Я умею прощать

— Нет, общий список сотрудников с характеристиками. На этот раз решение буду принимать я, милые барышни. Избавлю вас от такого испытания. А себя — от результатов вашего малодушия.

— Когда?

— Даю вам три дня. Думаю, этого достаточно.

При нормальных обстоятельствах их действительно бы хватило с лихвой, но не теперь. Мне некогда было этим заниматься, ведь медицинское обследование Нади, на котором я же и настояла, требовало моего личного присутствия. Когда мне готовить характеристики? Только если по ночам. И снова в ущерб собственной семье. Моя мать оказалась в чем-то права...

Алиса и так больше времени проводит с няней, нежели со мной... А тут еще Коловертов с кризисом. Пока мне удавалось худо-бедно держать ситуацию под контролем, но я уже начинала скучать по тем временам, когда была простой штатной корреспонденткой в журнале, а не шеф-редактором.

И при том, что времени на семью с каждым днем становилось все меньше, я вдруг возомнила, что сумею стать матерью еще и подкидышу... Бред.

* * *

Вышла из переговорной и тут же снова наткнулась на Артема. Сделать вид, что просто его не заметила, не удалось. А жаль.

— Кир! — Поймав меня за запястье, потащил к окну. — Не передумала насчет вечера?

— Нет, — попыталась вырваться из цепкой хватки.

— У меня предложение по автомобильному разделу. Надо обсудить. Так что это будет деловой ужин в неформальной обстановке.

— Как раз кстати, — скривилась я. — Мы с Крепской ждем тебя в переговорной через час. Там и расскажешь о своем предложении. Создадим тебе все условия для делового общения.

— Зачем нам Крепская? Наедине нельзя? — многозначительно подмигнув, продолжил Артем.

— Прекрати. — Смерила его высокомерным взглядом и резко выдернула запястье из цепких пальцев. Развернулась на каблуках и, высокомерно расправив плечи, прошествовала по коридору в свой кабинет, снова ловя краем глаза неприязненный взгляд Верки.

А ближе к вечеру в отместку за Артема экс-подруга подкинула мне невероятно своевременный подарок. Позвонила Матвею и сообщила потрясающую новость о моем якобы любовнике. Он был в восторге! Немедленно прилетел на "крыльях страсти" в редакцию. Мне повезло, что рабочий день к тому моменту уже час как закончился, и мы обошлись почти без свидетелей. Иначе моя личная жизнь — стала бы уже к утру самой обсуждаемой темой в редакции. Думаю, даже финансовый кризис померк бы в глазах общественности, не выдержав конкуренции.

Матвей без стука вошел ко мне в кабинет и молча сел в кожаное кресло напротив стола. Я оторвалась от монитора и в недоумении уставилась на мужа. Его приезд выглядел, действительно, странно, особенно на фоне его вечной занятости в последнее время.

— Что-то случилось? — подозрительно прищурилась, наткнувшись на его яростный взгляд.

— Это я у тебя должен спросить, милая моя! Что случилось? Почему ты одна? Где же твой любовник? — нарочито спокойно протянул Матвей, развалившись в кресле. Но при взгляде на его стиснутые челюсти, на то, как нервно заходили желваки на скулах, отпадали малейшие сомнения — спокойствием тут и не пахнет. Матвей на самом деле верил своим обвинениям.

Любовник? Я была в шоке, даже не нашлась, что ответить. Лишь ошарашено моргнула. Мой любовник... пыталась представить мужчину, который мог бы подойти на эту роль. Не полгода назад, а именно теперь. Озарения не произошло. Да, когда-то давно я рассматривала кандидатуру Артема, но со временем все мало-мальски положительные эмоции, которые я испытывала к нему, улетучились, оставив место раздражению.

Попыталась взять себя в руки и как можно язвительнее поинтересовалась:

— Который из? Коловертов, охранник дядя Вася, парковщик, или может быть, кассир в супермаркете?

— Артем! — угрожающе тихо протянул Матвей.

