Легким танцующим шагом Луна обошла могилу посолонь, останавливаясь у каждого угла и бросая вниз щепоти каких-то лепестков и семян, распространяющих сильный пряный аромат. Завершив круг, девушка встала в головах погребения, извлекла из рукава колокольчик и трижды коснулась его палочкой. Раздался чистый, пронзительно-высокий печальный звон.

— Сегодня мы прощаемся с Ремусом Люпином, — произнесла Луна нараспев, словно читая молитву. — Мы помним веселые дни и грустные, помним доброе и злое — ибо в жизни нет добра без зла, и света без тьмы. Мы отпускаем тьму, мы призываем свет...

Никто во всей магической Британии, кроме Луны Лавгуд, не рискнул бы устроить оборотню прощание по Светлому обряду Викка. Завороженные священнодействием, маги и ведьмы одновременно подняли палочки. Холодные голубоватые огоньки 'Люмоса' сменило трепещущее живое пламя.

— Пусть увековечит этот огонь память Ремуса Люпина, пусть согреет он наши сердца и осветит разум!

Луна сняла венок с головы, коснулась цветов огоньком на палочке и бросила в могилу. Аконит и прутики волчьей ягоды мгновенно вспыхнули, окутав все вокруг облаком одуряющего дыма. До дна долетело только кольцо невесомого белого пепла.

— Как горит аконит, так сгорит вместе с ним все грустное и злое, что мы помнили о Ремусе Люпине. Доброе и веселое останется с нами, прочее да рассеется в дым!

Хрупкая блондинка воздела руки к небесам:

— Махэйр Саол-а-табэйрт, даруй покой и свежесть Ремусу Люпину! Ахэйр Мак Тирэ, не гневайся на своего пасынка, стань ему не пленителем, но провожатым, дабы смог он прийти к вашей любви и снова начать странствие через купель жизни!

Вновь прозвенел колокольчик — девять раз подряд.

— Прощай, дорогой Ремус Люпин! Наша любовь и благословение пребудут с тобой, пока ты отдыхаешь. Пусть ты вскоре снова присоединишься к танцу жизни... Легкой тебе дороги!

Под плавными пассами палочек Гарри, леди Андромеды, Макгонагалл и Грюма груда бурой глинистой земли поднялась вверх, повисла на миг в воздухе, словно туча, и с шумом, похожим на долгий тяжелый вздох, заполнила могильную яму. Билл и близнецы установили бордюрные камни и плиту. На сером граните был вырезан рисунок: матерый волк, с крупной лобастой головой и широкой грудью, застыл в напряженной позе, ловя носом ветер и насторожив уши. Рядом резчик изобразил молодую женщину, сидящую в траве, с ребенком на коленях. Громадный зверь словно охранял мать и дитя, готовый одним движением заслонить их собой от всех зол мира; над головами группы выглядывала из-за тучи полная луна.

Надпись на камне гласила:

'РЕМУС ДЖОН ЛЮПИН

10 МАРТА 1959 — 06 ИЮЛЯ 2001

ДРУГ, УЧИТЕЛЬ, МУЖ И ОТЕЦ'

На нижней стороне плиты, невидимой глазу, были выбиты древнеегипетские охранительные символы — такие же знаки не одну тысячу лет оберегали гробницы фараонов от вандалов и грабителей.

Когда гранитная плита легла на могилу, Гарри и остальных, словно мягкая прохладная волна, накрыло ощущение тихого печального покоя. Постояв молча еще минуту, все собравшиеся одновременно Дисаппарировали.

На Гриммо 12 для вернувшихся с кладбища волшебников и ведьм стараниями предусмотрительного Добби уже был приготовлен поминальный ужин — рисовая кутья с медом и изюмом, свинина с гарниром из печеной тыквы, вазы с яблоками и гранатами, и громадное блюдо орехов. Между блюдами стояли в ряд полдюжины оплетенных потемневшей лозой бутылок старого красного вина.

...Гарри молча сидел во главе стола, угрюмо уставившись в тарелку. Кусок не лез в горло; раздавленная вилкой желтая тыквенная мякоть и кусочки мяса превратились в неаппетитное скользкое месиво. С момента возвращения с кладбища юноша не произнес ни слова. Молча занял свое место, молча вставал, когда кто-то из гостей произносил тост, молча, не чокаясь, как и положено на поминках, поднимал бокал и вливал в себя очередную порцию густого темно-лилового 'Мосхато'. Хотелось забыться, не думать, не чувствовать, не помнить — и Гарри целеустремленно накачивался крепким греческим вином. Однако вместо желанного пьяного забытья сразу накатило похмелье. Голова разламывалась от боли, уныло и нудно пульсирующей в правом надбровье, словно последний огрызок души Волдеморта, благополучно изгнанный три года назад, пытался вернуться на прежнее место.

