Еще один хлопок маленьких ладоней. Еще один залп сорвавшимися с грязных одежд камнями, грозящий стать уже фатальным.
Хрипло прокричав что-то слабо разборчивое и вряд ли цензурное, Апостол рванулась вверх, оставляя на каменных спицах куски плоти с лоскутами кожи вперемешку. Навалившись на карлика сзади и прижав к земле, Вероника добилась хотя бы одного — и этот град камней разминулся с магом, дав тому время подняться и прийти в себя в достаточной мере, чтобы зарыться мыслями в Метку.
Судьба малявки, казалось, уже предрешена: Вероника ухватила карлика за голову, намереваясь отделить ту от хлипкого тельца. Намерение так и осталось нереализованным — плюнув ей в лицо настоящей кашей из слов, уродец согнул указательный палец — вампиршу оторвало от него, впечатав в потолок, а затем уронив на пол.
-Na bac liom, — наставительно произнес малявка, сгибая и разгибая палец — Апостола продолжало бросать вверх-вниз, пока, наконец, не зашвырнуло в самый дальний угол вагона. — Сailin marbh dur (4).
Нужные чары, наконец, нашлись — но выпустить их в мир маг так и не успел. Повернувшись к нему своим отвратительным лицом, карлик с хрустом размял руки и вновь что-то каркнул.
Фигуру малявки окутало нечто зыбкое, едва заметное — это напоминало светло-серую пленку, что коротышка, казалось, вынимал из собственной тени, разматывая, словно кусок материи и набрасывая на себя. Черты его расплывались и текли, тело стремительно разбухало, наливаясь мощью — лишь голова пока что не спешила за ним, оставаясь все тем же прыщом на фоне остальной фигуры, которая заполучила сейчас вполне нормальный человеческий рост.
Вероника снова была в деле. Выпустив в бывшего уже коротышку все, что было в невесть когда заряженном пистолете — пули растущее на глазах тело отбило в их пославшего одним движением пальца, сказав при том лишь два коротких слова — вампирша кинулась вкруг вагона, стремясь быстрее подхватить с пола драгоценный меч.
-Юст! — долетел до мага ее искаженный голос. — Что это за дрянь?
Схватившись за ближайшую стенку, маг бросил очередной взгляд на существо — лохмотья его уже трещали по швам. До завершения превращения у него было лишь несколько секунд — несколько секунд на то, чтобы понять, с чем же они имеют дело. Без этого...
Нет. Нет. Это не может кончиться так!
Успокоиться, прежде всего — успокоиться. У него еще целых секунд пять в запасе.
-Задержи его! Как хочешь, но задержи! — потратил добрую их часть маг. — Я думаю, думаю!
Вероника коснулась меча — тот словно сам скользнул ей в руку. Тварь — голова ее была почти не видна за массивными теперь плечами — моментально почувствовала угрозу, обернувшись к атакующему Апостолу.
Три коротких слова сорвали с Вероники покрывало из алого тумана, еще одно — откинуло назад.
Юст приказал себе не видеть этого. Он должен был найти. Он должен был понять.
В мгновение ока очутившись рядом, тварь занесла для удара пудовый уже кулак — и, играючи остановив поднявшуюся для защиты руку Апостола, под чудовищный хруст проломила вампирше грудь, буквально пригвождая к стене. Хлестнула кровь.
Оно говорило на чем-то, отдаленно напоминавшем ирландский — да и то чудовищно изуродованный. Повелевало ветром, как не был способен ни один маг — только тот, кому даровала такие силы сама природа. Было крохотного роста, но способно было расти, вытягивая из своей тени...
Озарение прокололо мозг мага раскаленным шилом.
Алая полоса отсекла существу руку по плечо — тело отхлынуло назад, отпуская добычу. Два слова, всего два — кем же надо быть, чтобы творить магию настолько живо и вовсе не уставать — вытряхнули из обрубка облачко пыли и каменной крошки: не прошло и полминуты, как тварь уже щеголяла новой конечностью — кажется, даже еще более огромной, чем былая.
Тени.