Мысли лихорадочно заметались в голове. Понимала, что сам Матвей к такому гениальному выводу придти не мог. Он ведь даже не знал, кто такой Артем. Кто-то подсказал. Ясное дело кто — Верка.

В памяти вдруг всплыл утренний инцидент в лифте, развязку которого довелось наблюдать очень многим, и моей бывшей подруге в том числе. Очень кстати. Теперь я хотя бы понимала, откуда растут ноги у подобных обвинений, и могла предпринять контратаку.

— Ну, и фантазия у тебя, — усмехнулась. Демонстративно потянулась в кресле, откинувшись на спинку. Чуть заметно покачала головой, продолжая ехидно наблюдать за Матвеем.

Любимые серо-зеленые глаза потемнели от ярости. Губы сжались в тонкую нить. Еще чуть-чуть и, страшно представить, во что все это выльется. А я почему-то не могла придумать нужных слов. Обвинение столь абсурдно, что даже стараться опровергнуть его унизительно. И я продолжала насмешливо кривить губы в жалком подобии улыбки, снисходительно качать головой и изображать то ли равнодушие, то ли усталость. От этого становилось еще хуже.

Матвей мне не верил. И мое поведение приводило его в бешенство.

— Фантазия? — после продолжительного молчания, наконец, взревел он и обрушил на стол кулак. Будто кувалдой вдарил, аж стекла в книжном шкафу задребезжали. Вскочил на ноги и грозно навис над столом, продолжая испепелять меня взглядом. — Фантазия, говоришь?

— Фантазия, Матвей. Фан-та-зи-я! — по слогам повторила я. — Сядь. Верка наплела? Нашел кому верить.

Матвей резко взмахнул рукой, будто пытался рассечь невидимую преграду ребром ладони, и опрокинул канцелярский набор. По столешнице со звонким стуком разлетелись скрепки и ручки.

— Ты мне всю душу вынула за последний год из-за Нюрки, а сама осознанно, у всех на виду зажимаешься в лифте с любовником! — рявкнул Матвей, упершись кулаками в стол. — Отомстить решила?

— Мстить тебе? — прошипела, подавшись вперед. Зря он про Нюрочку вспомнил. Одно лишь ее имя подействовало на меня, как струя воды на оголенные провода.

Поставив локти на стол и, пристроив подбородок на сплетенных пальцах, я многозначительно искривила бровь.

— Тебе? — повторила слащавым, почти приторным голосом.

Матвей изменился в лице. Замер, пристально глядя мне в глаза. Странно так, то ли удивленно, то ли недоверчиво. Ярость моментально уступила свои позиции другим, пока что непонятным мне эмоциям. И они меня пугали.

— Жалкая трата времени, — голос дрогнул, несмотря на всю мою показную браваду. Заметил ли Матвей? Не знаю. Наверное, да. И тут же, не дожидаясь пока я продолжу тираду, опустился обратно в кресло. Сжал двумя пальцами переносицу, и выжидательно посмотрел на меня исподлобья.

— Продолжай... — едва слышно произнес он, прерывая затянувшееся молчание.

Я поднялась из-за стола и подошла к окну, не решаясь продолжить свою обличительную речь. Глядя на огни вечернего города, старалась подобрать нужные слова. Затылком чувствовала взгляд Матвея и от этого начинали сдавать нервы. Повисшая в кабинете тишина резала слух.

— Ты и без меня неплохо справляешься с местью самому себе, — наконец заговорила я, поворачиваясь к Матвею. — Себе и... своей дочери.

— Именно поэтому ты и решила... — с горькой усмешкой начал он, но я не дала ему договорить.

— Прекрати немедленно! Сам знаешь, что все это чушь!

— Вот именно, что не знаю, Кир! Ты ведешь себя странно, и я вижу, что скрываешь что-то. Скажи мне, например, куда ты рванула сегодня утром? Почему в редакции появилась только после обеда, да не одна, а в обнимку с каким-то Артемом?

— Не в обнимку! — выдохнула и снова села за стол. — Я не понимаю, почему я должна оправдываться? Почему?

— Не оправдывайся, просто объясни, — миролюбиво предложил он. — Только не надо сочинять байки про срочное интервью...

