Эльва

Ладно, замнем для ясности. Все это второстепенно — еще разберусь. Сейчас главное понять, как устроен "модуль управления", будь он неладен. К разгадке этого вопроса я нисколько не приблизился — ведь розовый туман выдал какую-то ерунду, а прикладываться к нему вновь, помня о корке крови над губой, я не спешил.

Ай, да ладно, черт с ним. Зачем разбирать космический корабль, пытаясь понять его устройство, если можно найти и узнать все что нужно у инженера. Вон сколько магов было на площади, пойду, найду кого-нить помозговитее и пускай объясняет, а лучше показывает. Вдруг я смогу повторить его хитрые пасы руками и все же изготовить такой модуль. И тогда до сотворения армии... млин, меня все равно будет разделять пропасть. Где в этом городке, где все сделано из камня и дерева, найти столько железа? Если отобрать у солдат все кольчуги, собрать всё оружие, неполные латы, то наверно металла хватит только на одного голема. Эх, черт. Надо взять на заметку, что первым делом необходимо будет захватывать рудники...

— Господин мастер, — боязливо окликнули меня из-за спины, — хозяйка спрашивает, не угодно ли вам принарядиться?

Я оглянулся и оглядел слугу в новенькой с иголочки ливрее и до блеска начищенных туфлях с белым бантиком на носке, перевел взгляд на висевшие на мне лохмотья, остатки некогда удобного костюма десантника, и проворчал:

— Хорошо, хорошо, переоденусь, но передай своей хозяйке, что если она меня и дальше будет допекать, то я начну злиться.

Слуга все понял, мгновенно исчез в доме, но ему на смену пришли сразу четверо лакеев. Нет, ну это уже идиотизм. Я и сам мог войти в дом и переодеться там, где это полагается делать. Зачем же тащить ширму и закрывать меня ото всех взглядов? Неужели решили, что мне невозможно оторваться от големов? Впрочем, и хорошо. Сейчас переоденусь и пойду на площадь искать мудрых магов.

Один из лакеев, по тому как он держал спину, я понял, что старший, помог мне скинуть с себя изорванные, прилипшие к телу лохмотья и облачиться в шелковую рубашку и плотные коричневые штаны. Я бы не отказался от мытья, но видимо, здесь это не принято. Учитель истории рассказывал мне, что в средневековье мылись только по праздникам, да и то с оговорками. Признаться, до этого момента я думал, что он преувеличивает.

— Лохмотья немедленно сожгите, — велел я. — Приду, проверю.

Старший лакей низко поклонился и подал своей команде знак ретироваться.

Когда ширму убрали, я уж было намеревался пойти в сторону замковых ворот, вниз, в город, как наткнулся взглядом на Альфонсия с учеником. Они делали вид, что просто затесались в кучку бездельничающих солдат, которые в свою очередь делали вид, что ожесточенно играют в кости, другие зрители делали вид, что подбадривали их криками и комментариями, но я отчетливо понял, что вся эта сцена создана лишь для одного зрителя — меня. Все собравшиеся здесь следили за мной краем глаза. О том, что я устроил тут бучу, убил их товарищей и их капитана, они, похоже, забыли. Следили и ждали... Ждали чего-нибудь этакого, захватывающего — не зря же "мастер" столько времени торчит у своих големов?

Мне стало совестно разочаровать их и вот так вот просто уйти на прогулку, и я поманил пальцем паренька — ученика Альфонсия. Еще издали заприметил в его руках дудку, или свирель, или... в общем, дудку и решил усилить с помощью нее театральный эффект.

Поняв, что от него требуется, юноша молча протянул мне инструмент и отошел на безопасное расстояние. Игра в кости прекратилась, и даже стражники на стене перестали прохаживаться и вытянули шеи, пытаясь лучше рассмотреть готовящееся представление.

А я мысленно пожал плечами. Нет, я не гнушаюсь развлекать простой люд, тем более что это принесет пользу и мне — пойму на что годится субстанция которую я вдыхаю в металл, как она управляется и насколько хорошо может освоиться в своей железной "плоти".