Вероника сползла вниз по стене — чудовищные раны, покрывавшие тело Апостола, исчезали без следа, но уже заметно медленнее, чем раньше.
Тени. Тени великанов...
-Юст! — прохрипела, поднимаясь на ноги, вампирша — верный клинок нащупала она будто бы вслепую. — Юст...если мы...если...
-Спригган, — глухо произнес маг, с ужасом ощущая, как вместе с осознанием закрадывается дрожь в его собственный голос. — Телохранители фей.
Маленькая голова вновь рассмеялась раскатистым басом. Огромные руки вновь набросили на тело зыбкое серое покрывало.
-Дьявол, очень полезно! — рявкнула вампирша, вновь предприняв попытку перейти в наступление.
И вновь тщетную — в этот раз ее атаки отбивал детина, чей рост перемахнул уже через два метра: останавливаться на достигнутом тварь явно не собиралась.
Юста колотил озноб. Мысли грозили разорвать череп и выскочить наружу. Обращения к стихиям тварь отобьет без труда, даром, что повелевает ветрами так, как не снилось никому из магов. Грубая сила, пусть даже подкрепленная таким чудовищным оружием, как клинок Вероники, была, похоже, также бесполезна — во всяком случае, пока не найдено слабое место. Слабое...на секунду промелькнувшая мысль вывернуть наизнанку свою одежду почти заставила мага рассмеяться — пытаться его подчинить никто и не думал. Только убить. Нужно было что-то более тонкое, что-то...
Забравшись в Метку так глубоко, как только мог, он перебирал и отсеивал десятки вариантов за считанные секунды, пока какая-то другая часть разума меланхолично отсчитывала время, оставшееся до их неизбежной гибели.
Вначале оно растет вдвое. Потом вчетверо. Потом становится больше уже в восемь раз — и на том, конечно же, не заканчивает расти...
-Задержи его, я думаю! — крикнул маг. — Я уже почти нашел!
-А я уже почти... — увернувшись от очередного удара лишь чудом, Вероника снова кинулась в атаку — глупую, безнадежную, но все же способную отвлечь сприггана от мага.
-Не позволяй ему расти! — выдохнул Юст. — Еще два-три оборота — и он нас просто раздавит! Просто возьмет этот поезд и швырнет его...
Это было сродни удару. Ни одно заклятье, что он когда-либо вынужден был испытать на себе, не причиняло ему такой боли, не вызывало такого ужаса, погружая в жар и обливая холодом за один раз, как сейчас сделали его собственные слова.
Просто возьмет этот поезд...
Ноги мага подкосились. Чувствуя каждый удар своего взбесившегося сердца, он рухнул на колени, объятый страхом, какого никогда прежде не знал.
...просто возьмет...
...этот поезд...
-Юст! Да что с тобой?
Он поднял глаза на Веронику — глаза, опустевшие от страха.
-Это он, — пролепетал Юст, едва шевеля пересохшими губами. — Это он. Тот, кто убил моих родителей.
10. Ко всем чертям
I fall to my knees, I await my death
A fallen warrior, hear my last breath
I fought so fierce, I fought with pride
Now I am just another who died...
(Cruachan — The Morrigan's Call).
Страх. Страх лишал возможности двигаться и даже мыслить. Страх переполнял его изнутри и давал о себе знать предательской дрожью в пальцах, что должны были плести чары без колебаний и лихорадкой, что охватила разум, который должен был оставаться спокоен и холоден.
Он представлял себе эту картину раз за разом с того самого дня, как бежал из мастерской, с тех самых минут, как позади остался темный лес, где его лишь чудом миновала смерть. Снова и снова он гадал, чем же воспользовался Бенедикт, чтобы свершить свое гнусное дело, к чьей помощи прибегнул — каждый раз варианты, которые подкидывал ему разум, были все безумнее и безумнее. Теперь он знал ответ.
Легче от того ничуть не было.