Увы, даже головная боль не мешала ясности мысли.

И от этого было еще хуже.

С момента гибели Ремуса прошло три дня. И все эти дни Гарри вместо скорби, печали, или хотя бы грусти, которые полагается испытывать, когда уходит близкий человек, ощущал внутри себя пустоту. Пустоту вроде той, которую чувствуешь, когда дантист удаляет под новокаином гнилой полуразвалившийся зуб.

Шестого июля — утром в анклаве Твинхиллз, затем днем в кабинете Министра, вечером снова в Твинхиллз (Гарри вернулся туда сразу после заката, чтобы забрать тело Ремуса; пришлось действовать быстро и скрытно: по улицам опустевшего городка вовсю шныряли какие-то подозрительные темные фигуры в одеждах отнюдь не магловского покроя) — было не до эмоциий, хотя от душевной боли хотелось выть в голос и биться головой об стену. Следующие дни, как и памятное утро перед аукционом, были наполнены лихорадочной бурной деятельностью: Гарри организовывал похороны, рассылал приглашения, заказывал гроб и памятник... Он намеренно не давал себе ни минуты покоя, так как знал: стоит остановиться — и черное отчаяние вкупе с чувством вины накроют его с головой.

Но сейчас, когда все обряды были закончены, все речи произнесены (турнир по прикладному лицемерию, будь оно все проклято!), и Ремус упокоился рядом с друзьями детства... Еще на кладбище Гарри пытался сначала найти, потом вызвать волевым усилием приличествующие случаю эмоции — и не мог. В душе царила какая-то выгоревшая пустота. Хуже того — Гарри вдруг с ужасом понял, что не может вспомнить ни единого по-настоящему светлого момента, связанного с Ремусом Люпином.

Это было... стыдно. Неправильно. Ненормально.

Соседний стул скрипнул под тяжестью грузного тела. Гарри медленно, стараясь не дразнить мигрень, повернул голову.

— Скорбишь? — Билл Уизли сидел рядом, подперев рукой подбородок.

— Тебе честно, или как?

— Понятно... — ответил Билл задумчиво. — Мертвым — хвала или молчание.

— Значит, помолчим, — кивнул Гарри.

— Помолчим, — покладисто согласился Билл.

Помолчали. Затем Билл заговорил — медленно, вполголоса, словно нехотя:

— Знаешь... Когда это все случилось, я навел кое-какие справки. Ремус не оставил завещания. Да ему и нечего было завещать — почти все свое жалованье, наградные, ветеранскую пенсию он вкладывал в поддержку анклавов. Начальные школы, больницы и все такое прочее. На себя он почти ничего не тратил.

— На себя, говоришь? — Гарри покосился на Тонкс и Тедди. Молодая женщина, усадив сына на колени, вылущивала половинку граната в блюдце. Мальчик нетерпеливо запустил пальцы в горку темно-алых зернышек и принялся возиться в них, словно воробей в куче зерна, моментально вымазавшись до ушей липким соком. Билл проследил взгляд юноши и мрачно подтвердил:

— Вот именно, на себя.

— Значит, помолчим, — жестко повторил Гарри.

Напряженную паузу снова первым нарушил Взломщик Проклятий:

— Я вчера был в 'Норе', Гарри. Поговорил с родителями... плохо поговорил. Меня изгнали из семьи — официально, со всеми ритуалами и публикацией в 'Пророке'. Это была идея матери, а Перси ее поддержал. Отец пытался их отговорить, но сам знаешь, какой из него спорщик. Они вдвоем его просто заклевали. 'Скрытому оборотню, живущему с вейлой, нет места в добропорядочной семье Светлых магов!' — так они сказали.

— А Рон, Джинни?

— Они поддержали мать, не раздумывая — спортсмены чертовы, 'Нимбус' им под хвост и три ферзя в глотку! Перси объявлен наследником, близняшки на волосок от того, чтобы отречься от рода самим... Вот такая она теперь, Большая Дружная Семья Уизли! — Билл опустил голову, скрипнув зубами. Плеснул вина в бокал, проглотил залпом и скривился, словно от уксуса. — Как ты пьешь этот сироп, тут бы Огденского надо... Когда я вернулся в 'Гринготтс', мне сказали, что за мной приходили прокторы. Их, конечно, вежливо послали подальше, но толку-то! Если так пойдет и дальше, я скоро не смогу шагу ступить по Косой Аллее, чтобы какой-нибудь идиот не запустил мне в спину 'Диффиндо'!