— Почему байки? — пожала плечами и начала собирать рассыпанные по столу скрепки.

— Потому что байки! Где ты была с утра? — накрыл рукой мои пальцы и слегка сжал. — Где?

Он ждал ответа, а я не решалась рассказать ему правду. Мне нужно было время. Две недели, чтобы самой не загонять себя в пожизненную кабалу. Я должна была дождаться результатов медицинского обследования. Но все же отлично понимала, решение нам все равно придется принимать вместе. Только как объяснить ему свои опасения и не выглядеть при этом позёршей, фальшивой до мозга костей, если вдруг анализы покажут, что девочка является "счастливой" обладательницей неисчерпаемого, а заодно неизлечимого букета заболеваний? Нужно ли Матвею знать о моем намерении, если оно так и останется невоплощенным в жизнь? Зачем?

Я подняла на мужа угрюмый взгляд. Закусила губу и вздохнула. А впрочем, почему нет? Почему я должна нести все это на своих плечах одна? Почему я чувствую себя виноватой, если этот ребенок прежде всего на его совести?

— Ну, хорошо... — начала я и тут же замолчала.

Матвей подозрительно прищурился, но торопить меня не стал. Терпеливо ждал, пока я все-таки решусь на откровенный разговор. Даже странно, что буквально десять минут назад он готов был метать гром и молнии от ревности.

— С Артемом я встретилась у дверей редакции, — сказала я совсем не то, что намеревалась, — он возвращался с интервью. Это легко проверить, так что твоя ревность безосновательна. Так же как и Веркины обвинения.

Матвей молча кивнул, продолжая выжидательно смотреть на меня. Несмотря на то, что мои последние слова, судя по потеплевшему взгляду, его немного успокоили, он по-прежнему, ждал ответа на свой вопрос. Где я была.

— Дай сигарету, — вынимая пепельницу из верхнего ящика стола, попросила я.

В кои-то веки он не ответил категоричным отказом, а без колебаний достал из кармана пиджака пачку и небрежно кинул ее на стол, продолжая хранить молчание. Дождался, пока я возьму сигарету в зубы, и чиркнул зажигалкой перед моим носом.

— Разговор, похоже, предстоит... эээ... интересный, — мрачно усмехнулся.

— Очень. С утра я была в доме малютки.

Он, кажется, даже не удивился.

— Снова?

— Да. Так дальше не может продолжаться. И ты это должен понимать лучше, чем кто-либо другой.

Матвей молчал, угрюмо наблюдая за моими манипуляциями со скрепками. Просто слушал и ждал, что я скажу. Я даже была ему за это благодарна. Правильно, что не стал подгонять, дал время подобрать нужные слова.

— Понимаешь, я постоянно про детдомовцев пишу, про доброту человеческую, про благородство. А мы? Ведь сволочи же мы... Ты, я... Да и родители твои по сути тоже сволочи. Хорошо, оступился ты... мы перечеркнули все это, забыли. Хорошо, что забыли. Только не обо всем можно забывать.

— Не обо всем. — Кивнул.

— И о девочке этой мы просто так забыть не можем. Не имеем права. Она дочь твоя. А мы выбросили ее как котенка за ненадобностью и живем, радуемся.

— Не мы — я.

— Да нет, мы. Как там говорится? Муж и жена — одна сатана. В одной упряжке скачем... Вместе и отвечать.

— Кир... Прости. Уж кто-кто, а ты отвечать за мои ошибки не должна.

— А она должна?

— И она не должна, — устало покачал головой.

— Вот и получается, что не можем мы ее в детском доме оставить. Не чужая ведь. Только... пойми... — я нервно облизнула губы и замолчала, не в силах найти нужных слов, чтобы объяснить Матвею свои страхи. — Пойми...

Он решительно встал с кресла и начал мерить шагами кабинет.

— Сядь, я сказать должна.

— Я вот что не понимаю, почему ты это все делаешь за моей спиной? — Остановился позади кресла, на котором только что сидел, и сжал пальцами кожаную обивку спинки. — Не понимаю!

