— Однако все эти сведения будут исключительно для ухода членов подпольной организации, для 'верхушки'. А как быть в случае глобального поражения? Если восстание окажется разгромленным, куда уходить отряду? Или этой стратегией не предусмотрено спасение рядовых повстанцев?

— Да, с отрядом — сложнее. Это ты верно заметил. Нет у нас под боком Самары, как у ярославцев в восемнадцатом, или того же Дона. Не к Петлюре же идти?.. Хотя... Надо будет отдельно обдумать. Вроде как Украинская директория приняла покровительство Франции... Но сейчас, давай, вернемся к первой задаче, — предложил Савьясов и приготовил карандаш.

Расхаживая по комнате и поглядывая изредка на карту, я подробно излагал всё, что знал и успел пройти на своем опыте. Конечно, не все направления мне были известны — к примеру, на запад, в сторону Речицы до сих пор ездить не приходилось. Савьясов едва успевал записывать и ставить обозначения на карте. 'Интересно, куда он будет ее прятать?' — свербела в голове мысль. Чекистам, да и вообще случайному человеку, такую карту показывать нельзя. А от обыска мы, граждане низшей категории, нынче не застрахованы.

— В Речицу отправлюсь при первой же возможности и сразу сообщу все нюансы, — в завершение своего монолога пообещал я. Георгий, сосредоточенно рассматривая свои пометки, кивнул головой. Он 'побродил' карандашом по железнодорожным веткам, затем достал из планшета большую карту европейской России времен войны и озадаченно нахмурился.

— Получается, что самое подконтрольное направление у большевиков — Чернигов, Киев. Плохо, — сокрушенно подытожил ротный. — Поскольку на западе у нас — Польша, а на юго-западе — Петлюра, будут сложности и с Речицей.

Тут я не мог согласиться:

— Не думаю. Речица — городок на самой окраине Минской губернии. Центр далеко — верст двести пятьдесят будет. Сожель вроде совсем близко, но это уже другая губерния. Бандитизм процветает, контроль со стороны большевиков ослабленный, связь между волостями фактически отсутствует. Коммунисты из уезда на селе бывают редко — не любят полещуки евреев, а евреи — вилы в бок. В общем, обстановка самая благоприятная, чтобы исчезнуть без следа. Да и город — в некотором роде, стратегический. Рядом главная развилка всех дорог за Днепром.

Георгий распластал на столе карту Минской губернии и почесал затылок.

— Да, интересное направление! Только плохо, что фронт близко — выезд из города могут строго ограничить и пропуска ввести. Но, в любом случае, тут есть над чем подумать, — согласился он и вновь погрузился в чтение карты.

Кое-как смастерив самокрутку из остатков ароматного табака Ивана Бурого, я закурил и подошел к окну. В доме напротив хозяева разгружали сани с дровами. Роскошь, по нынешним временам. Николай Николаевич, помнится, говорил недавно, что на заготовку дров большевики начали принудительно отправлять интеллигенцию. Выражаясь современным языком, дармоедов на теле трудового народа. Из его семьи, правда, пока никого не тронули. Железнодорожников вообще старались особенно не беспокоить. Хотя Колесникова успели подвергнуть и 'реквизициям буржуазии', и даже аресту. Может потому, что он был не пролетарием, а целым инженером?

— Твои вопросы о путях отступления, Георгий, способствуют пораженческому настроению. Может, обрисуешь в общих чертах, что запланировал для подготовки восстания?

Оторвавшись от карты, он потер уставшие глаза, посмотрел на меня внимательно и тоже закурил. А потом неторопливо начал вводить меня в курс дел.

— Хорошо, что спросил. Тем более, я и сам думал посоветоваться с тобой о правильности своих шагов. Иной раз хотел бы обсудить, обмозговать, да не было такого человека, кому мог бы довериться.

Его слова польстили мне.

— Но я не знаток в данной сфере.

— А кто знаток? В этом деле многое строится на интуиции. Восстания — такой предмет, где все занятия — практические. Нет, конечно, есть общие для всех 'мероприятия'. Вот, например, сейчас мы составляем списки главарей местных большевиков — фамилии и адреса. Тех, кого в первую очередь нужно арестовать и обезвредить. Если дополнишь сведениями, буду признателен.

— Тут, как мне кажется, все просто, — рассмеялся я. — Всю гостиницу 'Савой' вместе со служащими и жильцами переписываешь, вот тебе и готовый список. Ну, еще ЧК полным составом прибавь.

Савьясов невесело улыбнулся в ответ.

— Кстати, заметил общую 'для них' черту? Что в Москве, что в Казани, что в Ярославле, что в Сожеле — выбирают для себя самые престижные гостиницы и, как тараканы, оккупируют их сверху донизу. Еще, правда, любят богатые поместья. В Москве, помимо гостиниц, старинную резиденцию царей заняли. Борцы за равенство и братство, враги буржуйской роскоши и неги... — Он тихо выматерился.

И после паузы продолжил:

— Что, кстати, известно о ходе вооружения нашего полка? Я краем уха слышал, как Кубик с командиром бригады жаловались друг другу. Якобы не получается обеспечить весь личный состав.

