Небо шамана. 3 часть

― И ты сразу знал, как ЭТО бывает?

― Ну, догадывался...

― И мне не сказал?! — Упёрся в мою грудь обличающий оттопыренный пальчик.

― А что я должен был говорить, если ты на свадьбе такая испуганная была?

― Ну, я — дурочка молодая, а ты-то мог ведь сказать!

― Анечка! Любимая моя! А что страшного произошло от того, что мы чуть-чуть подождали?

― Обидно... — Всхлипнул милый носик и чуть надулись родные губки, которые срочно пришлось целовать и виниться во всех своих прегрешениях, не важно, каких, но главное, что их больше никогда не будет! А потом нас даже свет не отвлекал, а мне так даже понравилось, видеть свою красавицу в эти мгновения, что может быть прекраснее...

Если бы не возможность незаметно полечить мою жену, с её нетерпением и желанием немедленно продолжить постижение глубин неизвестной ей радости, мы бы ей там всё поранили. Впрочем, открытия были не только у неё. Жизнь ещё раз макнула меня носом, не знаю куда именно, но напомнила о вреде самомнения. В моменты близости наши ауры не просто соприкасаются и смешиваются, они, словно накачивают из окружающего мира Силу, а главное, я с удивлением заметил, что произошла раскачка и выравнивание не только её каналов Силы, произошла увеличение моего резерва и пропускной способности каналов. Конечно, этот процесс произошёл взрывом, то есть в первые дни, словно волна, смывающая всё на своём пути, а потом этот процесс остановился на достигнутом. И если до этой прокачки я в местной скудной атмосфере даже хилый огонёк не мог зажечь. То теперь огонёк на пальце или на руке я могу не просто зажечь, раз пять подряд, но и держать зажжённый огонь размером с пламя пятилинейной лампы пару минут непрерывно, а воздух от себя могу толкнуть так, что в метре от меня фуражку со стола сдует. Анечкин резерв тоже вырос раза в два или даже больше. И если раньше её аура полыхала в метре-полутора от неё, а более слабые отсветы до двух метров, то теперь аура полыхает на расстоянии больше двух метров, а отсветы ауры на расстоянии до пяти достают. Интересно было и то, что аура моей любимой стала не бело-золотистой, как была, а приобрела голубовато-салатовый оттенок, вполне возможно, что это влияние моей формы Силы, а может это просто она сама немного изменилась. Жаль, что здесь нет больше никого, кто видит ауры, кто бы мог мне на примерах показать, на что похожа моя аура, и что именно произошло с аурой Анечки. Впрочем, не сильно это важно и не принципиально.

Анна, когда мы с ней одни, превратилась в мурлыкающую ласковую кошечку, и кажется, окончательно стала моей женой, в смысле родным и близким человеком. Иногда я ловлю себя на какой-то сладкой мысли, что хотелось бы знать, у меня, когда я гляжу на свою любимую такой же блаженно счастливый вид, как был у отца, когда он смотрел на маму? Даже стыдно как-то, кругом идёт война, а между нами такая сладкая нежность, что выныривать из неё не хочется. Но война не интересуется нашими желаниями и мне нужно отрываться от любимой и вылетать почти каждый день. Договорился с Цыгановым, что подготовлю себе замену и перейду на должность зама по лётной подготовке полка. Это не значит, что стану меньше летать, тем более, что рассчитываю на своё место подготовить Васю Лугового, хорошего надёжного парня из которого получится не плохой командир эскадрильи, вот только полностью взять на себя функцию опеки и защиты эскадрильи в воздухе ему не дано. Мне фантастически повезло, что жизнь меня свела с Бурдужей и Цыгановым, а с последним мы идеально нашли общий язык и понимание оптимальной тактики. И у нас обоих оказалось не просто истребительное прошлое, а нам это ещё и нравится. Говорят, бывший командующий ВВС Рычагов любил слово "фигурять" в смысле в воздухе показывать пилотаж, что больше любят и ради чего идут в истребители те, кто выбирают этот путь. А в штурмовики такие идут очень редко. У нас в полку, если говорить прямо и честно, таких всего трое: Цыганов, Телегин и я. Как я не натаскивал и не учил Лёшку Гордеева, но всё равно, не лежала у него к этому душа. Из других, как я уже говорил, очень многие вообще учиться ничему не хотят. Освоили минимум, который позволяет им взлететь-долелеть-отбомбиться-вернуться и на этом всё. Наверно из-за таких и была придумана присказка про лётчиков, что их не интересует ничего, кроме "ручки-случки-и-получки". Собственно почти так и есть, да и "ручка" — штурвал их не особо интересует, в моём понимании интерес — это желание повышения мастерства и умений. Например, Слава Телегин иногда после вылетов залезает в кабину машины на стоянке и начинает какие-то моменты вылета повторять или отрабатывать, а ведь в полку лучше него наверно только Цыганов летает, мне кажется, что меня он уже превзошёл в мастерстве. Меня выручает только мои повышенные способности органов чувств и возможность к ускоренному мышлению.

