мы из Бреста часть 3

О положении на фронте особо ничего известно не было. Единственными источниками информации были сводки СовИнформБюро, редкие доклады Паршина и Козлова о деятельности их подразделений на фронте и сообщения полковника Третьякова.

Авиагруппа Паршина действовала на Вяземском направлении, обеспечивая снабжение наших частей в котле, прикрывая их с воздуха и нанося бомбовые удары по рвущимся к столице танковым колоннам немцев.

Бронегруппа Козлова действовала в районе Химок. Где совместно с остатками 8 и 25 танковых бригад, отражала атаки гитлеровцев. Была она там не одна. Лаврентий Павлович для совместных действий с бронегруппой все же выбил у ГШ гаубичный полк. По докладам это сильно помогло в выбивании танковых колонн противника и удержании оборонительных позиций.

Очень хорошо показали себя наши ремонтно-эвакуационные бригады, действовавшие в составе бронегруппы. Технари не только вывозили и восстанавливали принадлежащую бронегруппе подбитую технику, но успевали еще и чужую прихватить как нашу (других частей) так и противника. При этом у них постоянно возникали перестрелки с врагом, но использование бронированных эвакуационных машин (на базе безбашенных танков Т-28 и Pz. III) очень помогало. Да и танкисты с минометчиками прикрывавшие ремонтников не зевали, накрывая своим огнем выявленные огневые точки. Ту технику, что можно было восстановить в полевых условиях после ремонта сразу же шла в подразделения, остальная вывозилась на нашу базу. Где уже скопилось достаточно много подбитых, требующих ремонта или разборки бронированных машин и другой техники. Парни старались брать к нам только те машины, что мы реально своими силами могли восстановить. Это были танки Pz. II, Pz. III, Pz. IV, StuG III и Pz.38(t), все модификации бронетранспортеров Sd.Kfz.250 и автотранспорт. Кстати, ремонтники, наилучшим для ремонта танком считают чешский Pz.38(t), так как он имеет довольно простой и надежный двигатель и несложные механизмы трансмиссии. Если он не горел, то, как правило, восстанавливался. В то же время практически все немецкие танки требовали гораздо более деликатного обращения.

Машины, что требовали большого ремонта, пришлось сдавать на заводы и базы ремонтно-эксплуатационного управления (РЭУ) ГАБТУ КА и сразу семи наркоматов. Специалистов по ремонту там не хватало и стоянки были забиты битой техникой (особенно с учетом того что многие части после указа Ставки теперь старались эвакуировать битую и неисправную технику, а не бросать где придется, да и деньги неплохие платили за это). Поэтому на нашу ремонтную базу и ремонтников попытались наехать и забрать от нас, с передачей в РЭУ ГАБТУ РККА. Отстояли. Нарком не дал, а то бы совсем плохо было. Техники собрали много, а ремонтировать ее было бы некому. И так с запчастями плохо.

Опять-таки, кстати, сработала одна из моих информационных бомб донесенных до Наркома. Третьяков совсем недавно сообщил, что по указанию Берии на танковых заводах была проведена проверка, которая подтвердила мою информацию по фальсификации количества выпущенных танков. Некоторые руководители танковых заводов, доставленные с фронта подбитые и неисправные танки — ремонтировали, перебивали номера, заново красили и выдавали за вновь выпущенные. Чем резко повышали отчетность по выпущенной продукции, а это деньги, премии, почет и награды. За что уже поплатилось несколько директоров заводов в т.ч. и Ленинграде...

Ну да это еще ничего. Глядишь еще что сработает из того что я говорил Наркому и тогда посмотрим, как изменится дальнейшая история.

Глава .

Из воспоминаний старшего лейтенанта Черкашина, командира 7-й роты 3-го батальона 653-го полка (РИ).

"... перед штурмом так называемых Наполеоновых ворот, что на Смоленском направлении, нас, командиров рот и батальонов ..., собрал командир полка подполковник Сковородкин, только что вернувшийся из Москвы. Мы с удивлением разглядывали фигурные стальные пластины защитного цвета, лежавшие перед ним на куске брезента.