— А что, кроме Косой Аллеи в Лондоне уже и пойти некуда? Вокруг нас — магловский мегаполис, дружище, а Статут Секретности даже самым упертым пуристам вколачивают в голову чуть ли не с колыбели. Так что никто тебя там не тронет.

— Только это и радует, — мрачно усмехнулся Билл. — Слушай, ведь у тебя в доме сейчас, похоже, собрались последние нормальные маги и ведьмы Британии, все до единого!

— Постой... а ведь верно! — Гарри даже привстал со стула. — Не то, чтобы все, но это не важно. Ты прав. И посмотри, насколько мы все разные! Более пестрой компании не собиралось со времен Ордена Феникса: мужчины и женщины, чистокровные и полукровки всех мастей, анимаги, вейлы, метаморфы, все возрасты, от семнадцати до двухсот с лишним лет!..

— Это кому здесь двести лет? — Билл покосился на Минерву Макгонагалл, которая уже с минуту подозрительно прислушивалась к их разговору.

— Гризельде Марчбэнкс, конечно. По словам тети Энди, она тоже одна из нас. Из неподдающихся. Эмили Боунс и Рита Скитер тоже. Они не с нами только потому, что у Директора Боунс и мадам Марчбэнкс сейчас в Министерстве дел невпроворот... А Скитер я сюда и под 'Империусом' не впущу.

— И как ты думаешь, почему именно мы? Все мы?

— Да, вопрос на миллион...

— А ответ у вас прямо перед глазами, — пропела мечтательным голоском Луна Лавгуд, неведомо когда оказавшаяся прямо за спиной Гарри. — Только вы не видите его, потому что он прозрачен!

— То есть — прозрачен? Луна, ты о чем? — Билл недоуменно поднял бровь, но Гарри чуть сжал руку Взломщика Проклятий, заставив того замолчать. А Луна невозмутимо продолжала:

— Мой папа еще в мартовском номере писал о Пучеглазом Заговоре — ты же получаешь 'Придиру', Гарри, ты не мог не знать! Новый шрифт привлекает Паутинных Полумерклов — они сквозь незащищенные глаза проникают в мозг и опутывают разум своими тенетами. Папа теперь к каждому номеру прилагает АнтиНаргловые очки — они помогают отразить и Паутинных...

Луна говорила еще что-то, но Гарри уже не слушал.

АнтиНаргловые очки... Очки... Мерлин Бессмертный, ОЧКИ! Минерва, Филиус, Рита Скитер, мадам Марчбэнкс, я сам — мы носим очки. Тетя Энди тоже говорила что-то недавно об очках... У Эмили Боунс — монокль, у Грюма — Недреманное Око, у Билла — контактные линзы... не может быть, чтобы все было все так просто... или может? Луна, я тебе говорил когда-нибудь, что ты — гений?

— Не помню — видимо, Мозгошмыги шалят. На всякий случай скажи еще раз!

Только сейчас Гарри обратил внимание, что все разговоры стихли, он сам рассуждает вслух, а гости ловят каждое его слово. Первым отреагировал Филиус Флитвик. Коротышка-полугоблин встал на стул и несколько раз хлопнул в ладоши, аплодируя.

— Браво! Лорд Поттер, мисс Лавгуд, браво! Вы решили загадку! Во всяком случае, важную ее часть...

Минерва Макгонагалл скептически поджала губы:

— Не торопись, Филиус, кое-что тут не сходится. Нас, возможно, спасли очки, но — обрати внимание на миссис Делакур-Уизли и ее сестру! На миссис Люпин! На Фреда и Джорджа, наконец! У них у всех нормальное зрение, и, если они читали новые законы...

— Мадам Директор!..

— Тетушка Минни!.. — прозвучали два возмущенных возгласа. Профессор Макгонагалл открыла было рот для строгой отповеди — и обреченно умолкла. Близнецы явно вошли в 'боевой режим', и теперь заставить замолчать этих двух комиков-самоучек было не проще, чем подавить спаренный пулемет.

— Мы поражены в самое сердце!

— Неужели вы столь низкого мнения о нас...

