Землю усеивали небольшие поселения. Вокруг этих разбросанных владений в кремовой почве были аккуратно вырублены каменоломни, их низ был испещрен следами работающих транспортных средств, похожих на насекомых. Крошечные летательные аппараты поднимались в космос с маленьких, ярко-оранжевых посадочных площадок, увозя плоды карьеров. Многие здания сами были покрыты белой пылью; очевидно, некоторые из них были древними.
Пириус спросил команду военно-космического флота, что такое белая пыль. Их ответ был резким: — Мел, — слово, которое ничего не значило для Пириуса. Но они назвали этот мир "угольной шахтой", как и Дарк. Только позже Пириус узнал, что у этой "угольной шахты" когда-то было собственное название, древнее название, не имеющее ничего общего с целями, для которых была создана планета. Когда-то она называлась Венерой.
— Итак, еще одна остановка в твоем грандиозном путешествии по Солнечной системе, энсин Пириус?
— Это не мой выбор, комиссар.
— Конечно. Что ж, идем, идем... — Нилис шел впереди по коридорам с голыми стенами, ступая по полам, изрытым колеями от долгого использования.
Нилис работал в обиталище; корвет осторожно пристыковался к центру разросшегося переплетения модулей, переходов и воздуховодов. Обиталище, казалось, было посвящено чистой науке, второстепенной роли планеты как "нейтринного телескопа". И оно было старым: защитные покрытия модулей были покрыты кратерами от ударов микрометеоритов и почернели от тысячелетнего воздействия яркого солнечного света.
Внутри помещение представляло собой лабиринт коридоров и небольших цилиндрических камер. К застоявшейся человеческой вони примешивался стойкий запах озона, сварки и вышедших из строя электрических систем. На станции были достаточно современные позиционирующие двигатели, инерциальное управление, жизнеобеспечение и другие необходимые системы, но куда бы вы ни посмотрели, обслуживающие роботы трудились, чтобы поддерживать это место в рабочем состоянии. В настоящее время энергия поступала от пары ВЕС-модулей, но обиталище все еще щеголяло старинным набором крыльев с солнечными батареями, их глянцевые поверхности давно почернели и облупились.
Нилис сказал, что, как чисто научное учреждение, без очевидного военного потенциала, это место всегда испытывало недостаток ресурсов. — К этому привыкаешь, — сказал он.
Он привел Пириуса в наблюдательный модуль. Они всмотрелись в сияющий лик планеты, и Пириус был ослеплен. Но он мог разглядеть узор карьеров и дорог на сияющей поверхности и непрерывные потоки шаттлов, проходящих сквозь атмосферу.
Нилис заговорщически сказал: — Мне здесь даже нравится. Но это не самое приятное место для работы. Скажем, на Плутоне вы по-настоящему изолированы, у черта на куличках. Но здесь Земля достаточно близко, чтобы невооруженным глазом ее можно было увидеть как двойную планету — достаточно близко, чтобы ее можно было потрогать. Никто не хочет работать в подобном месте, когда дом так соблазнительно близко.
Пириус рискнул: — Венера — это угольная шахта.
— Да. Хотя никто больше не называет ее Венерой. Никто, кроме Люру Парц и ей подобных.
Пириус знал достаточно основ планетологии, чтобы понять, что эта планета, должно быть, сильно преобразилась. Это был скалистый мир ненамного меньше Земли, и так близко к своему родительскому солнцу он должен был быть покрыт толстым слоем воздуха, сокрушительным покровом из углекислого газа и других соединений, выжженных из горных пород безжалостным жаром солнца.
Что ж, по словам Нилиса, когда-то толщина атмосферы превышала двести километров; ее масса примерно в сто раз превышала земную, а давление на поверхности было в сто раз больше. На высоте двадцать километров или около того атмосфера напоминала вялый океан, а скалы под ней были такими горячими, что светились красным. Это была планета, которую люди посетили впервые — и в те дни облака были такими густыми, что ни один человеческий глаз никогда не видел грунт.
— Венера приводила в бешенство. Мир, такой близкий к Земле и такой похожий во многом, но такой непохожий. Например, на Венере на самом деле не больше углекислого газа, чем на Земле; но на Земле он заключен в карбонатных породах, таких как известняк; здесь все это смертельно висело в воздухе. Итак, что вы делаете?
— В первые дни Майкла Пула существовали всевозможные схемы терраформирования Венеры, чтобы сделать ее похожей на Землю. Возможно, вы могли бы засеять этот густой воздух наноботами или искусственными формами жизни и использовать солнечную энергию для расщепления бесполезного углекислого газа на полезные углерод и кислород. Отлично! Но воздуха было так много, что в итоге планета была бы покрыта стометровым слоем графита — и примерно шестьюдесятью атмосферами чистого кислорода. Любой человек, достаточно глупый, чтобы выйти на поверхность, самопроизвольно воспламенился бы!
— Итак, затем появились мегаинженерные предложения по полному уничтожению этого раздражающего воздушного покрова с планеты с помощью бомб или даже ударов астероидов. К счастью, у кого-то появилась более толковая идея.