— Это противопульные панцири. Личное средство защиты пехотинца в бою, — сказал Сковородкин, поднимая одну из броняшек с заметным усилием. — Ну, кто хочет примерить?

Почему-то охотников не нашлось. Я бы давно шагнул первым, но не хотелось быть выскочкой в глазах товарищей. Не знаю почему, но взгляд подполковника остановился на мне. Может быть, потому, что у меня на гимнастерке сверкал рубином тогда еще редкий знак "Гвардия", а может, потому, что я еще не утратил спортивной формы — до войны занимался вольной борьбой в спортсекции.

— Ну-ка давай, гвардеец, попробуй!

Я вышел, взвалил панцирь на грудь, и Сковородкин помог мне застегнуть ремни на спине. Сначала показалось тяжеловато: панцирь, да еще каска, да автомат... "Не человек, а танк". Сделал несколько ружейных приемов. Вроде бы ничего, и даже уверенность почувствовал — пуля не достанет, а уж штык и подавно не возьмет.

— Ну, как, — спрашивает подполковник Сковородкин, — кто хочет одеть свои роты в панцири?

Желающих снова не находится, командиры между собой переговариваются, смотрят на меня и подполковника с недоверием. Все-таки дело новое, что ни говори, а панцирь тяжел, движения стесняет, в наступательном бою ловкость да сноровка спасают жизнь не хуже иного щита.

— Так что, нет добровольцев? — повторяет подполковник весьма удрученно.

Эх, думаю, завалят эксперимент. Нельзя же так просто отказаться, не испытав панцири в деле.

— Есть, товарищ подполковник! Давайте в мою роту.

— Так тому и быть, — улыбнулся командир. — Войдешь, Черкашин, в историю как командир первой панцирной роты.

Остальные две роты надели панцири в приказном порядке. Никто особенно и не сетовал. Наполеоновы ворота наш полк пытался взять трижды, и всякий раз мы откатывались под кинжальным ружейно-пулеметным огнем. Немцы выкашивали целые цепи перед своими укрепленными позициями. Пытали счастья и другие полки, но и они несли тяжелые потери. Может, бронезащита поможет?

Теперь, когда в роту доставили около ста панцирей, я детально изучил новизну. Лист из высококачественной стали толщиной в 3-4 миллиметра был выгнут по форме груди. На левом плече он крепился специальной лапой, а на спине пристегивался ремешками. Слой металла, как гарантировали инженеры-конструкторы, предохранял от пуль, выпущенных с расстояния не ближе пятидесяти метров. Однако дистанцию "безопасного выстрела" можно было сократить вдвое. Для этого вверх откидывалась нижняя часть панциря, которая крепилась на животе, на поперечном шарнире типа шкворня. Правда, при этом открывался живот, но зато грудь находилась под двойной защитой. Шарнир позволял пехотинцу сгибаться, что увеличивало подвижность "бронированного бойца".

Солдаты с интересом примеривали стальные доспехи. Спорили, нужны они или нет, спасут ли от осколков...

И вот в один из дней моя рота, облачившись в "латы", изготовилась в траншее к броску. Накануне я рассказал бойцам, что идем штурмовать те самые Наполеоновы ворота, в которых в 1812 году разгорелась жаркая битва за Смоленск, и что в ней участвовали и кутузовские кирасиры — тяжелая кавалерия, закованные в кирасы, латы, наподобие тех, что надели на себя и мы.

Итак, траншея переднего края. Справа железнодорожная насыпь, слева — болото, а между ними — глубоко эшелонированный участок немецкой обороны. Пригнувшись в своих траншеях, ждем, когда отгремит наша артподготовка. Израненная земля Смоленщины — столько жизней в нее ушло. Ну, вот и настал наш час! Атака!

