Связанные

— Но...

— Быстрее! Чем дольше ты медлишь, тем больше нас гибнет. Пройдешь во внутренний периметр, и мы отступим!

Я не мог не признать логичность его слов, но все же очень не хотелось их бросать. Что-то подсказывало мне, что ящеры одержат над ними победу.

Закусив губу, я кинулся вперед, сосредоточившись на своей цели — достичь внутреннего периметра.

Наконец я добрался до личных покоев отца, где меня уже поджидали архангелы и Старший. Вид у них был довольно мрачный. И Женьки рядом не наблюдалось.

— Где она? — задыхаясь, спросил я, пытаясь зажать рану в боку.

Мне показалось, некоторые из архангелов приняли подозрительно виноватый вид.

— Евгения увидела знакомого эльфа и кинулась к нему, а кое-кто повел себя, как желторотый птенец, и не успел остановить девушку. Если кратко, этот Эви увел ее с ножом у горла к демиургу, а мы не смогли ничего предпринять, опасаясь причинить ей вред, — пояснил Старший.

На несколько секунд я разучился дышать, представив себе самый ужасный вариант развития событий. А потом рванул вперед, туда, где прятался Демиург с моей девушкой! При этом разборки с защитниками Кеса я оставил команде Старшего.

Почувствовав отголоски силы отца, я поспешно ворвался в очередную комнату и... ударил кого-то дверью. Точнее, не кого-то, а Женьку. Бледная, с безумным взглядом, вся в крови, все еще сочащейся из пореза на шее, но, главное, живая!

— Женька! — окликнул я ее, надеясь, что это не мираж.

— Кто вы такой?! — крикнула она в ответ и попятилась к Кесу.

Да что здесь происходит? Я же вижу по глазам Женьки, что она меня не узнала. Но как такое возможно?

— Это тот самый Дарелин, о котором я тебе рассказывал. Он наш враг и палач, — издевательски протянул мой папаша.

Почувствовав за спиной движение, я растерянно обернулся на архангелов. Выражение лица Старшего было чересчур мрачным, даже похоронным.

Неожиданно Женька осела на пол, потеряв сознание. Плюнув на все опасности, я кинулся к ней и только тут заметил труп Энувиэля. Этот предатель торжествующе улыбался, будто был несказанно счастлив угодить своему господину!

— Какая трогательная сцена! Прекрасный принц держит на руках свою принцессу, упавшую в обморок по желанию Старшего. Пытаешься спасти остатки ее рассудка, брат? Не получится. Любая ваша попытка избавить ее от моего воздействия повредит мозг. И девочка станет дебилкой, хотя и так особым умом не отличалась. Это хорошее наказание для тебя, сын. Ты поймешь, что был не прав! Ты должен был быть со мной, а не променивать могущество на игру гормонов! — истерично вопил Кес. В данный момент он вызывал у меня лишь брезгливость и жалось.

Еще недавно он казался нормальным, просто слегка зацикленным на заветной идее. Теперь же я вижу, что он безумен. Слюна течет из уголков рта, в глазах полопались сосуды, лицо перекошено. Да и поступки его с некоторых пор стали совсем нелогичными. Интересно, отчего сходят с ума Демиурги?

— Дарелин, забирай девушку и выходи. Дальше мы справимся сами. Он уже снял с себя защиту.

И я вышел, прекрасно разглядев недобрый огонек в глазах Старшего.

Шес

Бой закончился. Все сторонники Кеса неожиданно остановились, а некоторые и вовсе попадали, потеряв сознание. Недолго думая, я рванул вперед, во внутренний периметр, наплевав на запреты Дарелина и собственные раны.

Коридоры были пустынными, но от этого они казались еще более зловещими. Впрочем, свернув в очередной раз, я оказался в просторном зале, где сидел Дарелин. Подойдя поближе, я увидел, что на руках он держит Жени, осторожно поглаживая ее по щеке и что-то нашептывая.

— Дарелин? Все хорошо?

Когда он оторвался от девушки, я наконец разглядел, что вся ее одежда пропитана кровью.

— Она жива? — взволнованно спросил я.

