Долгая дорога домой

— Чего же в этом хорошего, Валент, в смерти-то?

Пожав плечами я невозмутимо ответил:

— Для тебя и любого другого человека ничего, а для меня это возвращение в свой мир. Если я ещё не всё сделал, то Боги не дадут никому меня убить и скажут, что я должен делать дальше.

После этого мы проговорили часа четыре и расстались если не друзьями, то точно приятелями. Для Марферия и его двадцати трёх друзей моё предложение было просто сказочным. Мрамор в той горе был старым и совершенно белым, а когда я подробно описал её, каменных дел мастер, который хорошо знал своё дело, сразу же сказал что мраморная жила там должна быть очень мощной, а белый мрамор ценится на всей Редии очень высоко. Было решено, что две трети караула свалит уже завтра, а раз так, то Теберсу придётся уродоваться со мной одному. Марферий, скрежеща зубами от злости, сказал:

— Ни один надзиратель теперь тебя и пальцем не тронет, Валент.

Глава 14

Казнь по приговору императора

Из-за того, что я не стал корчить из себя потерпевшего, весь следующий день у меня был не просто выходным, а прямо-таки праздничным. Утром Марферий со своими каменотёсами, вот почему они были такими здоровенными амбалами, специально задержался для того, чтобы объявить главному палачу о том, что он выходит в отставку вместе со всеми своими парнями по той причине, что они отслужили на этой должности, на которой год засчитывается за два, как на войне, вместо пяти целых семь лет и три месяца. Перед этим надзиратели рассказали коллегам, что не смотря на то, что они отбили себе все руки, когда лупцевали посланника Богов, то предложил им хлебное дело, разрабатывать мраморную гору, находящуюся на территории владений его друга и потому они продают всё и отправляются туда немедленно. В четвёртой смене работали парни помоложе и уже не каменотёсы, а лесорубы которые немедленно отправили ко мне делегата и я настрочил ещё одно письмо.

Уйти со смены так просто они не могли, но тем не менее высказали Теберусу всё, что они думали раньше, думают теперь, а также поделились с ним своими мыслями о том, что будут рассказывать про такую гниду своим внукам. Не забыли они сказать несколько слов в адрес тех советчиков, которые решили, что посланца Богов куда легче сломать, чем подольститься к нему. Минувшим вечером я честно рассказал Марферию, что страшнее рогатки ничего не смогу изготовить для императора, но и ту вряд ли, так на Редии нет резины, а каменотёс передал мои слова сначала сменщикам, а потом ещё и личному палачу и мастеру боли императора. К Главной имперской тюрьме он не имел никакого отношения, хотя и носил чёрный мундир. После жуткого скандала, узнав ещё и о том, лесорубы, которые отработали на опасной и полной смертельного риска работе свои положенные пять лет тоже выходят в отставку, он с истошным воем убежал из тюрьмы.

Мне тут же притащили вина, шоколадных конфет, которые я посоветовал отнести детям и женам, и стали расспрашивать, есть ли рядом с Эртуаланом леса со строевой древесиной и я сказал, что у моего друга Нира всё есть, в том числе и лесные угодья. В общем день прошел замечательно, но зато на следующий день за меня всерьёз взялся уже сам Теберус. В Главной тюрьме он смог договориться только с новичками и теми надзирателями, которым осталось служить по году и меньше. При этом они были чуть ли не инвалидной по сравнению с прежними и мало чем могли ему помочь. Даже к дубовому креслу он прикручивал меня сам. Пытки этого придурка были незамысловатыми, но зато очень болезненными. Он знал место нахождения на теле человека нескольких десятков нервных узлов и ковырял их крючками и иглами. Крови снова было немного, но зато с меня сошло семь потов и несколько раз я рычал от боли, но всё же не визжал, как свинья, которой дали тяжелым сапогом под зад.

После его пыток я не смог самостоятельно встать с дубового кресла и четверо молодых, трясущихся от страха надзирателей отнесли меня в камеру и, едва затащив в неё, тут же выбежали. На этот раз я заранее снял с себя обе рубахи и безрукавку. Полежав пару минут на холодном полу, я приложил к руке аптечку и она вколола мне обезболивающие, общеукрепляющие и другие препараты, усиливающие мою и без того мощную регенерацию. Только поэтому я смог подняться и поскольку аптечка "сказала" мне: — "Требуется интенсивная разминка.", я принялся её делать и через два часа был в полном порядке. Потом мне принесли вполне сносный ужин и я завалился спать, но сон мой был тревожным и мучительным, а утром я и вовсе проснулся в холодном поту и у меня жутко болела голова, но завтрак и кружка горячего, сладкого красного чая быстро привели меня в порядок. Раны, нанесённые мне Теберусом, местами ещё кровоточили. Я разделся по пояс и ждал, что истязания продолжатся, но этого не случилось, а в полдень произошло и вовсе нечто неожиданное, в подвал спустился император собственной персоной.

