Праздник продолжается и во дворце. Король и королева сидят на золотых тронах, принц и государыня стоят на ступеньках. Придворные подходят согласно рангу, кланяются кавалеры, приседают в реверансах дамы. За стеной в танцевальной зале оркестр настраивает скрипки. Принц устал, он едва стоит на ногах, но мужественно держится. У Саломэ в глазах стоят слезы, она невероятным усилием сдерживает их, но блеск выдает ее. Впрочем, это так мило — растрогавшаяся на свадьбе единственного сына мать.
Министр государственного спокойствия, в новом парадном мундире, не так давно введенном для всех королевских чиновников, стоит внизу, возле самого трона. Высокий воротник с золотым шитьем царапает шею. Он ждет знака от короля, на сегодня запланировано еще одно представление. И право же, подготовка к этому спектаклю дорого ему обошлась: оба ведущих актера долго не соглашались играть свои роли.
...Увидев имя будущего наместника в Ландии, Элиан положил на стол указ, уже готовый к подписи, и поинтересовался:
— Вы умеете воскрешать мертвых, министр?
— Этот человек еще жив и будет полезен.
— Мертвым он послужит мне куда надежней. Я слишком часто позволял вам, Чанг, проявлять преступное милосердие. Как следствие — мятеж за мятежом. На этот раз я преподам им урок. Публичная казнь и закон о преступном родстве в полной мере!
Элиан всего два дня как вышел из своего затворничества. На первый взгляд он ничуть не изменился, но Чанг, связанный с королем невидимой нитью перенесенной боли, чувствовал напряжение в воздухе. Что-то произошло, необратимое. И что-то надвигалось, неизбежное. Он не знал, сколько осталось времени в запасе, но ощущал, тупым нытьем в затылке, онемевшей щекой, комом в горле, что отсчет уже начался. И пытался вырваться вперед:
— Ваше величество, закон о преступном родстве в полной мере подразумевает в том числе родство по женской линии.
— И что из этого?
— Как угодно вашему величеству. Вот список.
Элиан пробежал по листу глазами:
— Вы что, решили пошутить? В этом списке все лорды империи!
Чанг кивнул:
— За исключением графа Тейвора, графа Инхора и герцога Ойстахэ. Все остальные так или иначе попадают под полную меру, ваше величество. До седьмого колена. Видите ли, преступник по материнской линии — Эльотоно. А у герцога было девять сестер, и все вышли замуж соответственно своему положению.
Король раздраженно откинул список:
— Ну так используйте не в полной мере! Хватит и его семьи.
— Кого именно прикажете считать семьей? Включать ли замужних сестер и их детей? Братьев? Их семьи? Морские лорды связаны между собой запутанным родством, не уверен, что получится определить с точностью.
Элиан повысил голос:
— С чего вы взяли, что он будет верно служить нам, после того, как однажды уже предал?
— Потому что государыня останется здесь, при дворе своего супруга.
Король помолчал, потом рассмеялся:
— О-о! Теперь я вижу. Мне нравится эта идея. Пожалуй, это даже лучше, чем казнь. Но он должен будет присягнуть мне, сразу после церемонии. Пусть все видят его искреннее раскаянье и стремление искупить вину. Вину распишите покрасочней, не упустите возможность. Пусть лорды видят, насколько далеко может зайти королевское милосердие. Вы опять правы, господин министр, одним кнутом от них всего не добьешься, пусть получат свой пряник.
* * *
— Искреннее раскаянье?! Перед этой, — будущий наместник запнулся на мгновение, подбирая наиболее подходящее определение для своего сюзерена, — эльфийской тварью? Вы слишком много от меня требуете, господин министр. Я согласился на сделку, но играть в фальшивом фарсе — увольте! Вы, должно быть, освоили эту науку в совершенстве, а у меня не было в том нужды.