Выбираюсь на бруствер и кричу, как во времена Александра Невского:

— Вперед, за мной!

Рота поднялась хорошо — развернулись в цепь. Тяжести панциря я почти не ощущал, ноги в пылу атаки несли сами. По законам тактики командир роты должен следовать за цепью, чтобы видеть все подразделения и управлять ими. Но в такой атаке, как прорыв обороны, надо было бежать впереди бойцов. Не помню, как добежали до первой линии обороны, но помню, как ворвались в немецкую траншею. Рукопашная началась, выстрелы в упор... Никогда не забуду лицо фашистского автоматчика в очках. Вжавшись спиной в земляной траверс, палил в меня с дуэльной дистанции... Три сильных толчка в грудь — три попадания в панцирь. Едва устоял на ногах, но устоял... Автоматчик видит, что его пули отскакивают от меня, как горох. За стеклами очков — обезумевшие от ужаса глаза... Я не стал убивать немца, видя, как он бросил свой автомат и поднял руки. И только после боя я заметил, что ранен в правое предплечье, не закрытое панцирем, и долго помнил обезумевшие от животного страха глаза этого немца.

За тот бой по прорыву Наполеоновых ворот я был награжден первым орденом Красной Звезды. Броненагрудник спас мне жизнь. Да и потери в тот день во всех "панцирных ротах" были значительно меньше обычных. Однако панцири в пехоте почему-то не прижились..."

Глава .

17.11.1941 Сталин подписал приказ Љ 0428 Ставки ВГК о проведении в тылу противника тактики выжженной земли. Приказ требовал: "...лишить германскую армию возможности располагаться в селах и городах, выгнать немецких захватчиков из всех населенных пунктов на холод, в поле, выкурить их из всех помещений и теплых убежищ и заставить мерзнуть под открытым небом... разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40-60 км. в глубину от переднего края и на 20-30 км. вправо и влево от дорог. Для уничтожения населенных пунктов в указанном радиусе действия бросить немедленно авиацию, широко использовать артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью, гранатами и подрывными средствами. При вынужденном отходе наших частей .... уводить с собой советское население и обязательно уничтожать все без исключения населенные пункты, чтобы противник не мог их использовать".

* * *

* * *

-Здравствуйте господин полковник.

-Здравствуй Генрих. Как добрался? Прости старика, что отвлек тебя от дел, но мне хотелось поговорить с тобой и узнать из первых уст последние новости с передовой, а не из тех сводок, что представляют в штаб Группы армий. Кроме того мне всегда нравились твои правдивые донесения, которые шли в разрез другим сообщениям. Кофе?

— Спасибо господин полковник. От кофе не откажусь.

— Итак, я прочитал твое последнее донесение, выловленное из потока победных фанфар, и хотел бы получить объяснение по нему. А то некоторые горячие головы готовы были обвинить тебя в паникерстве и отдать если не под суд то врачам точно. Но я им тебя не отдал.

— Спасибо, господин полковник за заботу обо мне. Боюсь, что мне нечем вас обрадовать. Я все больше убеждаюсь в своей правоте и продолжаю думать, что мы на пределе нашей способности наступать. В последние дни наша дивизия практически не продвинулась вперед.

— Согласно сводке, представленной штабом вашей дивизии и поступивший сегодня в штаб корпуса, ваши подразделения вышли, чуть ли не на окраины русской столицы.

— Так оно и есть. Нам действительно осталось пройти совсем немного около 30 км. и как думают, в штабе дивизии, мы скоро будем на окраинах Москвы. Но у меня сложилось другое мнение — "Этого не будет". Русские не дадут нам этого сделать. Можете считать меня скептиком, но мы не сможем дальше продвинуться. Вполне вероятно, что нам с большой кровью удастся преодолеть еще, быть может, пару километров и все. Русские нас не только остановят, но и боюсь, погонят назад. Вы учили всегда говорить правду. Именно поэтому я говорю то, что думаю.