— Так и есть, — затушив самокрутку в треснувшей хрустальной пепельнице, подтвердил я. — Трехлинеек нет, патронов нет. Ждем, когда поставят. Немцы бросили на складах разнокалиберный хлам. Да в таком скверном состоянии, что не верится — у немцев ли то оружие было?

— А если город заставить нам все свое оружие отдать? Разоружить гарнизон 'на благо фронта'... Это вообще реально?

Я покачал головой.

— Да они бы сами нам всё отдали, только бы мы убрались из города. Но отдавать особо нечего. Насколько я знаю, в Сожеле всего пара пулеметов осталось — случайно присутствовал при обсуждении этой темы у военкома.

— Два пулемета?! — В изумлении воскликнул Савьясов. — Всего два?!

— Ну, еще броневик есть и кавалерийский эскадрон. И, наверное, что-то припасено 'на черный день'. Не верится, что город настолько неприкрытым остался...

От волнения Георгий принялся ходить по комнате из угла в угол.

— Что ж, завтра во время парада узнаем, чем местные коммунисты собираются восстание подавлять... Но если положение таково, как ты рассказываешь!... То... Мы имеем все шансы!

Я смотрел на него и не верил, что задуманное может осуществиться. Не потому, что Савьясов не подходил на роль организатора восстания — тут вообще было сложно что-то предрекать. А потому, что перед глазами стояла царившая в полках расхлябанность и распущенность. И она перечеркивала собой всё. Не было костяка, способного свернуть горы и смыть с поверхности земли большевиков. Не ощущалось силы. Был голый прожект и острое желание изменить существующий порядок. Но только этого недостаточно, чтобы сдвинуть с места 'тело', парализованное безвластием и праздностью. И я не видел мотива, способного привести солдат на нашу сторону.

Георгий понял, что его не слушают. И, вопросительно глянув, замолчал.

— Извини, задумался, — попытался исправить я неловкую ситуацию. Он понимающе кивнул.

— Я хотел выяснить подробности о том 'хламе', оставшемся от немцев, — понизив голос, сказал Савьясов. — И еще интересует его количество. На роту хватит?

Судя по его словам, он задумал захватить это оружие. На миг мне стало не по себе. По нынешним временам никто не увидит разницы между игрой в заговор и реальным восстанием. Однако нужных ответов у меня пока не было. Пообещав в кратчайшие сроки узнать о месторасположении складов и их охране, я удивленно спросил:

— Но что ты будешь делать с этой рухлядью? И где хранить?

— Что делать? Чинить и использовать по назначению. А что касается хранения... Смотри, — подозвал он меня к карте и ткнул карандашом в крупный лесной массив невдалеке от города. — Вот здесь мы обнаружили очень интересный схрон. Заброшенный. Судя по всему, контрабандисты в прошлом году делали.

— Контрабандисты? — Переспросил я. — И кто это — 'мы'?

Улыбнувшись, Савьясов многозначительно двинул бровями и после паузы ответил:

— Как это ни странно, на редкость повезло с личным составом. Особенно, на фоне прочей бригады. Много толковых 'старых' солдат, да еще с десяток участников осеннего крестьянского восстания в Тульской губернии. В остальном — неиспорченная красным камланием сельская молодежь. Конечно, без уродов не обошлось. Но я тихо перевел их в другие роты — с согласия ротных командиров. Спросишь, зачем им эти 'пролетарии', 'марафетчики' и спекулянты? Так ведь не лишь бы к кому переводил. Именно к таким, кого личный состав вовсе не интересует. Не поверишь — обмен бойцами производил за бутылки Шустовского коньяка, путь к которому ты обнаружил. И к Маркелову тоже пяток негодяев отправил, взяв у него толковых солдат взамен. Костя совсем на службу рукой махнул, совесть свою заливает. А мне дельные люди позарез нужны.

Из рассказа Савьясова выходило, что и офицеры в роте были, как на подбор — молодые, принудительно мобилизованные, горящие желанием свергнуть большевиков. Один взводный, правда, подкачал — неожиданно запил. И Георгию пришлось вместо него проводить занятия с красноармейцами. Но, в остальном, получился на удивление слаженный отряд.

Старания ротного по наведению порядка недавно заметил комиссар батальона, но расценил по-своему. Теперь вторую роту ставили всем в пример и делегировали для участия в городском параде. По крайней мере, Савьясовские бойцы умели ходить в ногу и — страшно подумать! — даже держать строй.

— Так вот, — вернулся Георгий к теме найденного схрона. — Проводили мы неделю назад очередные тактические занятия. И докладывают мне, что за кольцом болот на высокой опушке леса, обнаружено двенадцать землянок. По всем признакам — сложены полгода-год назад. Тропинок нет — все подходы завалены снегом. Бревна стен свежие, двери крепкие, замки висят. Вскрыли несколько, смотрим — забиты залежалым товаром. Много отсыревшего: немецкие папиросы, сахарин, пшеничная мука, крупы. Но кое-что, вроде повидлы, можно и сегодня продавать. Судя по состоянию продуктов, хозяева то ли бежали от красных, то ли погибли еще по осени. И определенно — контрабандисты. Здешний рисковый люд во время оккупации, курсировал с товаром в Центральную Россию. Знали обходные тропы и миновать посты им было проще простого.