Клинок Апостола плясал, пытаясь достать цель хотя бы раз — ведь и раза бы хватило, чтобы пустить по ней свое незримое пламя. Цель казалась неуязвимой. Скорость Вероники, которую сейчас подпитывал меч, выходила за грань человеческого понимания, но двигавшийся вместе с ветром спригган все равно был быстрее — и не забывал развивать свое преимущество в те секунды форы, что ему доставались. Вампирша, подгоняемая чистейшим бешенством, ни на миг не прекращала наступления, делая выпады с казавшейся невозможной быстротой и изяществом. Тварь, чье огромное тело мелькало вокруг Апостола с такой легкостью, словно вовсе не имело веса, использовала для защиты лишь какой-то грубый каменный шип, напоминавший остро заточенное ребро — одного соприкосновения с алой полосой было бы достаточно, чтобы раскрошить его в пыль, вот только чудовищный клинок никак не мог его коснуться.
Юст следил за ходом боя пустым от страха взглядом, кажется, даже забыв, как моргать. Тело словно разбил паралич — вновь и вновь он пытался сдвинуться с места, но даже мысль о том, чтобы вступить в сражение тут же истлевала и осыпалась, стоило ей только возникнуть. Единственное, о чем он, пусть и против своей воли, мог сейчас мыслить — полная, абсолютная невозможность сопротивляться, хоть как-то напоминать о своем существовании. Пред ним было то, что убило отца, убило мать. Как он вообще мог даже думать о том, чтобы...
Раскаленное лезвие вновь и вновь тщетно вспарывало горячий воздух. Укол в горло — промах, попытка достать плечо — неудача, выпад в голову крошит лишь камень, что возник пред лицом сприггана за миг до касания. Красивый ответный выпад в торс, чересчур широкий ответный замах Апостола...
Острое каменное "ребро" нырнуло Веронике в живот и тут же метнулось назад. От раны быстро не осталось следов — время вампирши снова было принуждено течь вспять — но выигрывая отдельные маленькие сражения, она была обречена проиграть войну. Ее тело быстро покрывалось ранами — уже очень скоро силы Апостола иссякнут вконец, и они начнут оставаться там, где им положено быть. Смерть от истощения была неизбежна, мало того — тварь уже приспособилась к ее технике боя, уходя от ударов все проще, все изящнее. Бормотание сприггана не прекращалось ни на секунду — каждое его движение, каждый обманный маневр или выпад сопровождала пружина из слов, что распрямлялась в мгновенно срабатывающие чары. Похоже, он был способен черпать силы из самого воздуха — и ежесекундно подстегивал себя новыми и новыми заклятьями. Очередная атака в живот смяла в теле Апостола, наверное, с десяток ребер. Вероника пошатнулась — и тут же была наказана за слабость стремительным выпадом, прошившим ей горло. Довершить дело и отделить голову от тела сприггану не удалось: алый всполох грозил оставить без головы его самого, вынудив вновь отступить. Тварь раскатисто засмеялась — рана Вероники в этот раз удержалась на теле на добрых полминуты.
Юст никак не мог оторвать от них взгляда. Вот как, наверное, выглядело отчаяние. Что он мог здесь поделать, если бессилен оказался даже Мертвый Апостол? Только стоять и смотреть, как умирает его последняя надежда, только...
Бой сместился в сторону мага — оказавшись чуть ближе к Апостолу, он снова почувствовал ту самую злость, то самую почти первобытную ярость, от которой спешно отгородился еще тогда, в самом начале этого кошмара. Ненависть ко всему, что видят глаза, переполняла его и заставляла дрожать руки...руки...
Почти с удивлением он понял, что способен сдвинуться с места. Мысли и не думали проясняться, становясь в строгую очередь, но теперь на место страха пришло нечто другое — бешенство. В этот раз он не стал противиться, не стал возводить заслоны. Позволив тому, что изливалось из алого клинка, что привело в неистовство Апостола и ее противника, скользнуть и в него самого, он почувствовал расходящийся по телу жар. Боль в Цепях стала отчего-то даже приятной. Уставший держать оборону разум, подхлестнутый дьявольским оружием, взял все то, что терзало мага так мучительно долго — и принялся стремительно переваривать. Обращая в силу.
Лица отца и матери, которых он больше никогда не увидит. Родной дом, из которого его вынудили бежать. Крики Вайолы, надевшей те перчатки...