— Жива. Это всего лишь царапина, которую я подлечил, — ответил он, вновь поглаживая Жени по щеке.

— А где Демиург?

Мне все еще казалось странным, что Дарелин, Темный Лорд, так себя ведет. Я знаю, что по отношению к этой девочке у него бездна нежности и любви, но ведь дело для него всегда на первом месте. А сейчас дело — убить Кеса.

— С ним Старший разбирается.

— А ты не захотел участвовать? — удивился я.

— С ним и без меня справятся. А Женька...

В его голосе мне послышалось нечто странное.

— Что с ней не так? Кроме тех царапин, что ты подлечил и неестественно глубокого обморока?

И тут я разглядел в его глазах слезы! Это настолько меня поразило, что мои ноги подкосились.

— Когда она меня увидела, то не вспомнила. Он промыл ей мозги и внушил страх и ненависть ко мне. И изменить это нельзя. Так что, может, я вижу ее в последний раз. Не говоря о том, чтобы обнимать, целовать и...

Уткнувшись носом ей в волосы, Дарелин покрепче обнял безвольное тело.

— Я не знаю, что мне делать, Шес. Отпустить я ее не могу. Просто не могу! Но и удерживать силой рядом с собой, видя в глазах жгучую ненависть, смешанную со страхом, я не могу. Как мне поступить, Шес? Как?!

И я не знал, что ответить. Даже напрягая все свое воображение, я не мог представить Жени, ненавидящую Дарелина. Это... как-то неестественно!

— Я... Старший поможет вам, я уверен. Он обязательно что-нибудь придумает!

Потому что если не придумает, я знаю, что произойдет. Дарелин взбесится и снова станет темным богом. Мы привыкли видеть его влюбленным и немного игривым, поэтому забыли, что он — отнюдь не котенок. Отнять у него Жени означает отнять все то доброе, что в нем есть. Он превратится в чудовище, сеющее смерть и разрушение, пытающееся чужой болью заглушить свою. Когда в прошлый раз Жени уехала учиться, он потихоньку начал звереть. А ведь она отсутствовала меньше шести месяцев, и была надежда!

— Даже если не поможет... мне кажется, что лучше я буду терпеть ее ненависть. В конце концов она полюбит меня снова. Я знаю, она полюбит меня.

Кес

Какой же ты наивный, Старший. Думаешь, раз запер меня в Пустоте, то твои проблемы закончились? Нет, тебе следовало стереть мое имя из истории мироздания, а не проявлять милосердие. Пройдет время, и я обязательно отсюда выберусь. Мои творения вытащат меня. Я уже обо всем позаботился: подготовил орден 'Чистый свет' к миссии по вызволению их демиурга, создал пророчество и даже частично его расшифровал. Да, им понадобится семь капель крови моего родственника, моего сына. Семь последних капель!

О, Дарелин, видит Хаос, я любил тебя, своего единственного сына. Я хотел подарить тебе все мироздание! Но ты променял меня на какую-то человеческую шлюшку! Ты сам отверг мой дар. И ты за это заплатишь. Ты потеряешь все: девчонку, силу, власть, а потом и жизнь. Я отберу у тебя все, что дал. Ты еще пожалеешь о своей глупости!

* * *

Устало потерев шею, Старший тяжело опустился в кресло, скрывая постыдную дрожь в коленях. Заточение мятежного демиурга далось ему тяжело. И не последнюю роль в этом сыграло чувство привязанности к младшему брату, неразумному и неспособному нести ответственность за свои поступки, но все же любимому.

— Что ты собираешься делать, отец?

Семеро архангелов, семеро его сыновей, рожденных от единственной женщины, которую он любил. Но ее уже нет. Она предпочла погибнуть вместе со своим миром во время последнего передела власти.

— Давно вы уже не называли меня отцом. Но что ты хочешь узнать, Гавриил?

— Что будет с Женей?