Министр недобро улыбнулся:
— Не беспокойтесь, благородный рыцарь, вам не придется притворяться. Но будет гораздо проще не доводить до, — Чанг оборвал себя на полуслове, — впрочем, как вам будет угодно.
...Король лично позаботился о надлежащих декорациях: вечернее солнце залило красным закатным светом витражные окна, от торцовой стены к трону пролегла через зал широкая алая полоса, словно по белому мрамору разлили кровь. По кровавой дороге медленно, словно против воли, приближается высокий человек в черном, руки скованы спереди, тонкая цепь тихом звоном сопровождает каждый его шаг. Придворные замолкают в ужасе, слишком свежа еще память о печальной, пусть хоть и трижды заслуженной судьбе последнего герцога Суэрсена. Неужели снова? Саломэ привстает на троне, подавшись вперед, Ирия сжимает золотую ткань юбки, пальцы застыли в уродливой судороге.
Время остановилось, шаги замедляются, словно черный человек пробирается сквозь невидимый плотный туман, но все же он подходит все ближе и ближе. Останавливается перед троном, вскидывает голову, ищет знакомый взгляд, и, поймав, кивает, едва заметно, и тут же, еще выше подняв упрямый подбородок, смотрит в глаза королю. Придворные не смеют вздохнуть, министр отворачивается — он слишком хорошо знает, что сейчас произойдет.
Долго, бесконечно долго тянется минута, каждое мгновение — вечность, и, наконец, упрямец падает на колени. Голос, глухой, хриплый, раздирает гортань. Он виновен: обман, кровь, вражда — плоды его злого умысла. Он жаждал власти, лгал и очернял, вносил раздор и сеял смуту. Ему нет прощенья.
Королевская милость на этот раз бесконечна — он прощает изменника, оклеветавшего перед государыней Ирией Элиана. Возвращает виновнику войны между двумя добрыми соседями титул и право носить родовые цвета. И, в завершение — дарует драгоценную возможность искупить вину. Лорд Айвор Нариэ назван наместником Короны в Ландии, дабы управлять страной от имени будущего Государя.
21
Министр государственного спокойствия с самого начала совета настороженно смотрел на военачальника. Широкое круглое лицо Тейвора сверкало от счастья, словно начищенная медная кастрюля, гордость небогатой хозяйки. Чанг снова и снова перебирал в уме причины для подобного ликования: победа в Ландии? Так отпраздновали, уже два месяца как. Новая награда? Вряд ли, всем чем можно, военачальника уже наградили. Неужели король выделил денег на новые опыты? Это уже ни в какие ворота, то есть, ни в какие расходы не лезет. Впрочем, как и большинство преобразований его величества.
Вдобавок к подозрительно счастливому военачальнику пустовало место магистра Иланы, вот уже второе заседание подряд. Белая ведьма порой пропускала собрания совета, особенно если на них не присутствовал король, как было в прошлый раз, но никогда не позволяла себе эту вольность дважды кряду. Лерик сидел, уставившись на стол, лица его Чанг не видел, но по пылающим ушам Хранителя догадывался, что тот предпочел бы оказаться сейчас как можно дальше от зала совета. И даже бургомистр, обычно дремлющий в сытом оцепенении, пока не начинал говорить король, сегодня вертелся, как на раскаленной сковороде, расстегивал и снова застегивал верхнюю пуговицу на камзоле, расправлял кружево манжет, нервно протирал платком блестящую от испарины лысину и старательно смотрел в сторону.
А Тейвор, напротив, не сводил с министра довольного, ликующего взгляда, и полные губы военачальника растягивала радостная улыбка. Так радуется ребенок, заполучивший наконец долгожданную игрушку. Но было в этом взгляде и нечто ему не свойственное — при всех своих недостатках граф был скорее человек добродушный, хоть и увлекающийся сверх меры. А сегодня Чанг впервые заметил на лице Тейвора откровенное злорадство. Министр загородился бумагой, якобы углубившись в чтение. Щека закаменела, а по спине пробежал противный холодок — верный предвестник неприятностей.
