня.
— Не тряси так... — сквозь зубы прошипел я.
Усатый, собравшись затянуть завязки сумки, застыл.
Я кусал губы.
Он вдруг пихнул Туфельку мне.
— Сам понесет! Если ее прорвет, первым будет он.
— Джеф, там не только...
— Ничего, к футлярам не доберется.
Усатый, глядя мне в глаза, старательно заматывал застежки Туфельки, одну за другой, все четыре.
— А если — только попробуешь! — бросить сумку...
Джеф ткнул меня древком копья, и вслед за парой стражников я вывалился из мастерской и поплелся по узкой лестнице.
Внизу у двери мальчишка, с разбитым в кровь лицом, прижался к стене, пропуская нас.
Я покорно нес Туфельку и теперь старался побыстрее переставлять ноги. Чтобы, спустившись, выйти сразу за стражниками — а все гарпии были позади меня, еще внутри...
60
Здесь с неба бил в глаза солнечный свет — но больше не радовал.
— Что? — Берш пихнул меня сзади, выталкивая с прохода. — Кончилась твоя удача?
На улице ждали еще две гарпии и четверо городских стражников.
— На этот раз не уйдешь.
Берш и четверо гарпий двинулись впереди. Джеф и полдюжины стражников замыкали. Свита почти как у виконта Мереза, да только радости никакой...
От арки Ильда-трехглазого нам навстречу шел мужчина — тонкий и изящный как девушка, в дорогом плаще. Капюшон накинут глубоко на глаза. Рот и нос он прикрывал кружевным платком — словно канавы здесь не высохли, а воняли отбросами так же, как и в остальном городе.
Двое гарпий наставили на него копья.
Дверь мастерской, теперь ставшей парфюмерной лавкой, распахнулась. Оттуда высунулся слуга, сдавленно шипя:
— Мастер Тингол!... Мастер Тингол!..
Он втянул изящного мужчину внутрь, и дверь закрылась.
— Шагай, шагай, — Джеф ткнул меня древком в спину.
Дома по бокам улицы шли впритык друг к другу, ни щелки. Звук шагов звонко прыгал между каменных стен.
Перед аркой Берш остановил гарпий и оглянулся.
— Это ведь единственный выход отсюда?
Сержант кивнул:
— Если не считать сточных канав и крысиных нор.
Берш прищурился. При ярком солнце узкий проход под аркой темнел, как земляная нора.
Свеча там больше не горела.
— Хок, Сэм. Ну-ка...
Скуластый и со шрамом нырнули в темноту.
Мы стояли и прислушиваясь к их гулким шагам. Потом звук стал тише — гарпии были уже за аркой.
Я хотел поправить плащ — в спину кольнуло.
— А ты замер, — Джеф держал меня на кончике копья. — А то шкурку подырявишь... Руки держи нормально! Попробуй только брось сумку, к животу пришью.
Под аркой снова застучало. Вернулся скуластый.
— Все чисто. Хок пошел дальше глянуть, как-что.
— Ладно... Эй, вы! — Берш обернулся к городским. Дернул подбородком, чтобы шли вперед.
Он взял меня за плечо и держал, пока стражники по одному входили в узкий проход.
— Шевелись!
Он швырнул меня следом за ними под арку.
В сумраке под аркой я споткнулся и, пошатнувшись, боком налетел на стену. Моя рука угодила в нишу, где раньше горела свеча.
— Эй! Это не ваш золотой? — крикнул позади звонкий голос.
Я оглянулся.
Гарпии перед аркой, все как один невольно уставившиеся себе под ноги, теперь тоже оборачивались назад. Лязгнул меч, выползая из ножен....
Но это был всего лишь мальчишка-нищенка. В грязных обносках, он ухмылялся — держась, впрочем, в доброй дюжине шагов. За ним были еще трое таких же оборванцев.
— Срете вы золотом, что ли, как лошади? — крикнул белобрысый с кривым носом. — Думают у себя под ногами, среди бела дня, золотые найти!
— Ты из какой канавы вылез? — процедил Сэм. — Туда и уползай. Ну!
Он даже сделал выпад ногой, топнув, будто собрался броситься, — но на голодранцев это не произвело впечатление.
— Вот твое золото! — вдруг крикнул самый мелкий и швырнул темный комок.