Было осознано, что углерод на самом деле является жизненно полезным элементом, а воздух Венеры содержит самое большое количество углерода во внутренней системе, больше, чем у всех астероидов вместе взятых. Было бы преступно расточительно выбрасывать его. Итак, была придумана новая схема, планета была засеяна другим видом сконструированного организма.
— Они дрейфовали в высоких облаках, — сказал Нилис, — маленькие жучки, живущие в каплях кислой воды, питающиеся за счет фотосинтеза. И они строили себе оболочки из диоксида углерода — или, скорее, из полимеров диоксида углерода, молекул CO2, склеенных в сложные решетки. — Нанотехнология, позволившая этим искусственным жучкам создавать свои панцири, была основана на технологии давно ассимилированного инопланетного вида под названием хорте. — Это было одно из первых применений инопланетной технологии внутри Солнечной системы, — сказал Нилис. — И это сработало. Когда каждое маленькое существо умирало, его панцирь становился достаточно тяжелым, чтобы спуститься из облаков к земле, унося с собой грамм или два связанного углекислого газа.
Пириус понял идею. — Углекислота выпала снегом.
— Да. На грунте, сжимаясь под собственным весом, она плавилась и соединялась, и образовывались еще более сложные полимеры. Те, кто добывает это вещество, называют его мелом; нечто подобное образуется на дне земных морей.
— Это было очень долгосрочное предложение, один из первых мегапроектов человечества. Но стоимость была скромной; вам нужно было заплатить только за первое поколение искусственных жуков. Проект продолжается уже двадцать тысяч лет — по крайней мере, не меньше; считается, что он был основан древними еще до оккупации кваксов.
Как только углерод Венеры был заключен в удобную форму мела, его стало легко добывать, и у него появилось множество возможных применений. Но, по словам Нилиса, только после первых нескольких тысяч лет реализации проекта было обнаружено неожиданно полезное применение новой коры Венеры из полимеров углекислого газа. — Оказалось, что некоторые из структур, образовавшихся в горячих, сжатых слоях венерианского мела, действительно обладали очень интересными свойствами.
Пириус высказал предположение. — Вы говорите о нейтрино.
— Да.
Нейтрино были экзотическими субатомными частицами. Подобно призракам, они проходили сквозь материю, сквозь собственное тело Пириуса или даже сквозь большую часть планеты, подобной Венере, едва замечая, что что-то стоит на пути. — И это делает их довольно трудными для наблюдения, — сказал Нилис.
Вот тут-то и пригодился венерианский мел. Было обнаружено, что некоторые из наиболее экзотических полимеров, образующихся при высокой температуре и давлении в меловых слоях Венеры, хорошо улавливают нейтрино — или, скорее, следы их прохождения.
Нейтрино принимали участие в ядерных реакциях: когда атомные ядра делились или синтезировались, высвобождая в процессе потоки энергии. Нилис сказал: — В природе есть два места, где такие реакции являются обычным явлением. Одно было в первые несколько минут формирования самой Вселенной — моменты нуклеосинтеза, когда первичные барионные частицы, протоны и нейтроны, объединялись, образуя первые сложные ядра. Другое находится в центре звезд, которые работают на энергии термоядерного синтеза. Итак, ты видишь, что нейтринный телескоп может заглянуть в синтезирующее сердце Солнца.
Таким образом, Венере была отведена новая роль: сторожевой башни.
— Древние верили, что глубокое наблюдение за солнцем было важно — но не для самого солнца. Звезды — довольно простые машины, на самом деле, намного проще, чем, скажем, бактерии, и были тщательно изучены задолго до того, как была посещена первая внесолнечная планета. Нет, их интересовало не солнце, а то, что находится внутри солнца. Темная материя, — сказал Нилис. — Это то, что наблюдало поколение Майкла Пула. Темная материя в центре Солнца...
Когда солнце двигалось по своей орбите вокруг центра Галактики, оно столкнулось с темной материей. Почти такая же призрачная, как нейтрино, большая ее часть просто проходила сквозь солнечную массу. Но некоторые частицы взаимодействовали с плотным, горячим веществом в центре Солнца и, теряя энергию, оказались в ловушке. Нилис сказал: — Они вращаются, комки темной материи вращаются вокруг солнца, даже внутри термоядерного сердца звезды. Поразительно, если вдуматься.
Именно для изучения этой странной внутренней солнечной системы из темной материи, полностью содержащейся в объеме Солнца, и была разработана установка на Венере. Частицы темной материи аннигилировали друг с другом и при этом высвобождали больше нейтрино, которые улавливались на Венере и анализировались.
— Я просмотрел потоки данных, — сказал Нилис. — Можно увидеть там структуру: скопления, агрегаты — даже то, что выглядит как целенаправленное движение. Некоторые предполагают, что там есть жизнь, жизненные формы темной материи. Почему бы и нет, я говорю?
Пириус был сбит с толку. — Какой вред может причинить след темной материи?