Такой простой вопрос. И одновременно сложный. Обычная девочка. Человек. Его творение. С самого начала ей отводилась лишь роль пешки, разменной фигуры. Но как-то незаметно она сумела покорить сердца и архангелов, и его. Давно он уже не видел своих сыновей такими оживленными. Они спорили, ругались, мирились и азартно пытались воспитывать строптивицу. А однажды, когда дружно довели ее до слез, точнее до бурных рыданий, все семеро с извинениями толпились вокруг нее, предлагая сладости. Она стала для них кем-то вроде любимой племянницы. А для него — еще одним ребенком, только непутевым и не всегда послушным.

— Кес сказал правду. Любое насильственное вмешательство сейчас сведет ее с ума. Но через два-три года методичного лечения память можно будет вернуть. Пока же стоит поместить ее в привычную обстановку, вернуть в семью и...

— На ней материнское проклятье, отец! Разве можно...

— Не перебивай меня, Михаил! Безусловно, с ее семьей придется поработать. Негоже будущей наместнице жить в столь невыносимой обстановке. К тому же за ней будете присматривать все вы, стараясь не травмировать. Все случившееся сегодня отложится в ее памяти как кошмарный сон, так что проблемы не будет. Ты, Гавриил, как хочешь, но обучение должен продолжить, да так, чтобы она пока ни о чем не догадалась.

Архангел поспешно кивнул, уже прикидывая, как предложить девушке услуги репетитора.

— И кстати, не забудьте про Дарелина. Он ее явно не оставит в покое, так что именно вы введете его в курс дела и присмотрите, чтобы глупостей не натворил. И это... волосы парню тоже надо поправить. Всё. Пора возвращаться.

Поднявшись из кресла, Старший вывел своих архангелов в зал, где Дарелин и Шес пытались обеспечить комфорт Женьке, пребывающей в бессознательном состоянии.

— Дарелин, позволь нам забрать ее...

— Нет! Она моя! Я не могу без нее! — выкрикнул Дарелин, изо всех сил прижимая к себе безвольное тело.

— Дома ей станет лучше. К тому же ты сможешь ее навещать. А через несколько лет Женя все вспомнит, и вы снова будете вместе, — увещевал его Старший, прекрасно понимаю ту бурю эмоцию, что сейчас царила в душе растерянного влюбленного.

— А если она больше не захочет быть со мной?

— Мне так не кажется. Все же она сильно любила тебя, а это просто так не проходит. Но нужно немного времени. Отдай ее нам.

— И все же...

— В крайнем случае ты влюбишь ее в себя заново. Договорились?

Дарелин неохотно кивнул и передал свою ношу одному из архангелов.

— Позаботьтесь о ней, пожалуйста.

Глава 11. Свидание

Иногда легче сказать 'да', чем объяснить, почему 'нет'...

Скромница

Прошло некоторое время...

Женька

Эх, люблю я середину мая. Птички порхают, весело щебечут, листики распускаются, являя миру свою нежно-зеленую беззащитность. И самое главное — запах! Непередаваемый запах пробуждающейся природы, распускающейся листвы, влажной земли, ранних цветов. А еще атмосфера предчувствия любви, когда сердце так и замирает, чтобы в следующий миг забиться со скоростью триста ударов в минуту.

Поджав под себя ногу, я сидела на старой скамеечке и просто наслаждалась существованием в целом. Жизнь прекрасна! Но есть один отравляющий фактор...

— Ну так что, пойдешь со мной на свидание? — зябко кутаясь в куртку, в сотый раз спросил меня Дарелин.

Вот ведь зануда! Каждый день ему говорю, что не хочу его видеть, и прошу, чтобы отстал от меня. Но ведь нет! Как баран упертый, он каждый день приходит, с цветами и подарками, и тащит на свидания. Да не пойду я! Он странный. Да и сон я про него плохой видела. Кстати, то, что именно после того жуткого сна мы и познакомились, тоже странно. И пришел ведь весь такой крутой, со словами: 'Я — Дарелин, я тебя люблю'. И на что он рассчитывал? Дуры наивные только в книгах бывают. Не бывает в жизни так, чтобы принц обратил внимание на замарашку. Короче, он мне не нравится. И вообще, я его боюсь. Конечно, не до дрожи в коленках, как раньше, но... опасаюсь. Маньяк какой-то.