— М-да, интересная находка! — Заинтригованный, я внимательно присмотрелся к этому месту на карте. — И направление глухое.

Савьясов согласно кивнул:

— Специально искали тихое место для занятий, чтобы лишнего внимания не привлекать.

— И все же — не боишься, что случайные люди обнаружат? — Спросил я.

— Не обнаружат, — уверенно возразил Георгий. — Выставим постоянное охранение под видом продолжающейся подготовки личного состава. А там, где военные учения проводят, гражданским делать нечего. И всякого рода коммунистическим вождям — тоже.

— Ну а ремонт оружия? — Спросил я скептически. — Только не говори, что там же в лесу организуешь.

— Нет, конечно! Ремонтировать мы будем в Либаво-Роменских мастерских, — парировал Савьясов и с удовольствием наблюдал за моим искренним замешательством.

О том, что железнодорожники горячо недолюбливают большевиков, знали все. Даже у меня на хмельную голову мелькала мысль, что они вполне могли бы присоединиться к восстанию. И, конечно, для Савьясова был бы грех не воспользоваться домашними приемами у Колесникова, чтобы не свести знакомства с кем-нибудь из влиятельных железнодорожников.

— Я вообще всерьез рассчитываю на них, — продолжил Георгий. — В Сожеле они — сила. Недаром большевики осторожничают с ними. И очень удачно получилось, что многие наши красноармейцы расквартированы у железнодорожников.

— На кого еще из местных ты собираешься ставить? И что будет после захвата города? — Задал я давно интересующие вопросы.

Закурив, он угостил меня высушенной немецкой папиросой и после короткой паузы ответил:

— Во-первых, бывшие офицеры. Здесь их много осталось. Красный террор благополучно пережили под немцами, а сейчас прочувствовали власть большевиков и готовы поддержать выступление. Затем — учащаяся молодежь. Далее — крестьяне, которых, думаю, успели уже истощить продразверстками. Тем более, ты слышал, что большевики недавно объявили? Всё — конец лозунгу 'Земля — крестьянам!'. Теперь, провозглашается переход всех земель в собственность государства и от единоличных форм землепользования к товарищеским! Представляешь, какой может быть взрыв? Гипотетически ожидаю поддержки от купцов и фабрикантов. Я намерен возвратить им реквизированное имущество и разрешить свободную торговлю. Но главные гражданские силы — это все же железнодорожники.

— Железнодорожники... — Машинально повторил я, открывая форточку. Накурили мы с Савьясовым порядочно. Да так, что дышать было совершенно невозможно.

Тем временем, соседи напротив закончили выгрузку дров. Люди запасались на будущее, как-то планировали его и вряд ли собирались рисковать всем своим жизненным укладом. А ведь тоже — железнодорожники.

— Самое главное — стремительно захватить город и развить успех, — Савьясов затянулся очередной папиросой и натужно закашлялся. — Захватить уезд, провозгласить новую власть, передать управление местным представителям и — дальше-дальше-дальше. К новым городам и уездам! Народ натерпелся от большевиков. Чувствуя в нас силу и решимость, к нам присоединятся все окрестные гарнизоны. Мы соберем целую армию и двинем на Москву. Реввоенсовет сейчас увлечен Восточным фронтом. А тут с тыла — наш удар!... Смотришь, и Южный фронт возродится.

Его глаза горели от азарта.

— Москва? Почему не Петроград?

— Потому что все эти Троцкие и Ленины со Свердловыми именно там сейчас заседают.

Он увлеченно рассуждал о перспективах, которые откроются вскоре после захвата Сожеля, взвешивал возможные силы противостояния. Начертанное им будущее мне нравилось, однако до его одержимости идеей восстания я определенно не дозрел. Во всем этом меня настораживало только одно — отсутствие четкой идеологии. Свержение большевизма таковой выступать не могло. Я имел немало случаев убедиться, что разные слои общества не любят комиссаров по совершенно разным причинам. Что мы могли предложить нашим союзникам взамен? Единство всех противоположностей во имя борьбы с общим врагом? Победим, а там видно будет? И вылезут на готовенькое монархисты? Такой итог меня категорически не устраивал.

Наконец, зашла речь о воззваниях и программе организации. На мои вопросы Георгий только разводил руками и хмурился.

— Не получается у меня писать. Все мысли на бумаге становятся несуразными, фразы — несвязными. Срочно необходим автор, который сумел бы облечь мои идеи в слова. Да еще веса им придать. Никого подходящего пока не нашел. Володя, может быть ты?..

— Нет, моя кандидатура однозначно не проходит! Литературными талантами обделен начисто, — я покачал головой. — И образование у меня не чета твоему высшему — обычное городское училище. И с самими идеями не совсем согласен. Откуда взяться убедительности? Я ведь не журналист. А может быть?... Что насчет Ольги?

— Нет! — Жестко отрезал Георгий. Взгляд его сделался суровым и упрямым. Мол, понимай, как знаешь, а объяснений не будет.