Балтийский фактор

Бронепоезд проследовал дальше. За ним, соблюдая дистанцию, потянулись остальные поезда. Тут всё зачистят красноармейцы Пензенской дивизии. А моя вторая бригада сейчас направляется дальше — к Сызрани. Восьмьюдесятью километрами севернее точно так же едут к Симбирску два полка первой бригады, прорвавшей фронт на сорок минут раньше нас. Они уже приближаются к Волге, а нам до Сызрани придётся пилить больше часа.

Но зато есть время выяснить обстановку у Александровского моста. Я дал команду немного снизить ход и запустить воздушного змея с антенной. Через 10 минут я знал, что мост и акватория Волги находятся под нашим контролем. Теперь следовало поднажать.

Мимо Сызрани, небольшого уездного города с населением в сорок три тысячи человек, бригада проскочила сходу, чтобы поскорее преодолеть мост, защитники которого держались исключительно благодаря поддержке кораблей и летающих лодок. А эшелоны Инзенской Революционной дивизии остановились на запасных путях, чтобы пропустить мой штабной поезд и высадить красноармейцев, которые займутся очисткой города от немногочисленных белогвардейцев. Чехословаков в нём практически не было.

На подъезде к Александровскому мосту бронепоезд разогнал артиллерийско-пулемётной стрельбой несколько рот сызранских белогвардейцев, пытавшихся выбить с тет-де-пона наших десантников. Преодолев мост, он, не сбрасывая скорости, проследовал дальше по направлению к Самаре. Вслед за ним с шумом и лязгом на левый берег один за другим выкатывались остальные поезда бригады. Последними через Александровский мост проследовали мой штабной поезд и догнавший его поезд со штабом Первой армии Тухачевского.

Миноносец "Прыткий" остался около моста, а "Прочный", взяв на буксир все пять бронекатеров, побежал вверх по течению обратно к Самаре, мимо которой он сегодня уже проходил перед самым рассветом.

До Самары оставалось чуть больше ста километров. Бронепоезд преодолел это расстояние за два с половиной часа, а "Прочному" потребовалось почти четыре.

В городе пока было тихо, поэтому я решил повторить приём, которым Чехословацкий корпус воспользовался в июне для захвата Самары. Вот только в этот раз через железнодорожный мост в город должен был ворваться не один бронепоезд, а целая колонна, состоящая из двух бронедрезин и десяти железнодорожных составов.

План был предельно наглый и достаточно сумасшедший, чтобы сработать. Среди бела дня к мосту подъехали две бронедрезины. Спокойно, на небольшой скорости. И послушно остановились около шлагбаума по первому же требованию охранников. После чего с них горохом посыпались десантники, мгновенно обезоружившие охрану и занявшие караульное помещение.

Красноармейцы открыли шлагбаум. Бронедрезины тронулись с места, переехали мост и покатили к вокзалу, до которого было меньше километра. Проезжая через мост, задняя дала короткий гудок. Из-за ближайшего лесочка выехал бронепоезд и также неторопливо двинулся через мост к вокзалу. Но не остановился около него, а поехал дальше, освобождая место на путях другим составам. Всё это происходило тихо и мирно, без единого выстрела. Около вокзала остановился технический поезд, с которого прямо на станционную платформу начали съезжать броневики. Второй полк занял соседний путь, штабные поезда остановились на третьем.

Самара была большим губернским городом, население которого составляло сто пятьдесят тысяч человек, а длина вдоль Волги достигала восемнадцати километров. При этом наиболее плотно заселённым был четырёхкилометровый по фронту участок глубиной примерно в два километра, расположенный между железнодорожным вокзалом и волжскими пристанями. Именно на него и хлынула волна примерно из трёх тысяч красногвардейцев при двенадцати броневиках. Артиллерийские орудия даже не стали выгружать. А вот аутригеры бронепоездов выдвинули и опёрли на землю. Башни с шестидюймовыми гаубицами развернулись и грозно смотрели на притихший торговый город.

Нельзя сказать, что белочехи Чечека вообще не сопротивлялись. Некоторые из зданий города пришлось брать штурмом. Но это были скорее исключения. После того как к волжским пристаням подошли бронекатера и "Прочный", подавляющая часть чехословаков сложила оружие.

Валериан Владимирович Куйбышев, знавший город как свои пять пальцев, лично водил команды, созданные для того, чтобы арестовать руководство Комуча. Вслед за ним частым бреднем из бойцов Инзенской Революционной дивизии вылавливал более мелкую рыбку Мартын Иванович Лацис, являвшийся членом коллегии ВЧК. Чечека я ему не отдал. Полковник был для чего-то нужен Свечникову, поэтому сидел под арестом у меня в штабном поезде.

В общем, почти все были при деле и бурно радовались, что обошлось без большой крови. Единственным, кто остался недоволен случившимся, был Михаил Николаевич Тухачевский. Назвать этого атлетически сложенного человека маленьким Наполеоном было, наверно, не совсем уместно. Тем не менее, это, если не учитывать физические размеры, было бы наиболее точной характеристикой. Апломб, завышенная самооценка, желание всюду быть первым.