Нет. Нет. Совсем не ее.
Ее ошибка. Ее вина. Больше — никто. Больше — никто. Может сгинуть. Может...
Нет. Нет. Еще не близко. Еще не...
Лицо Бенедикта. Его голос. Его глаза.
Вот оно. То, что он должен запомнить. То, что он должен ненавидеть.
То, что он изотрет в прах. Как и его жалкую тварь.
Неведомо как уцелевшая среди хаоса мысль — такая ровная, такая прямая и спокойная — шепнула ему, что, наверное, клинок, пусть и умел дарить лишь ярость, для каждого она была своя. И для него у меча была припасена, как оказалось, крайняя степень холодного, исступленного бешенства, за которым лежало только безумие — но оставаться тут, на краю, оказалось вполне достаточно, чтобы, наконец, совладать с собой, как бы смешно это и не звучало.
Страх его черпал силу в двух вещах. Он, наконец, встретился с тем, что было повинно в смерти отца и матери — и, пусть даже оно повергло их не в прямом бою, одного осознания хватило, чтобы тело и разум мага разбил паралич. Была и вторая причина — он не был готов к этому бою. Он не планировал, он не строил обороны. Он был устал, разбит и расслаблен — и если бы не Вероника, он бы ни за что не дожил даже до встречи со спригганом.
Меч поразил обе цели. Обратил его горечь и боль в чистейшую ярость — и дал ей сжечь без остатка все, что продолжало держать его на месте. Он не был готов — и что с того? Он уже знал, что должен отыскать.
Спокойно, почти неспешно, Юст вновь нырнул в самую глубь Метки. Расправив плечи и свыкнувшись с ломотой в руках — в каждом пальце — шагнул вперед, не проронив ни единого слова. Слова были не нужны. Ненависть говорила за него.
Тварь словно почувствовала его пробуждение. До этого мига она не сомневалась, что победит, и лишь сейчас поняла, что чаша весов едва заметно, но все же качнулась. Вероника снова кинулась в безнадежную атаку — спригган рявкнул уже до боли знакомые строфы, откидывая ее назад, к стене. Готовый покончить с затянувшейся игрой прямо сейчас, он резко повернулся к магу, чьи губы уже закончили едва слышно шептать и теперь растянулись в кривой ухмылке.
Чары спущены.
На одно бесконечно долгое мгновение воцарилась тишина — поняв же, что последняя отчаянная попытка жертвы не принесла той никаких плодов, спригган, оглушительно захохотав, сплел уже свое заклятье, и выкрикнул...
...совершенно не то, что хотел.
Если бы это было возможно, улыбка Юста стала бы еще злее.
Тварь вновь каркнула знакомую лирику — ошибки быть просто не могло, и тем не менее каждое слово, что сошло с крохотных, иссушенных временем губ, было ошибкой само по себе: из четырех слов каждое было сказано на отличном от других языке, каждое грубейшим образом нарушало концентрацию, удушая начатое было обращение в зародыше. Еще одна лихорадочная попытка. Еще один крах. Захлебываясь слюной от бешенства, спригган затянул было заклятье в четвертый раз, но теперь ему не дали времени даже на то, чтобы вновь ошибиться.
Алый клинок метнулся к жертве.
Оставив попытки воззвать к магии, тварь шагнула наперерез Апостолу, обрушив огромный кулак на Веронику. Та ушла от удара уже не с привычной быстротой, но теперь и сприггану приходилось рассчитывать лишь на те силы, что были с ним без постоянного обновления чар. Очередной выпад вампирши ему пришлось отражать каменным "ребром" — то обратилось облачком невесомой пыли, едва встретившись с раскаленным лезвием. В очередной раз разминувшись с алой смертью лишь на дюйм, спригган ринулся в отчаянную атаку: раскрошить Апостолу голову не удалось, но Вероника пропустила-таки удар огромного колена в горло. Развить успех, впрочем, не вышло — алый меч ткнулся в ногу твари: хрипло взвыв от боли, которую теперь было нечем унимать, спригган отшатнулся назад.
