— Я тебе так скажу, Ратмир Михалыч, — мастеровой приосанился, важно выпячивая грудь. — Попробовать оно можно, а ежели что, распрощаемся с тутошним господином и пойдем своею дорогой. Была ни была.

— Значится, мы согласны, — подытожил охотник.

— В таком случае, — голос Алексия зазвучал торжествующе. — Вы должны пасть ниц перед господином...

Слуга осекся под презрительными взглядами друзей.

— Ну, или хотя бы немного склонить голову.

Таким образом, товарищи очутились на службе у старого упыря. Он занял место ночного правителя Константинополя после осады и разграбления города крестоносцами 6 апреля шесть тысяч семьсот двенадцатого года от Сотворения Мира или тринадцатого апреля тысяча двести четвертого года от Рождества Христова. Был ли Викензо самостоятельным узурпатором теневой власти в городе, или же ставленником неких покровителей, к примеру, из Венецианской Республики, не знал никто. Никто не знал и национальности дожа, ибо владел он многими языками, а выглядел типично как для жителя южной части Западной Европы, так и для здешнего знатного горожанина. Никто не знал и настоящего имени сеньора Викензо. Но все сплетни и слухи ночных обитателей Второго Рима сводились к одному: Викензо является старейшим и могущественнейшим сородичем, а посему вставать у него на пути себе дороже.

В ночь знакомства с дожем друзей вывезли из города и доставили в небольшой монастырь, стоящий на одном из многочисленных холмов, поросших благоухающим разнотравьем. Вид отсюда открывался великолепный: бескрайние луга с одной стороны, тихая морская гладь с другой и, наконец, горящий миллионами огней город, с третьей.

Монастырь оказался надежным прикрытием для обучения новобранцев-родичей перед поступлением на службу к дожу. Сеньор Викензо, подражая ромейским императорам, предпочитал набирать бойцов из варваров. Они и вопросов много не задают и интриги плести не желают. Поэтому дож денег на свою гвардию не жалел. Сначала монахи вплотную занялись попытками обучить вновь прибывшую парочку местному греческому диалекту и латыни. Азы давались товарищам с превеликим трудом. Микула периодически закатывал истерики, отказываясь проходить обучение. Монахи же, терпеливо неся все тяготы судьбы, пытались вдолбить искусство имперской грамоты северным варварам.

Жизнь друзей протекала размеренно. Редкие, свободные от учебы минуты, они проводили среди холмов в окрестностях монастыря, наслаждаясь теплыми ласковыми южными ночами, любовались луной, заливом, вдыхали чудесную смесь ароматов моря и полевых цветов.

К превеликому удивлению товарищей дож позаботился и о питании своих подопечных. Примерно раз в два дня к воротам монастыря приезжала крытая телега с двумя-тремя пассажирами. Как оказалось, это были посвященные в великую тайну сородичей смертные, добровольно согласившиеся жертвовать своей кровью взамен за капли крови могущественных хозяев, дающих крепкое здоровье, молодость и уверенность в себе. Ратмир с Микулой, прикрываемые навесом от любопытных взглядов бодрствующих монахов, залезали в телегу и молча утоляли голод

Так провели друзья в монастыре около двух лет. Несмотря на, казалось бы, невыполнимую задачу, монахам удалось обучить своих студентов не только разговорной речи, но и чтению и даже письму на греческом и латыни. На просьбу Ратмира обучить его еще и итальянскому языку, монахи ответили категорическим отказом, ибо считали этот язык речью грубой и бесполезной.

Однажды к монастырю подъехал всадник. Он привел с собой двух объезженных лошадей. Мужчина о чем-то спешно поговорил с настоятелем и приказал товарищам поскорее собираться на встречу с сеньором Викензо.

До резиденции дожа добрались быстро. Ни стражи у городских ворот, ни один из уличных патрулей даже не попытались остановить несущихся галопом всадников. Охотник, не забывая о том, что животные имеют способность чувствовать природу сородичей и испытывают страх перед ними, удивлялся абсолютному спокойствию лошадей. Ратмир так и не решился спросить об этом у провожающего.