Но я не об этом, а о том, не хотят знать и учиться. Они своё дело сделали и больше ни на грамм ни на миллиметр, не трогайте и не заставляйте! Видимо все, кто в воздухе хотят чего-то бОльшего в истребители уходят. Но есть и те, кто хочет учиться, учатся и даже пытаются что-то делать, но тут видимо ещё что-то нужно, может талант, а может склад характера. Словом, даже после всей моей возни и индивидуальной подготовки Лугового, летать и прикрывать эскадрилью придётся всё равно мне, но при этом с меня снимется эта возня со всей эскадрильей и связанные с ней бюрократические рогатки. Тем более, что уже стало традицией, что всё новое пополнение Васильевич на меня спихивает и мне приходится их натаскивать, прежде, чем ставить в строй не только своей эскадрильи и посылать на боевые вылеты. К счастью, сейчас в небе стало намного спокойнее. Немцы уже не чувствуют себя так вольготно, как в сорок первом, поэтому опасность нападения сверху сильно уменьшилась. Хотя, со времени Сталинградской битвы мой официальный и подтверждённый счёт стал больше на двадцать с лишним самолётов. Если опытных старичков у немцев мы уже научили нас уважать и не лезть к нам, то молодняк видимо не очень их слушает и считает нас равными бомбардировщикам и приходится им периодически объяснять, как сильно они не правы. А может дело в том, что наученные нами это знание передать уже не могут в плену или на небесах...

К зиме сорок третьего, после освобождения левобережной Украины, когда мы начали освобождать Белоруссию, почти одновременно с присвоением мне звания "гвардии старшего лейтенанта" удалось решить вопрос с передачей дел Василию и буквально через день его ранили во время вылета. К счастью ранение оказалось не опасным и Веселов забрал его из госпиталя в наш полковой лазарет для долечивания, но передача дел эскадрильи затормозилась. Только после новогодних праздников уже в наступившем сорок четвёртом году Василия допустили к полётам. Он получил новую машину, а я передал ему дела нашей второй эскадрильи. Вот тут пришлось испытать искреннее недоумение, когда вдруг оказалось, что наши штатные разгильдяи Шеметов и Паулко чуть не революцию решили устроить. Женя Паулко ещё ладно, не очень и выступал, скорее просто подпевал своему дружку, а вот Коля Шеметов разошёлся не на шутку. Оказывается, его подсидели, а он у нас оказывается лётчик-герой и воздушный ас. Ну, вы сами представляете, что льётся, когда такой базарный скандал начался. Пришлось юношу ставить на место и объяснять ему на пальцах кто, что и сколько. Самое потрясающее, что этого донского казачка оказывается заело, что оклад у Василия теперь будет больше чем у него почти на четыреста рублей. При этом и раньше, как штурман эскадрильи Василий уже получал намного больше Николая, и то, что переходя на новую должность я теряю в должностном окладе двести рублей его никак не трогает, просто шлея под хвост попала, носится и дерьмо по всему полку разносит. Но это бы может тихо прошло, если бы этими разъяснениями я один занимался. Цыганова в это даже вмешивать не стал, и хватило комиссара с комсоргом, чтобы Коля влёт получил строгие выговоры по комсомольской линии и по административной с занесением в учётную карточку и личное дело. Он бы мог одним отделаться, когда его на комсомольском собрании пропесочили, и попытались мозги ему на место вернуть. Но дурак, что сделаешь, ведь не понял, и его понесло дальше, даже драку с Василием устроить решил. Его счастье, что драку прекратили не дав ей начаться и он так легко отделался. Но теперь ему объясняли уже совсем по-другому и совсем другие люди. Что он-дурачок теперь на своего нового комэска молиться должен. Одно его слово и быть Колюне в трибунале и штрафбате. А Цыганов напоследок перед строем объявил, что до тех пор, пока не будут сняты взыскания у Шеметова и Паулко, ни о каких награждениях и поощрениях речи не будет, да и потом будем думать, достойны ли. С должности адъютанта эскадрильи Шеметова перевели старшим пилотом звена, должность сержантская, и наш Николай моментально успокоился и стал шёлковый. Как объяснил при случае комиссар, что это натура такая, слишком с ним мягко обращались, вот он и решил, что ему всё можно. А тут получил по мордасам и сразу осознал своё место и проникся. То есть, выходит, что в этом скандале и я виноват тем, что раньше его в стойло не поставил. Впрочем, я эту ситуацию повернул так, что это ещё один пример того, что командовать людьми у меня не получается, на что комиссар очень ехидно похихикал и по плечу меня похлопал...

Почти сразу после Шеметова фортель выкинул мой Серёжа Подгорный. Дело в том, что у него уже тринадцать официально подтверждённых сбитых. Ну, а чего такого, мне же не жалко, а ему приятно. Но и здесь я оказался не прав. Пару раз услышал, как Подгорный распинается, что он вот-вот, ну буквально завтра станет Героем, получит Золотую Звезду и вообще всех тут начнёт на матюгах носить и жизни научит. Первый раз я подумал, что парень где-то втихаря выпил и перед девочками куражится и не стал заострять на этом внимание. Но после второго раза решил с ним поговорить. Оказалось, что не в водке дело, а он искренне так считает. А я оказался в ситуации, когда я ничего не понимаю, и что с этим "Героем" теперь делать не знаю. Но продолжил его расспрашивать, а потом просто убил его заявлением, что если бы у него даже было тридцать сбитых, я ему представление на Героя бы не подписал и, ни командир, ни комиссар бы его не пропустили. Я дальше хотел объяснить ему, что такая награда как звание Героя — это не премия за сбитые, это не столько награда, сколько обязывающее доверие показывающее, что этот человек признан достойным стать образцом для подражания, что он заслужил своими делами. Но до этого не дошло, Подгорный стал мне что-то доказывать, и его явно понесло. Совсем молодой парень не выдержал даже веса орденов, которыми его уже наградили и зазвездился до предела. Не зря ведь говорят умные люди, что пройти "огонь и воду" гораздо легче, чем "медные трубы". Сергей не сумел, и пока я прикидывал, что мне с ним теперь делать, уж очень мне не хотелось выносить сор из избы. И как ему тихо и без шума вправить мозги, мне в голову не приходило. Только Подгорный моё молчание истолковал по-своему и в запале стал обвинять меня в том, что я, как оказалось, не даю ему возможности себя реализовать. И он даже приготовил рапорт на перевод на другую машину, где командир экипажа его будет понимать и не станет над ним издеваться и зажимать его недюжинный талантище. К моему удивлению кроме слов, он достал из кармана сложенный листок рапорта, где просил перевести его на машину Жени Паулко, у которого недавно погиб стрелок, а сам он пока был без машины. То есть, ситуация зашла гораздо дальше и глубже, чем я думал. Впрочем, с учётом того, что я планировал уйти из эскадрильи отдать стрелка я был совершенно не против. И хоть я планирую продолжать летать со своей эскадрильей, но у меня будет реальная возможность под эту сурдинку привычно летать без стрелка. Я взял рапорт и на глазах ещё возбуждённого Подгорного поставил свою подпись и наложил резолюцию: "Прошу удовлетворить"... Чем вызвал у него очевидное потрясение, как мне думается, рапорт был подготовлен, как способ показать мне, кто здесь на самом деле главнее и, по его мнению, я просто обязан был начать его уговаривать остаться, это как минимум, если не бухнуться ему в ноги с мольбами, ведь сгину без его пулемёта...

