Атолл

Солнце, как и всегда, палило нещадно, а в мою черепную коробку кто-то явно подкинул кубик куриного бульона, поскольку в голове моей был концентрированный куриный бульон. Надо было отдохнуть и выспаться. Как только я это осознал, Малявка что-то закричала, указывая куда-то рукой. Я пытался что-то рассмотреть, но заходящие лучи солнца сделать мне это не дали. Лишь через несколько сот шагов я смог различить три небольших домика, стоящих прямо на песке. Два из них смотрели на нас чёрными дырами выбитых окон. В третьем же все окна были забиты досками, покрытыми белой, наполовину отвалившейся краской. Естественно, что сил у нас практически не оставалось и мы ломанулись в ближайший. Дверь была закрыта, но вот окон в тех домах можно сказать не существовало. Были выломаны с корнем. В сгущающейся тьме мы ничего внутри разобрать не смогли. Только натыкались на кучи какого-то хлама. Когда я унюхал истлевший запах кости, за который я схватился, то стало совсем жутко. Спать здесь не захотелось. Правда мне это не помешало, как одержимому, сломать кости запяться и стянуть у скелета часы.

Как-бы не было опасно спать снаружи, но, уставшие и обессиленные, мы свалились на песок прямо рядом с этим 'домиком с привидениями'.

Как ни странно, первым проснулся я. Ощущения у меня были почище, чем с тяжёлого похмелья. С трудом встав на колени, я выплюнул песок, что за время сна успел загадочным образом залезть мне в рот.

— Миа, Миа, — отплевавшись, процедил я, — где же ты со своими тропическими ливнями?

В мечтах моих, естественно, возникало, что вдруг появится моя незнакомка и скажет мне: да вот она, я!

И достанет полторачку воды из-за пазухи.

Антонович, я, дети. Все мы были вчера в шоке. Поэтому даже жажды не заметили. А она была. По дороге мы утеряли все наши резервуары с водой. А здесь я пока её не видел. А чувствовал я себя так, будто не пил три дня. Или так, будто не просыхая пил четыре. Впервые я почувствовал, что разница небольшая.

Разница небольшая. Но, после перепоя можно привести свой организм в работоспособное положение хотя бы горячим сладким чаем. Тут ситуация была другой.

Я попытался встать и понял, что лежим мы под горячим солнцем точно не сутки. Как минимум несколько. Попытался разбудить Антоновича — где там? Сухие растрескавшиеся губы говорили о многом. Чёрт — да мы точно на несколько суток здесь заснули. Проверил детей — теперь уже не руками, а взглядом. Чтобы сэкономить силы. Было видно, что дышали.

Чёрт — Миа, где же ты со своим тропическим ливнем!?

Сквозь пелену я услышал еле слышный прибой. Он доносился оттуда, откуда мы пришли. Точнее оттуда, откуда мы высадились на берег. Быть может она перстная? Как было у нас на Верхнем озере? Блин, а где мне ещё в таком состоянии искать воду? Перегонка!!

Вода от самогона ничем не отличается! В смысле, смотря что перегонять. Надо перегнать морскую воду, и я получу дистиллят. Антонович, скорее всего, убился бы, но свой аппарат не потерял бы. Обыскав его, я понял, что он ещё и обманул всех. В загашнике у него оказалась пол-литровая бутылка с водой. Ей я, конечно, мог оживить кого-нибудь из членов нашей компании, чтобы он помог мне добраться до воды, развести огонь и провести необходимую процедуру перегонки. Но просчитав силы моих спутников, я решил, что мне стоит рискнуть на эту авантюру самому. В конце концов, я слишком мягкий человек, и если около меня начнёт загибаться Шестёрка или Малявка (об Антоновиче и речи не шло), я начну проявлять благодушность и, в конце концов, загублю всю экспедицию за водой. Вместе со всеми нуждающимися в ней.

Поэтому я забрал у Антоновича пол-литра воды, детали его самогонного аппарата, и, на сколько позволяли силы, ползком направился в сторону лагуны. Мне сложно сказать, какие я испытал ощущения, пробираясь ползком эти четыреста метров до воды. В памяти всплывала песня из молодости, которую я с ассоциировал с изделием Антоновича, крепящимся на спине: а котелок по ж..е бьёт, и медным звоном отдаёт.

Воду я специально не пил, чтобы употребить её в тот момент, когда силы всерьёз захотят меня оставить. Этот момент наступил, когда я уже добрался до лагуны. Мне ещё предстояло набрать дров, развести костёр, скрепить все части самогонного аппарата. Выгнать воды хотя бы для себя. Потому что, если я не попью, то загнусь первым. А за мной, с восхождением солнца, и все остальные. Поэтому я решил, что выпить хотя бы 250 грамм воды мне просто необходимо. По-другому я буду нетрудоспособен. Однако в этой экстремальной ситуации проснулась какая-то дурная жадность — я смотрел на бутылку с водой, я истекал водой, но пить я её не мог. Мне было её жалко. Настолько она была ценна. Интересный момент, но я, насилуя себя, отвинтил пластмассовую крышку и присосался к горлышку.