Приложив дудку к губам, сделал пробный выдох, а потом почти сразу заиграл. Причем заиграл как бог. А почему, собственно, "как" — для некоторых местных я и есть бог. Хы.

Я вырисовывал в воздухе звуки из балета "Лебединое Озеро", и хотя одинокая дудка не шла ни в какое сравнение с целым ансамблем, который по замыслу творца, должен её исполнять, но гений Чайковского в купе с моим абсолютным слухом, оказал магическое действие не только на людей... Мои големы заплясали, как настоящие балеруны. Ну ладно, вру — ни как балеруны, а как големы мечтающие таковыми стать.

Мотив музыки, под которую танцуют маленькие лебеди, незамысловат, но от этого особенно западает в душу.

Мои големы, предварительно воткнув перед собой в землю мечи-рельсы, пытаясь держать друг друга за руки, синхронно под музыку поднимали и сгибали в коленях ноги, выплясывая так, что сотрясался сам замковый утес. Грохот, поднимавшийся из-под ступней железных истуканов, стоял относительно слабый — он не забивал музыку, а наоборот, придавал ей такт и некий шарм. Но когда с маленьких лебедей они перешли на "лезгинку", а за ней и на русскую-народную, я, стоящий от этого действа в десяти метрах, ощутимо затрясся. И подозреваю, что если бы стальные гиганты выкрикнули бы разом "Асса!", то весь замок рухнул бы к чертям. Но поскольку кричать им был нечем, они закончили эффектным падением на колени вкупе со взмахом рук.

Я одобрительно улыбнулся этим замершим в нелепой позе красавцам и повернулся, чтобы оценить произведенное на зрителей впечатление. М-м-мда.

Люди стоят и сидят, как подвергшиеся криогенной обработке, совсем как те, оставшиеся в "пробирках" на Эльве. Вот только глаза у тех замороженных во льду были менее выпучены, да и челюсти вовсе не свисали на грудь. Некоторые, кстати, умудрились вновь запрятаться в щели, и теперь выглядывали оттуда хоть и боязливо, но, по крайней мере, адекватно — вероятно, они не углядели красоту танца, и та не смогла их загипнотизировать, но на спятившего мага они предпочитали любоваться издалека.

— В общем, пойду, прогуляюсь перед сном, — громко сказал я, направляясь к открытым воротам. — Големов оставляю под вашим присмотром.

Не дожидаясь членораздельного ответа от начавших приходить в себя людей, я вышел из замка, ощущая на спине благоговейные взгляды, и отправился по спиральной дороге вниз. Но, не дойдя и до половины пути, услышал сзади дробный перестук копыт и развернулся. Ёлки. Проклятая мегера все не угомонится!

Лейа догнала меня и натянула поводья черного, как ночь, коня. Оглядев меня с высоты седла, надменно и спесиво окликнула:

— Вы уже покидаете нас, мастер?

Я пожал плечами:

— Нет, просто иду на прогулку.

— Тогда я отправлюсь с вами, — бросила она, слезая с коня и после хлопая его по крупу.

Конь-демон даже не фыркнув от обиды, развернулся и поскакал обратно в замок. Все это она проделала настолько быстро, что я не нашелся, что ей ответить.

Впрочем, её общество не сильно вредило моим раздумьям. Вероятно она интуитивно чувствовала, что ко мне лучше не лезть, а может просто ждала, когда я первый с ней заговорю, и шла рядом со мной молча.

За все то время, пока мы спускались по спирали, перемолвились лишь один раз, когда я, увидев вдали за городом золотые поля, забылся и спросил, что это такое.

Ведьма сделала чарующий, по её мнению жест и повела хрупкими плечами — видимо, это должно означать равнодушие и недоумение:

— Поля пшеницы. С них идет основной доход баронства — тут очень богатые земли... как это... чернозем, вот.