Во внутренних покоях резиденции дожа стояла тишина. Уже знакомый стол из слоновой кости и стулья сиротливо пустовали. Друзья стояли посреди просторного зала первого этажа, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь окликнуть хоть кого-нибудь из обитателей дома.

— Поднимайтесь наверх! — Голос звучал властно. Не было сомнений, что дож ожидает их в своей комнате для приватных бесед на втором этаже.

Мигом поднявшись по лестнице, товарищи вошли в полумрак помещения. Единственным слабым источником света был медный, инкрустированный драгоценными камнями таз, в котором горели раскаленные угли. Сам сеньор вальяжно развалился на тахте, зарывшись в подушки, безразлично глядя куда-то в сторону. Чуть поодаль у стены неподвижно стоял варяг-великан. В комнате царило молчание, слегка нарушаемое потрескиваньем углей в тазу.

— Ночи все еще холодны, — медленно протянул Викензо. Его греческий звучал идеально, будто сам дож родился и вырос в Империи Ромеев и считал этот язык своим родным. Хотя возможно так оно и было. Друзья этого не знали. — Хоть я и не испытываю холод, но все же люблю поглядывать на тлеющие угли. Знаете, в Венеции в домах строят специальные ниши, куда складывают дрова, а затем их поджигают. Получается, что у слуг нет необходимости каждый раз бегать и менять таз с углями. Знай себе подбрасывай поленья.

Дож наконец взглянул на своих гостей.

— Во время нашей прошлой встречи вы были лохматы, неряшливы, носили изодранную одежду и жутко воняли тухлой рыбой. Отрадно видеть вас в более подобающем облике. — Викензо погладил коротко остриженную бородку. — Итак, если мне не изменяет память, вы провели за обучением без малого два года. Думается, этого достаточно, чтобы не только научиться понимать специфического рода приказы, но и выполнять их со всей ответственностью. Я прав?

— Аристотель нашелся, — тихо пробубнил Микула.

Витязь поспешил отреагировать на вопрос как следует.

— Да, сеньор Викензо, — Ратмир слегка склонил голову. — Мы великодушно благодарим тебя за заботу и смеем утверждать, что не потратили времени даром.

— Похвально, — дож перевел взгляд на мастерового. — А второй?

— А я ничем не хуже, — Микула широко улыбнулся. Слегка желтоватые зубы с острыми клыками блеснули в полумраке помещения.

— И это тоже похвально. Но потрудись больше не выпячивать клыки хотя бы в присутствии посторонних. Это может плохо кончится.

— С чего бы это? — Мастеровой весело оскалился.

До сей поры стоящий истуканом гигант вдруг словно ожил и сделал шаг вперед, брякнув доспехами.

— Нет, Бьерн, — Викензо поднял раскрытую ладонь. — Прояви терпение и вспомни себя в прошлом. Вы, жители северных стран, совершенно не приучены к самой обыкновенной вежливости.

Он опустил руку на подушку, подложил ее под голову и строго глянул на Микулу.

— В младенчестве моего личного телохранителя нарекли Фроди, что на языке его народа означает 'миролюбивый или добрый'. Я же придумал ему более подходящее имя. Я зову его Бьерн, что значит 'медведь' и, опять-таки, на языке его народа. Он научился правильно себя вести в моем присутствии. Вы тоже научитесь. Это понятно?

— Да, — мастеровой поклонился, чувствуя, как по спине пробежал легкий холодок. Где-то глубоко в подсознании он внезапно ощутил, что лежащий перед ним худосочный мужичонка, городящий всяческую философскую ересь, опаснее и страшнее даже своего телохранителя-медведя. Трубецкий поклялся себе больше не искушать судьбу и быть скромнее.

— Продолжим, — дож сложил ладони, будто в молитве. — Языком ромеев вы овладели. Владеете ли вы военным искусством?

— Да, сеньор, — поспешил ответить витязь. — Боевой опыт у нас имеется.