Примерно на половине бутылки я понял, что Антонович отнюдь не воду спрятал у себя в 'загашнике'. Я ведь знал Антоновича — это не такой человек, который будет прятать от всех воду. И не поверил самому же себе. Дурак.

Это была не вода. Это была самогонка. Пока я это понял, успел выдушить пол литра. Голова стремительно стала кружиться. Миа!? Где ты!?

Надо ли рассказывать, что я почувствовал при пробуждении? Думаю, никого это не интересует. Я только думал, что мы только начали налаживать быт, как он у нас резко закончился. Я даже почти нашёл женщину, которая мне нравилась. Ту, про которую не думаешь, что бы придумать, чтобы от неё избавится, проведя ночь. Редкий феномен. Впрочем, с ним я и сдохну. Жаль только Антоновича и детей.

По пьяни меня всегда пробивало на философские размышления. Но тут за философией стояли дети. Скажем так — на содержании.

Вообще-то, если почитать всякую не научно-популярную литературу, то дети — это первый враг. Герои романов, ходивших по Марсу и боровшиеся с непонятными монстрами, прежде всего, уничтожали яйца этих монстров. И ясно почему.

Дети — это вклад в будущее. Ты сам здохнешь и разложишься. Но перед смертью приятно ощущать, что твоё дело после тебя не здохнет. Точнее, ощущать ты уже ничего не будешь. Но всё-таки.

Когда я окончательно прочухался, у меня начался сушняк. Он у меня и до этого был. Попробовал пить просто морскую воду. Меня сразу же вырвало. Ага. Организм не обманешь.

На самом деле я оказался в ещё худших условиях, чем мои спутники, которые сейчас, наверное, помирали. Цепляясь руками за комочки суши, я устремился к своим. Влагу я им не нёс. Да хрен его знает, зачем я это делал. Хотел умереть со своими. Другого объяснения я придумать не смог.

Я заснул, не отползя от лагуны и ста метров. Заснул от того, что силы мои закончились.

Разбудил меня тропический ливень.

— Ну, что, красавец, проснулся?

Я продрал глаза и увидел Мию.

— А ты здесь откуда?

— От верблюда. — произнесла она странное для неё присловье.

— На Аллаха надейся, а верблюда привязывай, — автоматически ответил я.

— Аллах, это кто? — сразу спросила она.

— А хер его знает, — честно признался я, — дай ещё попить.

Миа достала кирасу конкистадоров, наполненную водой, и щедро полила моё лицо.

— Миа, — произнёс я, как только клетки моего организма, удовлетворённые, не умолкли, — там — дети.

— И?

— Они умрут без воды. Я пока даже встать не смогу.

— Зачем нам эти дети? Мы вполне в состоянии завести своих.

— Возможно, генетически мы не совместимы, — попытался оправдаться я.

— Всё мы совместимы, — Миа положила кирасу с остатками воды на песок возле меня и встала так, чтобы я её не видел, — я же чувствовала, как ты возбуждался, когда около меня спал. У нас одинаковые организмы. Разница — как у негров и белых на вашей планете. Но генетически мы с тобой скрещиваемы. Поверь, я это точно знаю.

— Ты так уверенно это говоришь, будто у тебя был ребёнок от Землянина, — желая оскорбить её, произнёс я.

— От того, который меня изнасиловал до тебя, — сказала она и отвернулась.

— Вообще-то, я тебя пока не насиловал, — возмутился я, — и даже с тобой не спал. Дай ещё воды.

— Да залейся, — она кинула кирасу с водой мне под голову и куда-то исчезла.

Я схватился за кирасу, что дурной. Вылакал всю воду и опять отрубился.

— Проснись, — меня трясла Миа.

— Что ты от меня хочешь? — ещё спросонья я понял, что ко мне немного вернулись силы, которым не мог дать проснуться обезвоженный организм.

— Я не знаю, — призналась Миа и села на песок.

Я, как всегда, поступил подло. Схватил девушку двумя руками за горло и опрокинул.

— Что случилось с тем ребёнком, который был от насильника?

Миа попыталась достать меня ногами, но я был настолько зол и перевозбуждён, что, как только я ещё сильнее сжал её горло, она сразу же успокоилась. Я немного разжал хватку, чтобы он могла хоть что-то сказать.

— Козёл! — сразу же было высказано в моё лицо.

Я подождал, когда она немного успокоится и сможет нормально соображать.

— Я его утопила! Потому-что я не знала, что с ним делать. Он бы умер от голода. Да я — сука, но я не знала, что с ним делать на тот момент.

Я представил смерть посредством утопления. Я пару раз тонул, и мне хорошо знакомы ощущения, когда ты не можешь вдохнуть, а когда вдыхаешь — вместо воздуха идёт вода. Я серьёзно задумался — а может мне её и вправду придушить?

Миа заметила что-то в моих глазах:

— Хочешь, убей меня. Придуши прямо сейчас.