Первые же слова короля оправдали самые худшие ожидания — военный налог поднимался вдвое. Чанг знал, что когда в глазах короля загорается этот одержимый огонь, возражать бессмысленно, но не сдержался:
— Ваше величество! Я не сомневаюсь, что военачальник Тейвор найдет, на что потратить деньги. Но в чем смысл этих трат?
Против обыкновения, Тейвор не бросился грудью закрывать брешь в строю, а возразил лениво, скорее по привычке, без жара в голосе:
— Победоносная кампания в Ландии убедительнейшим образом доказала, что...
— Убедительнейшим образом показала, — перебил его министр, — что для победы годятся старые проверенные способы. Семь лет вы разоряли казну, и ни одно из ваших дорогостоящих новшеств не понадобилось.
Но даже прямое оскорбление не нарушило благостного состояния военачальника, он только развел руками и вежливо улыбнулся:
— Вы заблуждаетесь, Чанг. Но это и не удивительно, все ваши сражения проходят за письменным столом, вам было некогда освоить благородное искусство войны.
Король рассмеялся, он пребывал в удивительно приподнятом состоянии духа. Таким его не видели со времени братского визита правителя эльфов:
— Вы оба правы, господа советники. Для войны с Ландией новшества не понадобились, вполне хватило старых добрых клинков. Но, как вы верно заметили, Чанг, пора оправдать военные расходы. Мы захватим Кавдн, и эта война станет последней в обитаемой вселенной. Война, которая прекратит все войны! Нас ждут столетия мира и процветания, ради этого стоит пойти на временные жертвы.
— Но ваше величество! — Беспомощно произнес министр, переводя взгляд с открыто ухмыляющегося Тейвора на лучезарно-благостного короля.
— В чем дело, министр? Вы сомневаетесь в нашей скорой победе? — Бархатным голосом осведомился Элиан.
Чанг сомневался и в победе, и в том, что она будет скорой. Но не стал спорить — на сегодня с него хватит унижения. Они увязнут в Кавдне, война истощит последние средства. Кавднийцы, в отличие от мирной Ландии, обзавелись новым оружием. Огненный порошок и бомбарды будут у обеих сторон. Он вспомнил давний разговор с Саломэ — горькие опасения обернулись реальностью. Эта война и впрямь может стать последней: мертвые не сражаются.
Совет закончился, но день еще только начался. Слух о том, что произошло на заседании, разлетелся по дворцу. Сплетники довольно кивали: время всесильного министра подходит к концу. Вспоминали недавнее покушение, восхищались добротой и мудростью его величества — оставил старика на посту, но воли не дает. А там глядишь, и до почетной отставки дело дойдет. Сколько ж можно — министр еще при Амальдии начинал, пора молодым уступить дорогу! И у молодых загорался в глазах жадный огонек. Министру все еще кланялись и уступали дорогу, но Чанг слишком долго пробыл при дворе, чтобы не замечать красноречивых мелочей. Его время на исходе, стервятники уже слетаются.
А в кабинете все осталось по-прежнему. Солнце заливало комнату светом сквозь прозрачные стекла, наместница на портрете все так же улыбалась мечтательно, глядя поверх страницы. Чанг пододвинул поближе поднос с карнэ и прикрыл глаза, медленно отпивая из чашки, но тут в кабинет ворвался Эйрон с последними новостями, и остаток карнэ вдруг показался невыносимо горьким:
— Что значит "ушли"?!
— В Суреме совершенно точно не осталось ни одной, по отдаленным провинциям пока что нет сведений.
— И в чем причина?
Эйрон только развел руками:
— Магистр оставила для вас письмо, — он протянул Чангу маленький конверт. В нем оказалась записка, всего одна короткая фраза: "Стрела на излете".