— Хорошо. И последний вопрос на сегодня. Доводилось ли вам когда-либо убивать себе подобных?

— Нет, — товарищи замотали головами.

— Что-ж, — Викензо на мгновение задумался. — Можете быть свободны. Вас проводят к новому месту, где вы будете коротать дни и готовиться к поручениям.

Через некоторое время друзья уже шли пешком по улице вслед за своим старым провожатым. Лошади остались в имении дожа.

— Скажи-ка, братец, куда мы идем? — Не выдержал Микула.

— В казарму, — не оглядываясь, пробурчал провожатый. — Пришли.

Войдя в ворота ничем не примечательного снаружи дома, друзья очутились на просторном дворе, в центре которого был построен деревянный навес с небольшой ареной, засыпанной песком. Чуть поодаль находились несколько соломенных чучел, закованных в ржавые мятые доспехи. В той же стороне расположилась конюшня, а за ней каменный двухэтажный дом. В окнах мерцал свет.

Провожатый молча удалился, лишь указав пальцем направление к дому. Пожав плечами, друзья зашагали через пустынный двор.

— Знаешь, Трубецкий, — сердито начал Ратмир. Он терпеливо ждал, чтобы остаться с мастеровым наедине и как следует обругать его за длинный язык.

— Знаю, Ратмир Михалыч, — виновато отозвался Микула. — Я еще там, у этого самого дожа в избе все понял.

Охотник удовлетворенно кивнул и потянулся к дверной ручке дома.

Внутри горели несколько лампад. На каменном полу в противоположном от входа углу, расположились восемь кроватей с матрасами, туго набитыми соломой. Возле каждой из кроватей стояло по массивной деревянной тумбе, оббитой железом. На каждой тумбе горело по лампаде.

— Ну, кажись и ничего, а, Ратмир?

— Да, вроде. Да только больно уж тихо. Неужто никого? Надобно бы оглядеться...

Не успел витязь закончить фразу, как сверху послышался звон битой посуды. В тот же миг по лестнице скатился юноша и распластался на полу прямо у ног товарищей.

— Ой-ой-ой, — несчастный стонал от боли, уткнувшись лицом в каменный пол.

— И без нужного пойла не возвращайся! — На верхней ступени лестницы стоял невысокий крепыш. Наконец, он обратил внимание на гостей. — А вы кто такие?

— Мы, как бы сказать, теперь тут жить будем, — Трубецкий постарался придать голосу как можно больше саркастических нот. — Чей, говоришь, это постоялый двор, или, лучше сказать, таверна?

— Никакой это не постоялый двор, — не замечая издевки в голосе незнакомца, ответил мужчина. — Вы в казарме сеньора Викензо, здешнего дожа. И хорошо бы вам ответить, по какому делу.

— Именно дож и направил нас сюда, — миролюбиво ответил охотник.

Мужчина поспешил спуститься вниз, с любопытством разглядывая прибывших.

— А! Так вы новенькие?! Ну, так это же совсем другое дело! — Крепыш расставил широко руки, словно готовясь к крепким объятьям.

Ответного жеста не последовало. Мужчина, делая вид, что ничего не произошло, с силой хлопнул в ладоши, продолжая широко улыбаться.

— Имя мне Вим. Я здесь уже как несколько лет живу. Видимо с этих пор мы и будем жить вместе под одной крышей. Кидайте свою поклажу у тех двух дальних кроватей, занимайте тумбы. А я тем временем отправлю этого Ratte8 подать нам немного доброй свежей крови.

Крепыш схватил за волосы корчившегося на полу юнца и поставил того на ноги прямо перед собой. Мальчик потирал выросшую шишку на лбу, постанывая и затравленно поглядывая на хозяина.