— Не знаю, — честно признался Нилис. — Хотя древние, очевидно, боялись этого. В архиве я видел намеки на гораздо более амбициозные проекты, чем этот: искусственные люди, введенные в потоки темной материи в сердце Солнца, и так далее.
И Люру Парц, подумал Пириус, которая, возможно, сама пережила те древние времена, все еще наблюдала за темной материей на другом конце Солнечной системы. Здесь была еще одна глубокая тайна, еще один древний страх.
— Комиссар, вас не интересует, что происходит на солнце.
— Нет. Но меня интересует первичный нуклеосинтез. — Это был другой источник нейтрино. Он говорил о Большом взрыве.
По словам Нилиса, по мере того, как Вселенная расширялась от своей первоначальной сингулярности, физика быстро развивалась. В первую микросекунду пространство было заполнено квагмой, бурлящей магмой кварков, как будто вся вселенная была одним огромным протоном. Но Вселенная расширялась и охлаждалась, и к концу первой секунды большинство кварков было заключено в барионные частицы, протоны и нейтроны. В течение следующих нескольких минут Вселенная представляла собой свирепый котел ядерных реакций, поскольку формировались мимолетные атомные ядра, которые почти сразу же распадались снова, становясь нестабильными в условиях свирепой жары. Нейтрино приняли участие в этом ошеломляюще быстром танце.
Но затем, по мере дальнейшего понижения температуры, внезапно стали стабильными простые ядра, такие как гелий. Вселенная замерла. Всего через три минуты после сингулярности этот шквал нуклеосинтеза закончился, и расширяющееся пространство заполнилось водородом и гелием. Синтеза ядер больше не будет до гораздо более позднего периода существования Вселенной, когда сформируются первые звезды.
— И поскольку нуклеосинтез прекратился, — сказал Нилис, — первичные нейтрино больше не взаимодействовали с материей. Для них Вселенная трехминутной давности была уже почти прозрачной. Те древние нейтрино все еще наполняют пространство даже сегодня. Так вот, Венера была спроектирована для наблюдения за нейтрино от Солнца...
— Но нейтрино есть нейтрино, — сказал Пириус.
— Да. И в этих первичных нейтрино можно прочесть историю о самых ранних моментах существования Вселенной. И это история жизни, энсин.
— Жизни?
— Квагмитов.
На самом деле именно анализ повреждений, понесенных зеленым кораблем Пириуса Блю, "Когтем ассимилятора", побудил Нилиса прилететь сюда, на Венеру, и начать думать о нейтрино.
— Это я приказал, чтобы ваш корабль подвергся надлежащей судебной экспертизе, — сказал он. — В конце концов, он находился в непосредственной близости от ксили — не говоря уже о магнетаре! Я полагал, что на вашем корабле могут сохраниться следы его приключений, из которых мы могли бы узнать больше. И поэтому я хотел, чтобы в ремонтной мастерской Гильдии инженеров на него обратили больше внимания, чем беглый осмотр.
То, что обнаружили ученые Нилиса, в конечном счете, вообще не касалось ксили или даже магнетара. Это были квагмиты.
Нилис сказал: — Ты действительно никогда не задумывался, что на самом деле представляют собой квагмиты? И почему их так привлекает ВЕС-энергия?
— Нет, — честно ответил Пириус. Для пилотов квагмиты были просто странной разновидностью вируса, который доставлял вам неприятности, если вы использовали ВЕС-привод где-нибудь в Центральной звездной массе. Поскольку ВЕС-приводы были, по сути, устаревшей технологией, используемой в качестве резервной на случай выхода из строя более эффективных систем субсветового привода, никто никогда особо не задумывался о квагмитах.
— Да, да, я понимаю твою точку зрения, — сказал Нилис. — Тебя даже не интересует тот факт, что эти существа, очевидно, живые, не так ли?
Пириус пожал плечами. Жизнь сама по себе была не очень интересна; по мере того как человечество перемещалось по Галактике, жизнь обнаруживалась повсюду.
— Пириус, когда зажегся ВЕС-привод "Когтя", его обстреляли маленькие, но плотные снаряды. — Он хлопнул в ладоши и вызвал виртуальное изображение зеленого корабля. Полупрозрачный вырез, тот был пронизан сложным узором из сияющих прямых линий. — Вас подбросило вверх, как будто вы пролетели сквозь град пуль. Частицы были кусочками квагмы, и они оставляли заполненные следами пара треки в веществе, через которое они проходили. Треки прорезали все — корпус, оборудование, даже твое тело и тела твоего экипажа. Но эти зеленые корабли — крепкие маленькие суденышки; вашим системам был нанесен значительный ущерб, но резервирования было достаточно, чтобы вы справились.
— Полагаю, мы привыкли к квагмитам, — сказал Пириус. — Мы действуем с их учетом.
— Но посмотри, — сказал Нилис и провел пальцами по линиям. — Посмотри сюда и сюда... Разве ты не видишь, даже на этом простом итоговом изображении? Эти линии были нанесены не случайно. Здесь есть закономерности, пилот! А там, где есть закономерности, есть и информация.