Перед этим вторая "инвалидная" команда надзирателей, глядя на меня с немым ужасом в глазах, через силу выполнила свои должностные обязанности. Точнее я сам сделал всё, что они сказали, оделся, прошел в пыточный зал, Теберуса там не было, сел в кресло и дал им возможность приковать руки и ноги, после чего меня известили, что сейчас вниз пожалует сам император, подкатили подиум и моментально смылись. Император пришел мрачный и угрюмый. Судя по тому, что разговор должен был происходить с глазу на глаз, речь шла о чём-то очень важном, причём для него, а не для меня. Когда Тенуриз посмотрел на меня, я вежливо ему поклонился, но говорить ничего не стал. С моей физиономии ещё не сошли синяки и ссадины, но они не выглядели слишком уж страшными. Несколько минут император молча разглядывал меня, после чего обиженно спросил:

— Почему ты был со мной так непочтителен? — не знаю почему, но мне стало неловко и я, глубоко вздохнув, понурил голову и ничего ему не ответил — Стыдишься? Что же, значит капитан Фергерс, который буквально пробился вчера после обеда ко мне с боем, был совершенно прав. Ты способен перенести без стона любую боль, но только не надругательства над собой, а пытаться накормить тебя гнилой, несъедобной пищей, это одно из них. Что же, тогда мне вполне понятно твое поведение Валент Карт, посланник Богов. Так ведь?

Решив, что дальнейшее хамство ни к чему хорошему не приведёт, я решительно мотнул головой и со вздохов сказал:

— Так, ваше императорское величество. Хлеб может быть чёрствым, но он останется хлебом. Мясо может быть сколько угодно жестким, пусть даже это будет солонина пятилетней давности, но оно не должно быть протухшим. Похлёбка может быть жидкой, но не из гнилой крупы. Даже рабов нужно кормить съедобной пищей, а не травить их. Мне давали в дороге несколько раз мутную, отвратительную воду, но у меня был фильтр, после которого она становилась чище родниковой и потому я не возмущался. Здесь же, в вашем застенке, мне давали такую еду, которую не станет есть ни одна собака. Поэтому прошу простить меня за мои слова. Во мне говорило моё возмущение.

— Хорошо, Валент Карт, ты прощён. — сказал император — В том числе ещё и потому, что ты очень странным образом отнёсся к тем людям, которые подавали тебе по приказу моего верного слуги гнилую, вонючую и несъедобную пищу. На этот раз он переусердствовал. Ответь мне, почему ты написал в своём письме на имя Нира Марениса и Хулуса Торвиса, что Марферий Фергерс отличный парень и твой добрый приятель? Он действительно достойный человек, герой империи, который в одиночку убил семерых редов, сбесившихся после укуса огненной пиявки и превратившихся в кровожадных чудовищ. Как это нужно понимать, как подкуп?

Отрицательно помотав головой, я возразил:

— Нет, ваше величество. Марферий к тому времени уже поскандалил с вашим мастером боли и сказал, что он выходит в отставку, а то насмешливо предложил ему снова отправляться в каменоломни и работать там за гроши. Вот я и вспомнил про ту мраморную гору, о которой когда-то сказал Ниру, но тот лишь развёл руками и объяснил, что мрамора в Новом Свете и так добывается много. Когда я рассказал о том, какой это мрамор, капитан Фергерс сразу же загорелся. Он мастер каменного дела и сказал, что старого мрамора, который большую прочность и хорошо полируется, а именно он идёт на изготовление скульптур и дорогого декора, как раз и не хватает.

— Да, я знаю это, Валент. — сказал император и спросил: — Почему ты обращаешься ко мне не мой император, а ваше величество?

Усмехнувшись, я ответил без тени смущения:

— Ваше императорское величество, вы не мой император, я ред из другого мира, перемещённый в ваш богами. Просто так принято обращаться к императорам там, где я родился и вырос.

— Значит ты помнишь о том, каков твой мир? — с усмешкой спросил император — Почему же ты о нём не рассказываешь?

Не долго думая, я произнёс несколько фраз на русском, английском, немецком и испанском языке, после чего с улыбкой сказал:

— Эти слова я сказал на нескольких языках моего мира, ваше величество, но я даже понятия не имею, как выглядят те реды, которые на них говорят. У меня сохранилась только формальная память, но не личностная. Например у вас вилки с двумя зубцами, а я привык, чтобы они были с четырьмя и даже пятью и таких расхождений между Редией и моим миров немало. Поймите, я родился и вырос в огромном поместье, мой отец очень богатый луртидар и мне с детства знаком труд на ферме. Поэтому я умею скакать на лошади лучше, чем ваши кавалеристы и хотя не помню, как выглядят наши лошади, почему-то знаю, что они быстрее ваших и прыгают выше. В моём мире всё легче, чем в вашем и поначалу мне было тяжело, но то, что ваш мир тяжелее, быстро развило мою силу и я сделался гораздо сильнее, чем был прежде. Между прочим, отлично стрелять из лука я тоже научился в своём мире потому, что тренировался с детства. Зато я понятия не имею, как выглядят наши луки и, поверьте, они, скорее всего, всё же отличаются от ваших потому, что мне всегда приходится стрелять навскидку, а не тщательно прицеливаясь. Так что не только о наших луках, но и ни о каком другом оружие я не имею ни малейшего представления. Всё дело в том, что я не изготовил своими руками ни одного лука, ни одного меча или копья. Зато я десятки раз ремонтировал и полностью разбирал сёдла, а также изготовил несколько штук своим руками. В общем я только и мог предать редам, что свой личный опыт, всё то, чему научился у своего отца.