— Дуй к Иоанну и принеси пойла, да покрепче. Только живо, не то шкуру спущу, — Вим перевел взгляд на новых знакомых. — Долго ждать не придется. У меня тут все схвачено. Этот старый Иоанн. Тьфу, да тут половина жителей Иоанны. О чем я? А, вот, этот самый Иоанн заправляет неплохой таверной в порту и посвящен в наши скромные дела. У него всегда можно разжиться неплохой выпивкой. Это конечно не кровь девственниц, а кое-что покрепче. Но нам того и надо, да?

— Ну да... — Неуверенно кивнул Микула, вопросительно глядя на витязя. Тот только пожал плечами.

— Раньше я кем был? Крестьянином. Знал, пахал себе поле, да отдавал львиную долю урожая господину, — Вим развалился на кровати, потягивая кровь из принесенного мальчишкой-рабом бутыля. — А когда надел мой сожгли, деваться мне было некуда, подался в наемники. А потом и вовсе очутился в Христовом воинстве. Не даром, конечно...

— А чего вы — Христово воинство на Константинополь то пошли? — Поинтересовался Ратмир, принимая бутыль из рук нового знакомого. — Ромеи же, как-никак, такие же христиане.

— Такие да не такие. А если честно, то я и не вникал особо. Поначалу мы вроде как Святую землю отвоевывать собирались. Я тогда к французам затесался. Наши-то в Египет намеревались плыть, а оттуда в Иерусалим направиться. Да только кораблей столько у нас не оказалось. Тут и венецианцы подтянулись.

— Корабли дали, значится, — встрял мастеровой.

— Aber ja, — кивнул крепыш. — Да только наши сеньоры, даром, что благородных кровей, оказались бедны, как церковные мыши. Ну, то есть важности им, конечно, было не занимать, а за корабли, оказалось, заплатить не смогли. Тогдашнему венецианскому дожу, как выяснилось, было плевать с самой высокой колокольни на все наши благие начинания, ему лишь серебро подавай.

— Не проникся, значит, идеей возвращения Гроба Господня? — Усмехнулся охотник. Кровь из бутыля теплом растеклась по горлу, вызывая легкое головокружение.

— Старый ростовщик! — Вим гневно затряс пухлым кулаком. — Ходил то с трудом, песок уже сыпался, а все туда же, денег ему подавай. Дондолой его звали. Думал, наверное, что богатство на тот свет заберет. Да только никому еще такой трюк не удавался.

— Дальше что было? — Слегка заплетающимся языком произнес Микула.

— Наши сеньоры смогли договориться с венецианцами и мы рванули на Зару — город венгерского короля. Папе такие дела не очень понравились и он нас всех разом предал Анафемии.

— Анафеме? — Переспросил витязь.

— Наверное. От церкви в общем отлучил. Ну, за то, что выступили против 'братьев-христиан'. Многие из наших тогда покинули войско. А я остался, ведь мой знакомец говорил, что Зара — богатый порт и там точно будет чем поживиться. И не соврал стервец. Правда, ему самому не очень повезло. Там, во время осады его и хлопнули. Ну да пускай ему там, в аду, не больно много дров под котел подбрасывают.

Крепыш громко рассмеялся. Ему явно понравилась своя же шутка про дрова. Товарищи не разделили радости. Напиток все сильней ударял в голову. Обеим вспомнились знакомые ощущения из прошлого.

— Не смогли мы с венецианцами по-братски разделить нажитое добро и здорово разругались. До драки дошло. Многих мы тогда положили. Да и наших немало отправилось на суд Божий. — Вим снова стал серьезным. — А потом папа сменил свой гнев на милость и мы, снова в составе войска Христова пошли уже сюда, в город Константина.

— А почему не в Иерусалим?

— Откуда мне знать? — Пожал плечами Вим. — Папа снова что-то не поделил с ромейским императором и сам нас прямо сюда и направил. Так сказать, уже по воле Божьей. Якобы сажать на трон одного ромейского заморыша, чьего папашу несправедливо лишили власти и заточили в темницу. На венецианских кораблях мы вошли в бухту и прорвались в город.

— А платили за корабли тем, что набрали в Заре? — Микула постарался придать себе вид мудреца, слегка покачивая головой.