— Я должна знать, на что иду. И готова ли пойти на это. Поэтому и хотела провести комплексное медицинское обследование девочки, прежде чем говорить с тобой.

— Обследование... — задумчиво повторил Матвей.

— Да! Как раз сегодня договаривалась с заведующей об этом. Завтра с утра девочку привезут в клинику. И... — запнулась.

Матвей обошел вокруг стола и остановился за моей спиной. Положил руки мне на плечи и ободряюще их сжал.

— И?

— И мне надо там быть, — опустила глаза и едва слышно пробормотала: — Я очень боюсь...

ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ГЛАВА

В кабинете вновь повисло молчание. Вовсе не гнетущее — совсем иначе. Тикали часы. Едва слышно шумел системный блок компьютера под моим столом. С улицы доносились какие-то очень естественные звуки — редкие капли дождя, монотонно барабанящие по карнизу, приглушенный шум проезжавших машин.

Я ждала какой-то реакции на свои слова, а Матвей молчал. Невероятно долго — почти целую вечность, как мне тогда казалось. И вот, наконец, за спиной раздался тихий шорох. Пальцы Матвея еще крепче сжали мое плечо. Очень решительно и даже властно.

— Не бойся. Я с тобой. — Я не видела глаз Матвея, но чувствовала его настрой, как свой собственный. Мои слова не стали для него неожиданностью. Где-то в глубине души — а быть может, и не так глубоко, как мне казалось — он знал к какому решению я в конце концов приду и лишь ждал, пока я сама его озвучу. — Мы ведь вместе. И... — он на секунду запнулся. Крутанул кресло, в котором я сидела, к себе лицом и, присев на корточки, обнял мои колени. — Да, мы должны ехать туда завтра вдвоем. Вдвоем, и никак иначе.

Не могу сказать, что мне стало легче от его слов. Может быть, даже наоборот. Несмотря на чистосердечное признание в собственных страхах, я не готова была показать ему их в полной мере воочию. Я не тешила себя надеждой, что мне удастся держать марку и изображать из себя сильную, невероятно благородную и рассудительную женщину при новой встрече с подкидышем. Кира могла бы ввести в заблуждение кого угодно, заведующую, свекровь, даже родную мать, но не Матвея. Уж он-то сумеет разглядеть под показной бравадой и высокомерием меня настоящую.

А настоящая Кира в ужасе. Настоящая Кира знает, как надо поступить, но пытается оттянуть момент. Заключает сделку с совестью, а затем сама же ее нарушает... Потому, что несмотря на все свои страхи, иначе поступить не может. Прокручивает в памяти прошлое и уже не хочет забивать себе голову грядущим. Но все равно не может полностью оттеснить мысли о нем...

— А сейчас поехали домой, — безапелляционно продолжил Матвей. — Завтра будет тяжелый день.

Я не сопротивлялась. Покорно встала с кресла, молча достала из шкафа плащ и, накинув его на плечи, кивнула Матвею на дверь.

— Поехали.

К сожалению, к нашему возвращению Алиса уже спала. Мне снова не удалось пообщаться с дочерью. И оттого в душе всколыхнулась жуткая обида. Не на кого-то, а, прежде всего, на себя. На непутевую мамашу, которая изыскивает время на что угодно, только не на собственного ребенка.

Глядя на мерно посапывающую в обнимку с плюшевым медвежонком Алису, на разметавшиеся по подушке светло-русые пряди волос, крошечный носик кнопочкой, чуть приоткрытые губки, клятвенно пообещала себе, что уже завтра все будет иначе. По возвращению из клиники я передам подготовленные характеристики Крепской, а сама отправлюсь домой, обрадую Алису. Честно, при одной лишь мысли, как она ринется мне навстречу, вырвавшись из рук няни, на сердце потеплело. Губы расплылись в слабой улыбке. Расслабленно прижалась спиной к груди стоявшего позади меня Матвея. Прикрыла глаза.

— Давай завтра хоть чуть-чуть побудем с ней? Вернемся из клиники и проведем остаток дня только втроем. А?