Все четверо с хохотом кинулись прочь, а длинноволосый гарпия не успел увернуться — комок угодил в бок, оставив на алой ткани буро-зеленые навозные разводы. Он дернулся следом за мальчишками, но тяжелая рука Берша легла ему на плечо.
— Нет.
— Да я его!...
— Нет! Потом поймаешь засранца.
Молодой гарпия с прозрачными глазами хмыкнул и с издевкой скривился:
— Что? Отвлечь они нас пытались?
Кажется, раньше его в свите Крома я не видел.
Берш окинул парня холодным взглядом.
— Эти — нет. Но кое-кто может.
Длинноволосый прищурился и как выплюнул:
— Этот крысеныш из Себрега...
Скуластый тоже что-то вспомнил.
— В этот раз если только мне на глаза попадется...
— Эй! — рявкнул Джеф и бросился ко мне. Единственный из пятерых он смотрел не на мальчишек, а на меня. — Куда, тварь?!
Я хотел обернуться — но Джеф уже налетел на меня. Я успел только вжатья спиной в камни — как древко копья врезало мне под ребра.
Я согнулся от боли, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть.
— Руки! — рычал он, нависая надо мной. — Руки покажи! Ты там что под плащом копался, ублюдок ношрин?!
Пока я пытался втянуть воздуха — в груди все будто онемело — он выдернул у меня Туфельку и обшаривал ее — не развязал ли я застежки? Нет ли разрезов снизу?
Когда убедился, что и сумка цела, и застежки на месте, злости только прибавилось. Он-то был уверен, что заметил, как я что-то сделал...
Он пихнул меня дальше под арку и врезал древком в спину.
— Пошел! Пошел!
Он бил меня в спину, снова и снова, пока не вышиб на солнечный свет по другую сторону.
Тут же мне под шею легло лезвие, а спину прижало к холодному железу ворот. Ослепленный солнцем, окруженный недовольным людским гулом, я хотел прикрыть глаза рукой, но в руки мне вцепились. Сержант дышал мне в лицо, прижав к кованым воротам.
— Что у вас там еще?! — крикнул он в темный провал под аркой.
Остальные стражники кольцом стояли вокруг входа в арку, отдавливая прочь прохожих.
— Тихо, тихо! — бросил Берш, появившись в калитке. — Так, пара вонючих гаденышей... Где Хок?
Стражники, старательно прикрывая вход в арку, перегородили проход по улице. С обеих сторон собиралось все больше людей. Кто-то шипел проклятия.
Издали, откуда-то сверху по улице, неслись яростные вопли и женские крики.
— Хок! — гаркнул Берш, озираясь.
— Да здесь я!
Расталкивая локтями толпу, Хок выбрался к арке. На его лице была досадливая гримаса.
— Что там?
— Да два ублюдка... Задрались со штурмовиками. Из одного-то, похоже, дерьмо выбивать бесполезно. Морда как троллья задница, а ему все не...
Сержант убрал кинжал от моего горла.
Я, подслеповато щурясь, будто все еще ослепленный солнцем, краем глаза следил за калиткой — все вышли?
Вот этот говорливый, Берш, усатый... И еще двое, которые ждали, не входя к Ильрику... А вот и шестой: последним из-под арки вышел скуластый Сэм. У него за поясом торчали оба моих кинжала.
Хок, все расписывая драку, махнул рукой:
— Кабак уже разнесли. Все в битых кувшинах и вине. По улице голые девки с рыбой прыгают...
— С рыбой? — повернулся Сэм.
— Да торгашка с тачкой. Она...
Сержант стражников, закинув голову к небу, страдальчески застонал. Обернулся к своим:
— Ладно, пошли!
Он сунул кинжал в ножны и стал пробиваться через толпу. За ним остальные желтые плащи.
— А ну, назад! — рявкнул Берш.
Сержант тоскливо оглянулся.
— Разнять надо...
— Тебе надо его довести! А со своими шлюхами и пьянью можешь потом возиться!
— Да вас и так шестеро...
Берш метнулся к нему. Остальные стражники даже не успели подскочить на выручку к своему командиру — между ними уже были Хок и Сэм с обнаженными мечами, а Берш притиснул сержанта к воротам. Запястье Берша вжалось в его шею. Берш шипел ему в лицо:
