Работает, работает!
— Работает!
Младший эльфийский принц воскликнул это с такой радостью, будто не моё заклятие тестировали, а его. Кажется, Фаника ничуть не смущало, что он висит, беспомощно болтая руками, со смешно задранной рубашкой, почти упавшей ему на лицо. Бульдог обеспокоенно забегал вокруг, для острастки пару раз гавкнув: явно не понимая, что происходит, но просто на всякий случай.
— И правда, — изумился Дэнимон.
— И правда, — эхом откликнулся Восхт. Щурясь, вгляделся в пергамент, который держал одной рукой, и вывел руны контрзаклинания, — нэр тильбака тилль йоуден!
Пару мгновений спустя Фаник рухнул на ковёр, заставив меня обеспокоенно кинуться вперёд — но вскочил ещё прежде, чем я успела к нему подбежать.
— Ещё одно подтверждение, что ты был прав, Восхт, — заключил эльф, отряхнув ладони друг о дружку. — Когда назвал её Белой Ведьмой.
— Да уж, да уж, — колдун взглянул на меня, и от уважительного блеска его глаз мой нос самопроизвольно чуть задрался к потолку. — Не маг, да ещё и иномирец, написал рабочие формулы...
В моей жизни было немного моментов, когда я хотела прыгать от радости, как маленькая девочка, получившая давно желанную игрушку. Наверное, последним был день, в который я завершила Дэвида — когда он, поприветствовав меня, впервые зажёг по моему приказу лампу над кроватью.
Но теперь мне хотелось именно этого.
Я колдунья. Колдунья-теоретик, но всё же. И сама создаю заклинания, о которых когда-то лишь читала: в книжках, казавшихся несбыточными сказочками.
Чёрт возьми, как же круто.
— И какие ещё заклятия она придумала? — спросил Дэнимон.
В его голосе скользнула заинтересованность, которой я не слышала до того.
— Тут ещё три. Кажется, — Восхт сосредоточенно вглядывался в пергамент, — следующее должно заставить оружие противника вылететь у него из рук.
Я подтвердила его слова лаконичным кивком.
— Дэн, я позаимствую твой меч, — безапелляционно изрёк Фаник, прежде чем направиться к покоям пленных.
— Мой меч? — кажется, наследник эльфийского престола остался не в восторге от этой идеи. — Но...
— Ты же не против, правда? — безмятежно бросил через плечо его любимый младший брат. — Вот и чудно.
Дэнимон, безнадёжно махнув рукой, замолчал.
А некоторое время спустя мы сидели за круглым столом. Все вместе, вчетвером.
И пока я объясняла Фанику, как играть шахматный дебют, Дэн и Восхт наблюдали за доской, устроившись рядом с ним.
— ...как говорил один великий шахматист в нашем мире, 'если даже одна фигура стоит плохо, то вся партия стоит плохо'*, — вещала я, подбадриваемая внимательным взглядом Фаника. — Желательно, чтобы по окончании дебюта все фигуры были готовы к бою. Не стоит ходить одной и той же фигурой, пока остальные бездействуют, не стоит тратить время на сомнительные завоевания вроде крайних пешек: в итоге рискуете подарить сопернику перевес в развитии, о чём потом сильно пожалеете. Нужно развивать все фигуры... и вначале лучше выводить коней и слонов, а потом уже ферзя и ладью.
(*прим.: слова Зигберта Тарраша, одного из крупнейших шахматистов и теоретиков шахмат в истории)
— Почему? — спросил эльф, который вторым же ходом вывел своего белого ферзя на h5. — Королева ведь... прости, Криста называла её так, да и мне удобнее... самая сильная фигура. А в скауке сильные фигуры обычно сразу бросают в бой.
— Скаук и шахматы всё-таки сильно различаются, принц, — мягко произнесла я. — В шахматах нет башен, за которые противнику ход воспрещён, да и фигуры не возвращаются к вам... нет, возвращаются иногда, но для этого придётся приложить массу усилий.
— Дойти пешкой до последнего ряда вражеских клеток? — решительно усадив Клемента, норовившего влезть на доску, себе на плечо, Фаник уверенно шагнул своим слоном на с4.
Я ещё после его хода ферзём предположила, что он, сам того не зная, попытается поставить мне детский мат*. Теперь окончательно утвердилась в этой мысли.
(*прим.: мат за четыре хода, который довольно часто встречается среди новичков)
Он правда думает, что я могу на такое попасться? Какая прелесть.
— Именно. Как вы понимаете, сделать это не слишком-то легко. — Я рассеянно коснулась кончиком указательного пальца своей пешки d7, чувствуя кожей холодный камень фигурки. — Ферзя, выведенного в начале игры, очень просто атаковать. Притом что в одиночку он ничего сделать не сможет, только вынужден будет отступать под ударами лёгких фигур. Например...
Я взяла ту же пешку — естественно, ибо правило 'тронул — ходи' успело стать для меня привычкой — и, шагнув ей на d5, жестом предложила Фанику оценить последствия.
Как хорошо, что первым его ходом было не популярное e2-e4, а e2-e3. Иначе не удалось бы осуществить самую эффективную и изящную защиту от детского мата: не только отразив угрозу, но и развив фигуры с темпом*.
(*прим.: в шахматах — ритм игры, развитие событий; в более узком значении — ход)
— Понятно, — изучив доску, констатировал принц. — Теперь моему слону придётся отойти назад, иначе ты захватишь его.
— И не только слону, — когда Фаник отступил, я двинула вперёд ещё одну пешку, на этот раз g7-g6. — А теперь, как я и говорила, я атакую вашего... вашу королеву.
— И мне приходится отступать и ей тоже... причём только сюда, потому что эти клетки защищают твои пешки, эти — твоя королева, а эти — твои слоны. — Эльф, усмехнувшись, отвёл ферзя на f3. — Хитро.
— В итоге я развиваю своего второго коня и завоёвываю центр, а ваша атака захлебнулась. Это вы ещё разглядели все мои ловушки и сумели вывести ферзя из-под удара. А ведь могли и потерять.
— Да, ловушки ты расставила прекрасно, — Фаник задумчиво обозрел поле битвы. — Вот что бывает, если королева неосмотрительно кидается в одиночку во вражеский стан.
— Прямо как в жизни, — хмуро заметил Восхт.
А я решила пока не вдаваться в частности агрессивной тактики, где быстрый вывод ферзя в дебюте был весьма уместен. Той тактики, с помощью которой я когда-то победила Лода.
В конце концов, моему юному падавану и так есть над чем подумать.
Дэнимон зевнул. Кажется, он остался несколько разочарован тем, что его брату не удалось обставить заносчивую иномирную девчонку — и я подозревала, что горделивый наследник эльфийского престола никогда не забудет мне вероломного пленения его венценосной особы.
— Фаник, — молвил принц, любовно протирая лезвие меча куском замши, — думается мне, на обучение этой игре тебе придётся потратить столько же времени, сколько ты учился скауку. Ты действительно этого хочешь?
Забавно. Испытанию моими заклятиями подверглись и его оружие, и его брат — но о состоянии первого принц почему-то пёкся куда больше.
С другой стороны, меч, в отличие от Фаника, не мог настолько красноречиво заявить о том, что чувствует себя прекрасно.
— Для хорошего игрока в скаук научиться шахматам будет не так уж и трудно, — возразила я, выдергивая ногу из-под морды Бульдога, решившего на ней поспать.
— И, как ты и сказала, надо же с чего-то начинать, — Фаник вздохнул с притворной горестностью. — Меня утешает лишь то, что ты тоже не сразу написала свои заклинания.
— Для начала целых две недели постигала то, чему меня в школе учили пять лет, — иронично поддакнул Восхт.
— Неделю. Первые дни, как вы понимаете, мне было немного не до того. Но считайте, что я в родном мире получила... фору, — я мельком улыбнулась. — В конце концов, я же не кинулась сходу сочинять заклятие, которое взломает защиту сокровищницы лепреконов.
В ответ светлый колдун поперхнулся воздухом, Фаник поднял заинтересованный взгляд, а Дэнимон вопросил с тенью какого-то суеверного ужаса:
— Неужели ты и об этом думала?
— И ещё буду думать, — безмятежно откликнулась я. — Люблю интересные задачки, а эта задачка представляется мне весьма интересной.
— Думаю, Ильхт когда-то говорил Тэйранту нечто похожее, — послышался за моей спиной негромкий голос Лода. — Прежде, чем отправился к лепреконам... в надежде сделать то же, чего хочешь ты.
Как же он любит появляться незамеченным.
Впрочем, для серого кардинала — незаменимое качество.
Когда я обернулась, колдун уже подошёл к столу. На доску он посмотрел будто без интереса, и лицо его, как обычно, выражало одну лишь непроницаемую приветливость.
Значит, на том моменте, когда я говорила про защиту сокровищницы лепреконов, он уже был рядом. И про то, что я сочинила заклятия, наверняка догадался...
— Ильхт Миркрихэйр пытался украсть что-то у лепреконов? — переспросил Восхт.
— Да. Медный кубок с гербом их Повелителя. Просто в качестве доказательства, что он сумел что-то оттуда вынести. — Лод улыбнулся изумлению в глазах светлых. — Как вы понимаете, об этой истории предпочитали не распространяться, но мне рассказывали.
— Кубок? — Дэнимон недоумённо повёл рукой, в которой так и сжимал кусок замши. — И зачем ему это понадобилось?
— Потому что ему было восемнадцать лет. Потому что он был молод, горделив и невероятно умён. И он хотел быть тем, кто сломает нерушимую защиту лепреконов. — Лод пожал плечами. — Он даже поспорил с Тэйрантом, что сделает это. На один золотой.
Я вспомнила тех мальчиков, что когда-то видела во сне. Юного Ильхта с тёплой усмешкой на губах, юного Тэйранта, улыбчивого и серьёзного. И картинка, как они заключают шутливое пари — в том самом саду Хьярты, где Тэйрант тренировал маленького Эсфора, — всплыла в воображении сама собой.
Я увидела, как они азартно жмут друг другу руки. Товарищи, озорные мальчишки... которым несколько лет спустя суждено залить Риджию кровью.
И подумала, что Морти была стократ права: когда говорила про милых мальчиков, вырастающих в мужчин, способных на страшные вещи.
— Видимо, эта попытка не увенчалась успехом, — предположил Фаник.
— Да. Проникнуть в сокровищницу труда не составило, а вот выйти оттуда с кубком... даже Ильхту это оказалось не под силу, — Лод почесал подбородок указательным пальцем. — У меня даже сохранилось заклятие, с помощью которого он пробовал нейтрализовать чары, наложенные на сокровищницу. Великолепная формула. Невероятно жаль, что нерабочая.
— И, конечно, ты пытался её усовершенствовать, — предположила я.
— Пытался. Но мне даже не требовалось проверять её, чтобы понимать — я не сделал её правильной, — Лод печально улыбнулся. — Если даже Ильхт не смог...
— Может, он был и могущественнее тебя, — запротестовала я, — но ты умнее.
— В том, что касается магии, ему не было равных. Как теории, так и практики.
— Но ты усовершенствовал его ошейник!
— Просто потому, что он не успел сделать того же. Я никогда не вывел бы подобную формулу с нуля.
— Думай, что хочешь, только меня не переубедишь, — безапелляционно высказалась я. — Однако должен быть какой-то способ обойти эту защиту.
— Чары завязаны на жизни двадцати лепреконов, обитающих во дворце, — рассеянно проговорил Восхт. По лицу светлого колдуна я видела, что его тоже заинтересовала задачка. — Если ориентироваться на основные магические принципы... чары падут, если убить их всех.
— Только вот каждый из двадцати знает не больше, чем трёх других, — Дэнимон вновь провёл замшей по стали, и без того сверкающей. — Даже если захватишь одного, он не поможет тебе вызнать имена остальных. Для верности придётся вырезать всех обитателей дворца.
Я сняла очки, которые успели заляпаться, и протёрла стёкла рукавом рубашки. В мыслях уже щёлкал один вариант за другим: потому что, как ни крути, меня не оставляла тщеславная надежда стать риджийским Данцигом*.
(*прим.: Джордж Данциг, американский математик. Однажды, будучи аспирантом университета, он опоздал на урок и принял написанные на доске уравнения за домашнее задание. Задание показалось ему сложнее обычного, но через несколько дней он смог его выполнить; после оказалось, что он решил две 'нерешаемые' проблемы в статистике, с которыми маститые учёные не могли справиться в течение многих лет)
— Если чары не сломать, то наверняка их можно обмануть.
— Надеть на лепрекона ошейник и заставить вынести предмет из сокровищницы? — Фаник покачал головой, и я хмыкнула — ибо принц озвучил вариант, который и мне когда-то пришёл в голову первым. — Не выйдет. Если лепрекон будет понимать, что вытаскивает предмет незаконно...
— ...защита сокровищницы не выпустит его. Да, уже наслышана, — я придирчиво просмотрела стёкла на свет. — А как насчёт захватить лепрекона в плен и изменить ему память так, чтобы он думал, что имеет полное право выносить предмет?
— Уже пробовали, — отозвался Лод. — Чары, как ты могла понять, всегда считывают сознание того, кто пытается выйти из сокровищницы. Изменение памяти оставляет слишком серьёзные следы, и объект с подобными следами вызывает у чар подозрение. В итоге они не выпускают этого подозрительного лепрекона наружу, причём вне зависимости от того, есть у него в руках предмет или нет. И, насколько я знаю, даже в этих случаях лепреконы не ослабляли защиту, дабы позволить своему товарищу выйти, так что... конец был печален.
А эти лепреконы весёлые ребята, однако.
— Хм, — я в задумчивости прикусила дужку очков. — Раз всё завязано на сознании, то превращение в лепрекона тоже ничего не даст.
— Нет. И обмануть чары пытались многие, да только не вышло ни у кого.
Я вернула очки на нос. Попыталась ухватить идею, мелькнувшую где-то на краю сознания, идею, которая — я чувствовала — была напрямую связана с решением, скользнувшую смутной тенью...
— Впрочем, не буду дальше вам мешать, — Лод отступил на шаг, и удивление сбило меня с нужной мысли.
— И даже не останетесь понаблюдать за игрой? — осведомился Фаник, озвучив и мой вопрос: со странной насмешкой в голосе. — Вы же, если не ошибаюсь, любите это дело, да и мастер в нём.
— С удовольствием составил бы вам компанию, но, боюсь, меня ждут дела. — Колдун поклонился. — Приятного времяпрепровождения.
Мы молча проследили, как он уходит.
— Похоже, коротать время в нашем обществе не доставляет ему особого удовольствия, — бесстрастно заметил Дэн потом.
— Думаю, причина вовсе не в пренебрежении, — откликнулся Фаник.
— А в чём ещё, по-твоему, она может быть?
— Я могу глубочайшим образом заблуждаться, но что-то подсказывает мне, — в коричных глазах принца плеснулась хитреца, — ему просто не слишком нравится наблюдать, как Сноуи играет с кем-то ещё.
Я в ответ фыркнула, скрывая смущение.
Лод и ревность? Нет, это понятия несовместные.
Хотя бы потому, что он имеет не больше прав ревновать меня, чем я — его.
— Может, ему и правда претит проводить с нами больше времени, чем того требует необходимость, — сказал Восхт с сомнением. — Мы ведь совсем недавно были его врагами.
— Если Лод сказал, что у него дела — значит, у него дела. И только, — твёрдо произнесла я. — Мы пытаемся предотвратить войну, как-никак.
— Война, враги... — когда Фаник взялся за одну из своих пешек, в голосе его послышалась горечь. — Мы все искалечены этой проклятой войной. Последнее сражение было триста лет назад, но она идёт до сих пор, а мы все — её жертвы. И пока мы не заключим мир, она будет порождать новые.