Больше мы не переговаривались до самого города. Я размышлял о своей дальнейшей судьбе и все больше мрачнел. Лишившись браслета, шатла и всей технической оснастки, я потерял шанс на нахождение союзников вне этого мира. Орден меня не найдет, а значит, вернуться в более-менее привычное для меня место обитания, в удобства какого-то там трехтысячного года мне не суждено. На этой планете я как в ловушке: скоро зависший на орбите флот начнет ее бомбить и устраивать на ней геноцид. А мне никуда не деться и не скрыться — я ничего не могу сделать, чтобы предотвратить собственную гибель. Единственная отдушина, которая позволит мне на время забыть о приближающейся смерти, — изучение своих способностей, создание ударного отряда големов роботов и прочего. Хотя не представляю зачем это мне.

Город жил своей жизнью: играли дети, расхваливали товар торговки, от прилавка к прилавку с корзинами ходили кухарки, изредка по улицам проходил кто-то из расфуфыренных "благородных", те сразу узнавали ведьму и шаркали и подметали перед ней полы шляпами с гигантскими перьями. А я, обладая непревзойденной памятью, никак не мог взять в толк, что это была за эпоха. Судя по шляпам и манерам, времена рыцарей должны были уже кануть в лету, но с другой стороны, я собственными глазами видел барона в громоздких доспехах, не говоря уже о черных рыцарях, едва не напавших на Балаута.

Вот только на центральной площади уже никого не было. Маги, до появления нашего отряда активно торговавшие всяческим магическим оружием, артефактами и безделицами, куда-то испарились. Вероятно, они не хотели вновь меня повстречать — гадам было лень падать на колени. Ну и где мне их искать?

— Мастер, — впервые за всю прогулку обратилась ко мне Лейа, — если ты хочешь осмотреть город, советую начать с площади перед храмом. Там стоит наша гордость — статуя Ануида, целиком выплавленная из золота. Ты просто не представляешь, во что она обошлась мужу и городской казне — но слава Ануиду, она уже окупилась.

Пожав плечами, (а делать все равно было нечего) позволил ей увести себя с центральной площади и отправится куда-то по примыкающей улице. Ну а чем черт не шутит, вдруг встречу магов около храма. Да и посмотреть на золотую статую тоже интересно — в моем мире уж точно таких нет. Охранять бы запарились.

— Ой! — взвизгнула она, когда мы вышли на крохотную площадь, венчающуюся трехэтажным красивым зданием. — Совсем забыла, что тут паладины. Ты же меня защитишь, правда?

Я глянул на двух черных рыцарей, караулящих золотую статую в человеческий рост, стоящую на постаменте перед храмом, прикинул, сколько на них висит железа и кивнул:

— Да, разумеется.

Лейа благодарно и озорно улыбнулась и, (схватив за руку!) повела меня к статуе. Паладины не шелохнулись, зато рыжая ведьма подошла едва ли не вплотную к золотой статуе, но вместо того чтобы разглядывать ее наравне со мной, начала постреливать в паладинов глазками. По-моему, она выгибалась демонстративно, перекладывала вес с одной ножки в обтягивающих легинсах на другую, под предлогом разминки, демонстрировала свои выпуклые части тела, скрещивала руки на груди и вставала в вызывающие позы, словом, досаждала и провоцировала паладинов. Я так и не понял, хотела ли она просто подразнить рыцарей, давших обет безбрачия, или же стремилась к тому, чтобы они на нее напали, а я, как супермаг, давший слово, убил бы их на месте, однако паладины игнорировали ее с успехом.

На секунду мне даже стало жаль испорченную во всех смыслах девку: она так обиделась на то, что её, прелестницу, вновь проигнорировали, что поджала, а потом и надула губки и отошла в сторонку, предоставив мне разглядывать памятник.

Насколько я понял, Ануид — бог этого мира, но живой ли он или "мертвый" я не знал. С одной стороны, ему поклоняются тысячи людей, а с другой, он не предпринял попытки меня атаковать — Эльва говорила, что боги в таких мирах очень даже агрессивны. И если не напали, значит их попросту нет.