Император, который на этот раз был одет не так вычурно, на нём была надета поверх красной рубахи без воротника синяя тога, кивнул головой и после небольшой паузы согласился:

— Звучит вполне логично, Валент. Но скажи мне, неужели ты действительно разговаривал с Богами? Скольких ты видел и кого? Ты, вообще, знаешь имена наших Богов?

— Ваших? — притворно изумился я — Скорее, уж, это наши Боги, хотя и это не так. Боги это высшие существа, которые правят многими сотнями, если не тысячами миров. Ночью на небе видно бесчисленное множество звёзд и очень многие из них похожи на ваше солнце, на Одвин. Вокруг них летают планеты и некоторые имеют воздух, воду, леса и животных, а есть и такие, на которых живут люди, вы себя называете редами, а мы людьми, но, как видите, я ничем не отличаюсь от обычного реда, разве что не вышел ростом. Правда, я встречал редов, которые были даже ниже, чем я, но это ничего не значит. На том небесном корабле, на котором Боги перенесли меня сначала в свои небесные чертоги, а потом в ваш мир, я видел шестерых Богов, трёх мужчин и трёх женщин. Они были очень красивы, но что самое удивительное, их лица светились изнутри. В небесных чертогах я видел намного больше Богов, но только издали. Там-то Боги мне и вручили свои амулеты. Моей одежды, когда я очнулся на их огромно небесном корабле с садом внутри, нам не было. Боги одели меня в длинную тунику серебристого цвета. Когда же я очнулся в реке, то на мне была надета холщовая рубаха раба и меховая безрукавка, но Боги меня заранее предупредили, что мне придётся какое-то время побыть рабом.

Врал я, конечно, а точнее фантазировал, просто мастерски, но император Тенуриз проглотил всё не моргнув глазом. Как только я умолк, он насмешливо кивнул головой и спросил:

— Неужели Боги не дали тебе для защиты ничего, кроме своего фонаря, который светит так ярко, что у тех, кому его луч ударил в глаза, потом полчаса плыли светящиеся круги перед глазами.

Дальше врать было уже опасно и я недовольно проворчал:

— То амулет, который висит у меня на шее, может ударить человека или животное маленькой молнией. Это не смертельно, но человек может на несколько секунд потерять сознание, а потому оружием глаза и уши Богов назвать нельзя. Так, детская игрушка. Ещё этот амулет способен выбросить из себя крохотный язычок пламени, чтобы разжечь костёр, а больше он ни на что не годен. — вздохнув, я принялся жаловаться на жлобство Богов — Я просил дать мне какое-нибудь оружие, но Боги сказали, что на Редии и без того слишком много оружия и что без него этот мир станет ещё прекраснее. Во всяком случае они очень на это надеются и сказали мне, что Редию ждёт великое будущее и только поэтому велели мне научить редов таким вроде бы простым вещам, которые сделают их жизнь ещё приятнее.

— Что, так и сказали, Валент? — усмехнулся император — А они не сказали, как ты сможешь вернуться домой?

А вот это был вопрос с подковыркой. Похоже на то, что Марферий был вчера почти полностью откровенен с Тенуризом и сделал всё возможное, чтобы тот изменил своё отношение ко мне. В принципе я на такой поворот событий не очень-то надеялся, но всё же держал такой вариант в уме, когда разговаривал с ним и всячески проявлял благородство, хотя мне очень хотелось набить ему морду. Удары этого битюга были особенно чувствительными, у меня внутри от них всё так ёкало. Он же мне чуть было почки не отшиб своими пудовыми кулачищами. Поэтому состроив угрюмую гримасу, я проворчал:

— Если я сверну себе голову по собственной инициативе или глупости, например затею с кем-нибудь драку сам, без малейшей на то необходимости, то смерть моя будет окончательной и бесповоротной. Только поэтому я был всегда осторожен и не лез на рожон, хотя многое меня и бесило иногда...

— Почему же ты тогда оскорблял меня, своих надзирателей и даже швырял в них миски с тухлятиной? Ты ведь как раз и лез на рожон.

— Что касается вас, ваше величество, ту всё просто, — признался я с сокрушенным видом, — вы просто отдали бы приказ казнить меня и тогда сработало бы второе правило Богов — если я буду казнён по чьему-либо приказу, то моментально перенесусь в свой мир. А с надзирателями всё было просто. Они издевались надо мной, а я, в отместку, швырял в них миски к тухлой или отравленной похлёбкой и нас при этом разделяла стальная дверь. Когда же они не выдержали, то я просто ослепил их фонарём Богов, а он действительно очень мощный. Его свет видно за тридцать километров и это по нему небесный корабль Богов сможет найти меня.

На лице императора появилась зловещая улыбка и он спросил:

— Значит казни на арене цирка ты не боишься, Валент?