День выдался зябкий, хоть и солнечный, слуга с утра растопил камин, но к полудню дрова прогорели. Министр кинул бумажку на уголья, взял кочергу, поворошил, и задумчиво повторил "стрела...":
— Вот что, Эйрон, отправляйтесь к ученику Хранителя и передайте ему, что сегодня в четыре я буду в храме Хейнара, проверять записи столичных управ.
* * *
Принц с утра был в плохом настроении. Впрочем, мальчик пребывал в нем с самой свадьбы, и даже богатые свадебные подарки не помогли его развеять. Давняя мечта — настоящий кавднийский жеребец, отправился на конюшню, в соседнее стойло рядом с бочкообразным смирным пони, набор резных фигур для клеточного боя валялся на полу, а доска пала жертвой кошачьих когтей. Мальчик рассеянно перелистывал книгу, даже не пытаясь читать. Хранитель терпеливо ждал, когда Арлану надоест играть в молчанку, но не выдержал первым:
— Вы сегодня собираетесь заниматься, ваше высочество, или я могу вернуться в библиотеку?
Принц сердито захлопнул книгу:
— Почему я должен был на ней жениться?
— Так пожелал король, — Лерик уже сбился со счету, сколько раз за последние дни он отвечал на этот вопрос. Обычно, получив ответ, Арлан замолкал, не смея открыто возмущаться, но сегодня, сердито сопя, продолжил разговор:
— Это не причина. Это следствие, — они недавно начали изучать логику, и Лерик был вынужден согласиться.
— Государственные соображения, Арлан. Империи нужна Ландия.
— Но мы же ее и так захватили, зачем жениться?
— Чтобы твой сын мог править Ландией по закону, а не по праву сильного. Захватчиков нигде не любят.
Мальчик нахмурился:
— Но она не сможет родить мне сына. Она уже пожилая, а когда я вырасту, будет совсем старуха. У нее уже кровь не будет идти, а без крови у женщины детей не бывает.
Лерик ощутил, как горят его уши, к счастью, прикрытые волосами. Столь деликатные особенности строения женского тела не были предметом обучения для семилетнего мальчика. Но разве можно что-то скрыть в этом дворце? Проведя детство на побегушках в доме удовольствий, легче сохранить невинность, чем среди придворных сплетниц! Он не хотел лгать, но и не был готов объяснять ученику все подробности человеческого размножения. Нельзя же так, сразу, сперва надо про птичек поговорить, пчелок, самые стеснительные и вовсе с цветочков начинают:
— В таких случаях обращаются к белым ведьмам.
— А они ушли, — спокойно возразил мальчик.
— Как это?! — Временно потерял дар речи Хранитель.
Арлан пожал плечами:
— А так, я слышал, госпожа Адира говорила сегодня утром госпоже Каре, у матушки в приемной, что теперь ей придется идти к коновалу, потому что целитель не согласится даже за деньги ее избавить, ведьмы ушли, а муж ее убьет. У нее лошадь заболела, и муж будет сердиться, да?
Не успевшие остыть уши вспыхнули с новой силой. Лерик хмыкнул что-то неопределенное, что при желании можно было расценить как утвердительный ответ, а Арлан, похоже, решил сегодня окончательно добить наставника:
— Так если ведьмы ушли, она не сможет родить сына. Можно я попрошу отца о разводе? Этот брак ведь все равно не настоящий, я ведь с ней не спал в одной кровати, а без этого не считается. Если надо обязательно жениться, то я женюсь, только сам выберу. Красивую! — По тому, как заблестели глаза мальчика, Лерик понял, что выбор уже сделан, и Арлан теперь прощупывает почву. Интересно, кто же счастливица? Он возразил:
— Супруга принца должна быть не только красивой, но так же умной, доброго нрава и знатного рода.
— Леди Лиора знатная и добрая! И любит меня! Я принес ей цветы из оранжереи, а она меня поцеловала. Вот сюда, — мальчик показал на левую щеку, где если приглядеться, до сих пор можно было различить слабый розовый след помады, — как ты думаешь, отец позволит?