А сейчас он, как и при выпуске из Александровского военного училища, опять оказался третьим. После Миши Свечникова и меня. И это несмотря на то, что Тухачевский командовал армией, Свечников корпусом, а я дивизией. Нет, внешне командарм всего этого не показывал, но мне было видно.

Рядовых пленных чехословаков, а их в Самаре набралось более двух с половиной тысяч, я распорядился запереть в отодвинутых на запасные пути их собственных эшелонах. Приставив к ним вооружённую пулемётами охрану. Приказал кормить, без ограничений давать воду, выпускать малыми партиями в специально оборудованное отхожее место. Что с ними делать дальше — пусть решает Свечников. Это дело находится в его компетенции.

Михаил приехал только вечером следующего дня. На реквизированном у белых бронемотовагоне "Заамурец". Вот значит, зачем он лично полез в Симбирск. Я бы от такой "лошадки" тоже не отказался.

Приехав, он сразу развил бурную деятельность. Первым делом распорядился сформировать два эшелона с хлебом, благо в самарских закромах его было припасено изрядно. И отправить их в сопровождении бронедрезин в Москву и Петроград. Потом, выслушав мой доклад, полностью одобрил предпринятые действия. И пообещал представить к награждению за взятие Самары. Раз пообещал — сделает.

Я предложил посидеть тет-а-тет, чтобы обмозговать дальнейшие планы, но Михаил заявил, что делать это надо втроём. Моё предположение о том, что третьим будет Тухачевский, оказалось ошибочным. Похоже, что комкор ни во что не ставил бывшего подпоручика, теперь волею судьбы ставшего командармом, так как предпочёл поговорить с полковником, ещё вчера утром командовавшим дивизией.

Разговор с Станиславом Чечеком у нас состоялся в моём штабном поезде. Абсолютно на равных. Все трое были Георгиевскими кавалерами, имели почти идентичный набор царских орденов (по семь на брата). И даже глобальная цель у нас была общей — отправить Чехословацкий корпус во Владивосток. Станислав поведал, что Михаил был уже вторым, кто обратился к нему с подобным предложением. Первым был Троцкий.

— И какова оказалась его дальнейшая судьба? — поинтересовался Михаил.

— Расстреляли мы этого напыщенного индюка, — заявил Станислав. — Имеете за это претензии?

— Ни малейших, — ответил Михаил. Туда этому горлопану и дорога. Но ты больше никому об этом не рассказывай.

Потом обсудили наши дальнейшие совместные действия. Корпус пойдёт на Уфу сразу по двум направлениям. Первая дивизия из Симбирска, вторая из Самары. Обе дивизии будут сопровождать эшелоны с чехословаками и бить по дороге всех встречных вдребезги и напополам. По пятам за дивизией Булацеля поедет Железная дивизия Гая. На станции Чисмы, где соединяются Самаро-Златоустовская и Волго-Бугульминская железные дороги, Корпус объединится в единое целое. Вооружит чехословаков и отправит их в Уфу.

— Ты сможешь убедить своих? — спросил Михаил у Станислава.

— Да, — просто ответил Чечек. — Мы уже созрели. А ты своих?

— Тоже смогу. Но для этого мне нужно будет слетать в Москву. Так что примерно с неделю, может быть меньше, надо подождать. Да и тут у нас пока ещё не все вопросы решены. Но с ними, я полагаю, Владимир и сам справится.

— Как, Володя, почистишь правый берег Волги от Сызрани до Саратова, пока я в Москву слетаю?

— Вообще не вопрос, — отвечаю. — Лети спокойно, почистим. Но для занятия городов нужно будет привлечь Тухачевского.

— Естественно. Прямо сейчас сходим к нему и переговорим.

Пошли к Тухачевскому. Вдвоём, разумеется. Предложили ему помощь в освобождении правобережных волжских городов. Свечников объяснил, что она будет заключаться в отправке на дно всего, что, по нашему недосмотру, ещё плавает на поверхности, перевозке миноносцами десантников и оказании артиллерийско-пулемётной поддержки с воды и воздуха.

В том, что Тухачевский согласится, у меня не было ни малейших сомнений. Ведь эти города (городки, конечно, но об этом ведь можно и не упоминать в реляциях) он будет брать сам!

Так и произошло. Идея была принята им на ура и с восторгом поддержана.

Утром Свечников уехал на "Зауральце" в Инзу. Там пересел на свой самолёт и полетел в Арзамас, а оттуда в Москву. "Зауралец" тоже уехал в Арзамас, где пока ещё располагался штаб Корпуса. А самолёты перелетели в Самару на аэродром лётной школы. Там имелась вся нужная авиаотряду инфраструктура, да и места было побольше.