Однако статуя из чистого золота широкоплечего, увитого мускулами, в золотом нагруднике и с добрым, решительным лицом все же стояла и взирала на меня сверху вниз. Хм. Ну не знаю. От человека вроде не отличается.

Внимание привлек неожиданный шум. Врата храма распахнулись и оттуда в мою сторону понеслась лавина черных рыцарей. Впереди всех, размахивая короткой булавой, скакал тот самый одноглазый монах в рясе, который убежал от меня в прошлый раз. С примыкающих улиц неслись мускулистые полуобнаженные фигуры людей, вооруженных разнообразным, но непременно тяжелым оружием — от массивных копий до двуручных мечей. И все они молча неслись на меня!

Из секундного ступора меня вывели, до сей поры недвижно стоящие подле меня и памятника, паладины. Вскинув мечи, они шагнули в мою сторону...

А дальше время вновь совершило скачок. Розовый туман и нестерпимая боль захлестнули меня с головой. На грани потери сознания я все же сумел изменить первоначальное решение и, вместо того, чтобы вкидывать розовую волну в металл доспехов и оружия, вселил ее в золотую статую. Она пришла в движение за долю секунды — быстрее, чем до меня доскакал отряд паладинов, раньше чем до меня добрались клинки двух черных рыцарей, статуя прыгнула прямехонько на меня и начала плавиться в воздухе.

Ударила тугая волна, будто бы сверху вылили галлон теплой воды, я дернулся, поняв, что сейчас задохнусь, но облепивший меня жидкий, подобно ртути, металл уже практически принял полагающуюся форму и открыл ноздри для дыхания. Вслед за этим, расплавленное золото сошло с век и я увидел, что враги ожесточенно лупят по мне кто мечами, а кто палицами, бьют щитами, пытаясь сбить с ног. Но я с ног до головы был покрыт пятисантиметровой коркой золота — тяжелые удары гасятся о жидкий верхний слой, а проникающие берет на себя застывший, как выброшенный вулканом обсидиан, внутренний слой.

Причем веса золота на себе я практически не ощущал — только теплоту будто бы второй кожи и исходившую от нее надежность. Я разогнулся и ударил рукой наотмашь: подвернувшийся под удар паладин отлетел на полметра и рухнул под ноги топчущихся коней. И в этот момент я почувствовал себя неуязвимым богом.

Я вновь оказался в бронированном доспехе посреди диких аборигенов, которые не могли нанести мне урона. А я мог. Да, еще как мог!

— В глаза! — закричал одноглазый монах, скачущий вокруг меня на лошади и старающийся в этой мешанине не зацепить своих короткой булавой. — Бейте в глаза!

Нет, ну это уже наглость!

Я ускорил движения: бил руками, прыгал, ударяя корпусом лошадей и топча падавших всадников, но просвета в этом диком мельтешении так и не видел. Через несколько секунд я кинул слабую волну вокруг и, наблюдая, как коверкаются и сжимаются доспехи паладинов, как задыхаются несчастные люди, остановил боевой угар.

Рядом со мной остались стоять только полуобнаженные воины с пустыми руками. Их мечи и наконечники копий расплавились и бесформенной жижей упали на землю. И даже монах в своей рясе потерял боевой пыл, когда лишился своей булавы. Я мог убить их всех за секунду, лишь приказав их бывшему оружию превратиться во что-либо наподобие пружин и проткнуть их насквозь, однако медлил. Все же, несмотря на то, что предостаточно повидал трупов, смерть людей мне отвратительна, вон даже на черных рыцарей усеявших наряду с лошадьми всю площадь, смотреть не могу без содрогания. Поэтому усилием воли я избавил рот от наплавленного золота и громко произнес:

— Уходите, я не хочу вас убивать...

— Убейте его Воины, — закричал одноглазый монах, начиная читать что-то нараспев.