Поправив волосы, я отбросила их за спину, полюбовавшись на замечательный оттенок гречишного меда. Немного придя в себя после продолжительной болезни, я заметила, что длина волос почти до колен и они вьются, хотя раньше этого не было. Но почему-то меня преследовало ощущение какой-то неправильности всего происходящего. У меня словно изменилось мировосприятие, даже вкусы поменялись. К примеру, я считала, что 'правильно' — это синие волосы. Да еще и с красными прядями. Хорошо хоть не розовыми, но все равно извращение. Вот откуда такие дикие понятия? Бред, но достойный рассмотрения. Впрочем, как мне сказали, я сильно ударилась головой и заполучила в личное пользование частичную амнезию. Так что бред насчет 'синих волос', скорее всего, тоже является последствием травмы.

Но я отвлеклась. Передо мной стоит шикарный брюнет, мечта всех девушек. И явно пытается уговорить на свидание. А что я, собственно, сопротивляюсь? Весна пришла и для меня. Кто я, тварь дрожащая, или право имею на короткую интрижку?

— Ну... смотря куда, — выдала наконец я.

Даже если не понравится, можно будет послать его куда подальше, используя веские аргументы. Конечно, сковородка тоже веский аргумент, но в сумочку не помещается. И скалка, увы, не помещается. Эх, говорили мне, покупай, девочка, перцовый баллончик, мол, одно движение пальцем — и противник у твоих ног, но ведь денег пожалела.

— Э... так ты пойдешь со мной? — немного растерялся 'принц'.

У него проблемы со слухом или с мозгами?

— Если будешь так тормозить, то нет. Так куда идем, Ромео? Учти, у меня недавно объявились семеро троюродных братьев, они за меня любому морду набьют.

Кстати, тоже странность: придя в сознание после той травмы головы, я обнаружила себя в привычной нашей с мамой каморке. Маминого хахаля не оказалось дома, что было уже привычным фактом. Но, что удивительно, не было и его многочисленных шмоток. Я, помню как сейчас, растерянно оглядывалась, когда из кухни вышла мама, неся поднос с едой. Она была чисто и опрятно одетой и трезвой. И более того, ласковой! Еда оказалась моим завтраком, и пока я поглощала все эти вкусности, мне вручили подарок — новые джинсы и куртку, а также сообщили хорошие новости: этот хмырь и уголовник исчез из нашей жизни навсегда. Остались только я и мама. Впрочем, на следующий день прибыли какие-то мамины дальние родственники, после чего у меня появилась собственная комната в трехкомнатной квартире в Питере и семеро братьев. Причем друг на друга они похожи так же сильно, как я на афроамериканца и азиата одновременно. Может, мама гулящая была? Или у папы был целый гарем. Я спросила, но они не признались. Партизаны, блин.

— Мне не набьют. Я с ними уже разговаривал. Можешь считать, что моя кандидатура полностью одобрена, — вернул меня из воспоминаний в реальность кавалер.

— Странно. Обычно они ко мне никого не подпускают. И всякую религиозную туфту впаривают. В смысле заставляют учить.

Да уж, эти семеро взялись меня так опекать, что хоть стой, хоть падай. Меня учили самообороне, готовке, основам медицины и разной религиозной чепухе. При этом некоторые особо беспринципные особы не стеснялись меня отшлепывать! У, Гаврюша, я тебе это припомню! Были, конечно, в их опеке и свои плюсы, но Гаврюша... Слов нет. Одни чувства. Как сказал Эйнштейн: 'О родственниках много что можно сказать, и сказать надо, потому что написать нельзя'. Я ему много чего скажу, когда...

— Куда ты хочешь пойти? — вырвал меня из кровавых планов мести мягкий голос Дарелина.

Неожиданно я заметила, что этот Казанова уже держит меня за руку! И когда успел? Смерив его подозрительным взглядом и увидев, как он моментально набычился, всем видом показывая, что в этом вопросе не уступит, я решила не заострять внимания на таком ничтожном вопросе. Мы же не в Японии!