Свечников отсутствовал трое суток. За это время Тухачевский силами Пензенской дивизии Яна Петровича Гайлита и при участии Вольской дивизии ликвидировал все оставшиеся очаги сопротивления Народной армии Комуча, расположенные на правом берегу Волги. Бронекатера топили последние вооружённые пароходы, миноносцы высаживали десант (вчетвером они брали на борт больше пятисот красноармейцев), летающие лодки М-9 кошмарили обороняющихся сверху, закидывая их бомбами и поливая пулемётными очередями. Таким образом последовательно были освобождены Хвалынск и Вольск.

Решив все вопросы в Москве и получив там "благословление" Бонч-Бруевича и Ленина на Уфимский рейд, Свечников привёз на груди второй орден Красного Знамени и ещё один для меня — за Самару. Почти одновременно со Свечниковым бронедрезину, два бронепоезда и эшелоны Первой дивизии привёл в Арзамас Юкка Рахья. Эшелонов было на четыре больше, чем уходило в Москву. Дополнительные предназначались для перевозки пленных чехословаков (их в Казани и Симбирске набралась в общей сложности почти тысяча) и бойцов Симбирской Железной дивизии Гая, которую Бонч-Бруевич временно придал нашему Корпусу, выведя из состава Первой армии Тухачевского.

На следующий день дивизия Булацеля выехала в Симбирск, а все размещавшиеся в Арзамасе вспомогательные подразделения — в Самару, куда было решено переместить штаб Корпуса. Туда же для согласования со мной дальнейших планов вылетел и Свечников.

Волжскую флотилию, в которую вошли миноносцы, бронекатера, авиаматки и обе эскадрильи летающих лодок, мы оставляли в Самаре. Авиаотряд забирали с собой. Он будет сопровождать дивизии Булацеля и Гая, которые поедут в Уфу из Симбирска. Эту колонну возглавит Свечников, пристыковав свой бронемотовагон к тому бронепоезду, который пойдёт первым.

А я со своей дивизией и эшелонами Чехословацкого корпуса поеду прямо отсюда, из Самары. Наш путь примерно на сто километров короче, но в дороге придётся изрядно пострелять.

До станции Чисмы мы ехали больше суток. Пострелять, как я и предполагал, пришлось. Причём дважды. В первый раз у села Сарай-Гир бой был небольшим. А за семьдесят километров до Чисмы у станции Раевка пришлось останавливаться, чтобы восстановить разобранное железнодорожное полотно. Предварительно ликвидировав изрядный отряд белогвардейцев. Тем не менее, до станции Чисмы моя дивизия добралась первой.

Пока перестраивали составы, выпуская вперёд чехословацкие эшелоны, по Волго-Бугульминской ветке подъехал Свечников. Нам пришлось сдавать назад, чтобы дать место поездам первой дивизии, пропускающей вперёд ещё два состава с чехословацкими легионерами. Всё это вместе с вооружением чехословаков (мы им вернули только винтовки и полтора десятка пулемётов) заняло больше шести часов.

Попрощавшись с чешскими полковниками (Чечеком и Швецом), которым вечером предстояло убедить своих соотечественников покинуть Уфу, мы вчетвером (я, Свечников, Булацель и Гай) собрались поужинать в станционном буфете, который открылся по случаю нашего приезда.

Там Гай представил нам неожиданного, но весьма желанного союзника — командующего партизанской армией Василия Константиновича Блюхера, отряды которого кружили вокруг Уфы, намереваясь попробовать её на зуб. Проделать это самостоятельно Василий Константинович пока не решался. Сил его армии численностью примерно в полноценную дивизию для этого было явно недостаточно. Население данного губернского города превышало сто тысяч человек, и белогвардейских войск там находилось много. Для одной дивизии. Но никак не для четырёх.

Свечников объяснил ему, что с этим нужно подождать не менее суток — из города должны уйти чехословацкие эшелоны.

Мы и подождали. А потом объединёнными усилиями взяли город как спелый плод, который сам падает в руки. На этом с Комитетом участников Учредительного собрания было покончено окончательно. В городе была восстановлена Советская власть и оставлен сильный гарнизон. А наш Корпус отправился в обратный путь.

Но другой, более дальней дорогой. Чтобы на обратном пути взять ещё и Оренбург. У Гая и Блюхера имелись личные счёты с тамошним атаманом Александром Ильичом Дутовым, объявившим окрестности города Особой областью войска Оренбургского. Били они его, били, но не добили. И атаман опять взялся за старое.

В Уфе мы сформировали два дополнительных эшелона, в которые посадили один из двух кавалерийских полков, входивших в партизанскую армию Блюхера. Против казаков, кроме броневиков, которые могут проехать далеко не везде, нужна кавалерия. А четырнадцать самолётов, каждый из которых несёт по два пулемёта, это, так сказать, вишенка на торте. В этот раз мы не оставили атаману ни единого шанса.

Двадцать шестого августа Оренбург был освобождён, а двадцать седьмого Корпус вернулся в Самару. На следующий день Свечников улетел в Москву.

14 апреля 2025 года

На этом демонстрационный фрагмент первой книги заканчивается. До конца мая я планирую завершить её и передать в издательство. А осенью сяду за вторую книгу этого цикла.

256