— Нет, Миа, — я разжал схватку и, с трудом, поднялся на ноги, — ты, конечное, сука. Но разговор это отдельный, и, скорее всего, он никогда не состоится. Угробила ты своего ребёнка — ради Бога. Теперь у тебя есть значительно больше. Плюс Антонович. Он тоже, как ребёнок.

Миа села на песок и заплакала.

— Миа, извини, но я тупо физически не дойду до них. Я боюсь, что все они уже умерли от жажды.

— Пошёл ты, — в слезах выкрикнула Миа, но отправилась в сторону детей, подхватив кирасу.

Эпилог

Мы сидели на борту того самого корабля. Из бамбука. На котором мы оставили Пятницу. Корабль нашёлся около прохода внутрь острова. Причём он явно был не просто так оставлен, потому что стоял на якоре. Пятницы или кого-то ещё на нём не было. Оставалось только гадать, где он.

Сегодня мы с Миа отправились в самостоятельное путешествие. Совсем недалеко от острова. К тому месту, где нежно голубая морская вода приобретала очертания очень тёмной сини. По логике это говорило о очень большой глубине. Не удивительно — если учитывать, что этот остров действительно атолл, то он должен представлять собой просто поднятую из морских глубин скалу. И не известно из каких глубоких глубин. Может пять, может шесть тысяч метров.

Мы рисковали. Поскольку парусом никто из нас толком пользоваться не умел, а двое гребцов на таком солидном корыте влияния на него оказывали мало. Если вдруг какое морское течение подхватит наше плавучее средство, или ветер какой начнётся, то мы с ней ничего сделать не сможем. Но дело того стоило.

— И что теперь? — я обнял Мию за талию, и она положила мне на плечо свою голову.

— А ничего! Теперь мы имеем намного больше шансов выжить. У нас есть целый самолёт, в который мы, правда, не попали, но это исправимо. Это не то, что начинать жизнь с блондинкой и кочергой, — она улыбнулась, а я фыркнул, — от поселенцев прошлых много что осталось. Живи — не хочу.

Миа отстранила меня и извлекла из сумки металлический цилиндр с загадочными надписями.

— Про него я прочла в текстах пирамид на нашей планете. Или на вашей. Фиг поймёшь теперь. Цилиндр я нашла у нас. Во время раскопок одной из пирамид. Но не я одна о нём знала. В итоге мне пришлось бежать. Когда бежать стало совсем некуда, я его использовала. Если честно, как им пользоваться, я до сих пор не знаю. Повертела в руках. Понажимала на разные места. В итоге на нашу планету начали падать светляки. И, наверное, не только. Так я попала сюда. Кстати, Сашка — мой партнёр по раскопкам. Он тоже всё знал. Вот его и отправили за мной.

— С дебильной саблей, а не огнестрельным оружием?

— Были мысли, что огнестрельное не перенесётся. Они плохо читали древние тексты. Точнее, полностью расшифровать их удалось только мне.

— Но он мне сказал, что он представитель нашей цивилизации.

— Ладно, — сдалась Миа, — цилиндр мы изучили. Точнее я. В итоге, после моих манипуляций с ним, я оказалась в очень странном месте. Но, судя по климату и солнцу, на этой планете. Вместе со мной там было около пятнадцати людей. Многие из них понимали, что происходит. Также были рептилии, птицы и ещё хрен знает кто. И все мы понимали друг друга. Все поделились своими знаниями о цилиндре. По ходу этим предметом можно сделать почти всё — можно сделать так, чтобы одна планета наложилась на другую. Не вся, естественно, а только разумные существа. То есть представь если бы в твоём мире вдруг появилась цивилизация рептилий. Представляешь, какой дурдом. Опять-таки, можно, не мудрствуя лукаво, при помощи этого самого цилиндра просто отправить любую планету в свободное плавание. Представь, что было бы, если б Земля поплыла бы ко всем чертям в глубокий космос.

Чего мы там вообще оказались? Типа цилиндр собрал совет всех разумных существ, которую система обнаружила за несколько десятков тысяч лет. Это были какие то более древние существа, которые уже вымерли. Но в наследие оставили эту планету и весь этот дурдом. И цилиндр, которым всем этим дурдомом можно управлять.

— Хорошо, а те, кто были на 'совете'...

— Я не знаю, как цилиндр выбрал именно тех, кто больше всех знал в этом вопросе. Короче, в ходе совещания они все поссорились. И на меня накинулись, потому что у меня в руках был этот цилиндр.

— И ты им воспользовалась?

— А что мне оставалось делать?

— И от этого начался весь этот дурдом?

Миа подняла цилиндр на уровень глаз, от чего он ярко блеснул на солнце.

— Знаешь, у нас есть дети, Антонович, Солнце, песок и атолл. И ты. Мне нужна новая цивилизация. В которой всё это будет.

Цилиндр булькнулся в воду и пошёл ко дну. Не знаю, на сколько там тысяч метров. А я обнял Мию и понял, что, наверное, я её люблю.