— ...о Дреде Великолепном...

— ... и Фордже Невероятном...

— ...что можете себе представить, будто мы...

— ...опустимся до чтения всяких там законов!.. — последнее слово Джордж процедил с непередаваемым омерзением в голосе, точно раскусил невзначай таракана в праздничном пироге.

— ...которые мы все равно нарушим...

— ...рано или поздно, так или иначе...

— ...ибо, как сказал мэтр Алькофрибас Носатый...

— ...величайший похабник и величайший Целитель...

— ...законы похожи на алмаз в навозной оправе...

— ...идея блестящая, но исполнение — фууу!..

— ...а кому нужны брюлики в дерьме?

Гарри вскинул руки, пытаясь остановить двойной поток словоизвержения:

— Ребята, ребята, ребята! Хватит, СТОП!!! С вами все ясно, вопрос снят.

Фред и Джордж в ответ умоляюще заломили руки:

— Гарричка, партнер наш и благодетель!..

— Ваше герцогское светлейшество!..

— ...Как же мы теперь ходить будем...

— ...со снятым вопросом?

— Можно, мы наденем его обратно?

Гарри тяжело вздохнул:

— Ладно, Твидлдам-Твидлди. Шутки шутками, но примите добрый совет: всякую бумажку с 'новым гражданским шрифтом' перед прочтением сжигать. Я не хочу однажды обнаружить вас в Мунго по соседству с Гермионой. Или хуже того...

— Мы станем... нормальными?! — возопил Фред, изображая панику. Джордж, впервые на памяти Гарри, не поддержал брата:

— Ты сказал — Герми в Мунго? Что с ней?

— Прочитала 'Закон о Магических Существах' и попыталась осмыслить. Ее пришлось ввести в искусственную кому, иначе ее разум уничтожил бы сам себя.

— Мерлин Бессмертный... Тогда дело и правда дрянь.

— Похоже, мы снова на войне, — добавил разом посерьезневший Фред. — Можешь на нас рассчитывать, партнер.

— Я знаю, — улыбнулся Гарри. — Спасибо, ребята.

— Надеюсь, Дора, ты все же не читала этот закон, — заметила леди Андромеда как-то слишком небрежно. — И ты, Габриэль, тоже.

Тонкс медленно покачала головой.

— Мы читали. Прости, Гарри, и ты, мама, прости тоже — мы должны были сказать, но тут столько всего случилось...

— Как — читали?! — Гарри вскочил, с грохотом оттолкнув стул. — Когда?

— Давно. Еще в понедельник, по-моему.

— Да, точно, в понедельник, — подхватила Габриэль. — Ты как раз был в Академии, а мы случайно нашли брошюру в кабинете, на столе...

— И... что? — Гарри тут же прикусил язык с досады — более идиотский вопрос просто не мог прийти сейчас в голову.

— Как видишь, ничего. Кроме головной боли, конечно. Когда ты рассказал про Гермиону, мы как-то не связали одно с другим. Потом еще этот нотариус доставал целый день... Мы просто забыли!

— То есть, получается, очки не играют никакой роли? — профессор Флитвик был искренне огорчен. — Увы, изящная была гипотеза...

— Нет-нет, мэтр Флитвик, вы все были правы! — заторопилась Габриэль. — И я, кажется, могу объяснить, в чем дело.

Оказавшись в центре всеобщего внимания, девушка смущенно потупилась и покраснела, но быстро справилась с собой.

— Я говорила, что хотела учиться на Целителя, верно, 'Арри? Перечитала груду книг, помогала в нашей школьной большице, в Шармбатоне... Понимаете, мы, вейлы, все же не совсем люди, — нет-нет, я не из-за этого глупого закона, вовсе нет! — просто в нас, даже в человеческом облике, всегда остается что-то птичье. Это трудно заметить, если не знаешь, что искать... У нас в глазах, как у птиц, есть такая особая прослойка между зрачком и хрусталиком, прозрачная, только цветом... как по-английски будет l'ambré? — ах да, верно, как янтарь. Птицам она нужна для полетов в сумерках или в тумане, чтобы зрение было острее, понимаете? — Гарри и Грюм согласно кивнули. Курсантам Академии Аврората во время занятий на стрельбище выдавали специальные очки с желтыми или оранжевыми стеклами. — Видимо, все из-за шрифта, как вы и предполагали. Он рассчитан на обычных людей со здоровым зрением, а эта прослойка в глазу сыграла роль защитного светофильтра.