— Я всегда ценил тебя за твою прямоту. На чем основываются твои предположения?

— Факты говорят сами за себя. В последние дни полки дивизии на основном направлении с большим трудом продвигаются не более чем на 1,5-2 км. в сутки. Каждый километр пути требует все больше жертв. Потери в полках составляют в личном составе 30-40%, в технике куда больше. Мы практически полностью потеряли все автомобили и тягачи. Подвоз осуществляется лошадьми, которых не хватает. Доставка горючего для остающихся в строю автомашин становится все нерегулярнее. С боеприпасами и продовольствием тоже самое. Солдаты сильно мерзнут. Все больше небоевых потерь от обморожения и вшей. Сопротивление русских все время нарастает. Они держатся до последнего. Бьются за каждую деревню и каждую высоту. Наибольшее сопротивление мы встречаем там, где нам противостоят части НКВД. Я видел как в деревню, что брали наши парни, заживо горящие русские продолжали отстреливаться, а потом с бутылками "коктейля Молотова" бросались на наши танки.

— Фанатики!

— Да фанатики. Но они задержали нас на несколько часов, а русские, воспользовавшись этим, перебросили на угрожаемый участок резервы и смогли остановить наше продвижение вперед. На фронте все чаще против нас стали сражаться свежие части русских. Они обмундированы в отличное зимнее обмундирование, ими массово применяются новые виды вооружения и техники. Пока это единичные примеры, но их все больше. Приведу в качестве примера события последних дней. Свидетелем которых я был.

Недавно в прорыв обороны русских, был введен разведбат дивизии. Он довольно далеко вклинился вглубь русских и открывая дорогу на Москву занял несколько сел. Однако вскоре он был с большими потерями выбит из занятых населенных пунктов ударом механизированных частей НКВД. Отход батальона сопровождался очень точным минометным и пулеметным огнем и ударом во фланг кавалерии противника. Для восстановления положения командир дивизии выделил из своего резерва роту средних танков, а командир полка ускорил выдвижение туда пехотного батальона. Но было уже поздно. Русские закрепились на занятых позициях, и сдвинуть их с места не удалось. Они надежно перекрыли шоссе. Атака не удалась по ряду причин.

1. Наша тяжелая артиллерия не смогла поддержать атаку. Отстала на марше. Пехоте пришлось полагаться только на имеющиеся в батальоне средства усиления и поддержку танков.

2. Русские активно маневрировали своими бронесилами и тяжелой мотопехотой. Массово и мастерски использовали тяжелую артиллерию и минометы крупных калибров. Противник действовал грамотно, словно заранее знал, что и как мы будем делать.

3. Они использовали новые виды вооружения, с которыми мы ранее не встречались.

В тот день наши танкисты и пехота впервые встретились с новыми русскими танками. После боя от танковой роты осталось всего 2 танка — командира роты и танк, поврежденный еще на линии атаки. Остальные были выбиты, не доходя до русских позиций артиллерийским огнем, противотанковыми средствами пехоты и танковым ударом. Пехотный батальон понес большие потери от русской артиллерии, сильного минометного и пулеметного огня. От тех, кто поднялся в атаку, осталось совсем немного. При этом сил русских было заметно меньше, чем у нас. В отражении атаки принимали участие рота средних русских танков Т-28, "панцирная" рота, несколько батарей скорострельных минометов и видимо дивизион тяжелых гаубиц. Более точно выяснить не удалось. Под огнем русских нашим солдатам пришлось отступать на исходные позиции. Я был на НП батальона и видел все своими глазами. Простите господин полковник об этом тяжело вспоминать. Отец мне рассказывал о прошлой войне и бойне у Вердена. Так вот я теперь видел, как это было тогда. Только это происходило здесь в снегах России. Пехотные цепи просто сносило разрывами, а танки переворачивало от близких разрывов тяжелых снарядов. Использовать авиацию не удалось. Так как стояли сильные морозы и у люфтваффе не было боеготовой техники.