Искать себе нового стрелка я и не собирался. Собрал экипаж, объяснил ситуацию с Подгорным и приказал сделать в заднюю кабину из самых лёгких материалов чучело на каркасе, которое одеть в комбинезон, шлемофон и очки, а для снижения веса ещё и пулемёт снять и вместо него установить деревянный макет. С учётом уменьшения веса машины решил довести количество направляющих для реактивных снарядов до четырнадцати, то есть по семь на крыло. У меня стояли по пять, их можно было все заполнить восьмидесяти двух миллиметровыми эРэСами или на среднюю и две крайние подвесить большие сто тридцати двух миллиметровые снаряды. Теперь смогу вешать по семь малых или по четыре больших, но большие я очень редко использую, только если на склад вовремя не подвезли малые. В принципе, летать без стрелка мне даже удобнее, а тут такая изумительная возможность это реализовать и инициатива не от меня идёт. Тем более, что я уже почти ушёл из эскадрильи, и меньше сложностей со статусом моего стрелка, если бы он у меня был. Вон, командирский стрелок вечно как придаток в первой эскадрилье болтается. С техниками намного проще, есть стоянка и машина, вокруг которой они могут хороводить без всяких проблем. Всё равно летать я собираюсь всяко больше командира. Если новый комэск захочет, то могу сменить стоянку, хотя моя и так первая с краю. А Подгорный в итоге оказался на машине Шеметова. Коля с Сергеем отлетали совсем не долго. В одном из вылетов машину подбили и во время вынужденной посадки Подгорный погиб, а Шеметов оказался в госпитале. Что с ним было дальше после того, как его отправили в тыл, не знаю, да и не интересно мне. И какой бы грустной не была потеря эскадрильей экипажа, но разговоры про то, что Бог их обоих наказал по полку ходили. Впрочем, на фронте подобное забывается очень быстро, наверно сознание так старается уберечь себя от лишних перегрузок давящих тяжёлых мыслей. Тем более, что все мы ходим под одним Богом и кому завтра выпадет такая же планида неизвестно, поэтому все спешат жить и стараются не вспоминать о грустном...

Вообще, полк из первичного состояния, когда наша отдельная эскадрилья фактически без особенных изменений стала полком поменяв только название и статус, сильно изменился. Ведь ещё недавно на Калининском фронте вылет шести машин вполне считался вылетом полка, вернее всего, что тогда от него осталось. Теперь полк разбух и наполнился новыми людьми и должностями. А при количестве готовых к вылету машин меньше пятнадцати признаётся небоеспособным и отводится на переформировку и пополнение. Ну, чего к примеру стоит только начальник связи полка и отдельно начальник спецсвязи, разница только в звании и том, что второй фактически подчиняется начальнику особого отдела и занят шифровками и ведением секретной документации и сидит в секретной комнате с железной дверью куда даже у командира нет права входа. Дополнительные должности механиков, мастеров и техников. В эскадрилье теперь технического состава тридцать восемь человек по штату на десять самолётов. А уж про вечно не заполненную должность политрука эскадрильи, теперь заместителя комэска по политической части я вообще тихо молчу. У нас комиссар со всеми этими вопросами вполне один справляется, а в помощь ему секретари партийной и комсомольской организации. Конечно, откровенных дармоедов вроде бы нет, но когда весь полк строится и в строю стоит почти две сотни человек, это до сих пор непривычно и даже удивляет. Вроде бы на новые штаты нас перевели давным-давно, и такого количества народа не было. С другой стороны вроде бы все на положенных штатных должностях, в армии в этом вопросе всё очень строго и не забалуешь...