Граф-3. "Клинок его Величества"

— Я обещала рассказать тебе о своих страхах. Помнишь?

— Помню... — буркнул я, и тут же добавил: — Если не хочешь, то не рассказывай...

Илзе криво усмехнулась, зажмурилась, и каким-то чужим голосом произнесла:

— Расскажу: я не хочу, чтобы мое прошлое когда-нибудь встало между нами...

Я сглотнул подступивший к горлу комок и кивнул:

— Хорошо... Тебе виднее... Я слушаю...

Она зябко поежилась, слегка отодвинулась и зачем-то прикрылась одеялом:

— Кажется, я говорила, что сразу после совершеннолетия Видящих из рода Рендарров отправляют в Кошмар? Так вот, это делают не только потому, что мы способны принести пользу короне. Есть еще одна причина: подземелья Кошмара — это идеальное место для того, чтобы девушка, с детства мечтающая о Большой Любви, раз и навсегда возненавидела мужчин...

— А зачем нас ненавидеть? — вырвалось у меня.

— Бедиран Рендарр по прозвищу Коварный был помешан на чистоте крови своих потомков. Поэтому он запретил девочкам, рожденным от правящего короля, иметь детей. И не только детей — ни к одной из нас никогда не подпустят мужчину...

— Жестоко...

— Жесток не запрет. А способ, с помощью которого из нас вытравливают ростки человеческих чувств... — угрюмо буркнула Илзе. — Наши палачи... Мда... Пожалуй, стоит начать не с этого...Эдак недели полторы назад я наткнулась в твоей комнате на трактат Седдика Весельчака 'О телесных наказаниях и способах умерщвления приговоренных' и наскоро его проглядела. Так вот, те элирейцы, которые оказываются в тюрьме — счастливые люди: у них есть ПРАВА! Мало того, любое действие по отношению к ним четко регламентируется законом. Знаешь, прочитав, что у вас мастерами заплечных дел могут быть только взрослые и умеющие контролировать свои эмоции люди, я не поверила своим глазам! И перечитала это предложение раз пять. Почему? Да потому, что основное требование к палачу — это умение контролировать свои эмоции! Говоря другими словами, вы делаете все, чтобы они никогда не позволяли себе больше того, что предписано законом. В Делирии все иначе. В результате все без исключения палачи, которых я когда-либо видела — ненормальные. Они не только не контролируют свои эмоции, но и не скрывают, что пытают ради удовольствия! Представляешь?

Я вспомнил выражение лица помощника мэтра Гирена и скривился от омерзения.

— Теперь вспомни, что ты умеешь видеть эмоции. Даже самые слабые! Потом представь, что обязан присутствовать при каждой пытке... Кстати, ты знаешь, как пытают женщин?

Трактат мэтра Седдика я когда-то выучил наизусть. Поэтому утвердительно кивнул:

— 'Допрашивать обвиняемых женского пола дозволяется только опытнейшим мастерам пыточного дела, способным обойтись без излишней жестокости. При этом им строго-настрого запрещается использо-...'

— Мда... Нашла кого спрашивать... — перебив меня, воскликнула Илзе. — В Делирии про этот трактат никто и ничего не знает! Давай-ка я расскажу тебе, как женщин пытает мэтр Джиэро. Для начала он заставляет жертву проклясть себя за то, что она — женщина...

...Представляя описываемые ею картины, я то и дело ловил себя на мысли, что вижу кошмарный сон. Палачи не имели права пытать заключенных без разрешения королевского судьи! Не могли работать в отсутствии писца! Не могли насиловать женщин — ни сами, ни вместе с тюремщиками! И, тем более, не могли прижигать гениталии, вырывать клещами соски и отрезать груди!

— Подожди!!! А как же тогда основной тезис искусства допроса? — воскликнул я.

— О чем это ты? — удивилась моя супруга.

— Ну, Седдик Весельчак в своем трактате написал, что цель пыток — не унижение подозреваемого, а способ установления истины. А еще он утверждал, что чрезмерная боль способна заставить любого подозреваемого сознаться даже в том, чего он не совершал. Ну, и как же тогда оправдывать невиновных?

Во взгляде Илзе мелькнула такая боль, что я тут же замолчал.

— Тех, с кем работают наши палачи, никогда не оправдывают... — вздохнула Илзе. — Тех, кто попал в Кошмар, ждет либо эшафот, либо известное тебе Навье урочище...Так, о чем это я? Да, вспомнила! Теперь представь себе, каково смотреть на это со стороны... Особенно если тебе — пятнадцать, ты — девушка, воспитывавшаяся в крайней строгости и толком ничего не знающая о плотской стороне отношений между женщинами и мужчинами?

Я представил и... ужаснулся!

Видимо, мои мысли тут же отразились на моем лице, так как Илзе отвела взгляд в сторону и виновато улыбнулась:

— В общем, поэтому-то я тебя и боялась... Хотя и понимала, что ты не будешь меня мучить...

У меня перехватило дыхание, а сердце заколотилось так, что чуть не проломило грудную клетку. Я открыл рот... и понял, что не знаю, что ей сказать! Что безумно ее люблю? Что никогда не сделаю ей больно? Что не обижу сам, и не дам в обиду другим?

Илзе прикоснулась ладошкой к моей груди, прислушалась, а потом робко улыбнулась:

— Спасибо, Ронни! Мне приятно Видеть то, что ты сейчас чувствуешь. Я была права: ты — Настоящий...

...Пара минут ожиданий — и я убеждался, что Илзе меня не боится: в ее взгляде была любовь, нетерпение, предвкушение будущих ласк. В общем, все что угодно, кроме страха. Поэтому я успокаивался. И позволял переполняющей меня нежности выплеснуться наружу...

...Пять дней пути и пять ночей ласк, нежности и безумного, безграничного счастья промелькнули, как одно мгновение. И оставили после себя только воспоминания. Яркие, как лучи летнего солнца и сладкие, как кленовый сахар. Поэтому следующие четверо суток, шарахаясь по городским трущобам в образе Руки главы Серого клана, я жил одними ими. И сходил с ума от желания вернуться домой...

Увы, это было невозможно: где-то здесь, в пропахших кровью и нечистотами лабиринтах Соколиной горы, Гнилого Яблока, Погорелья и Болота прятались Снежные Барсы.

Сто с лишним человек — это очень много: спрятать такую толпу в одной-единственной лежке просто невозможно. Им нужно место, еда, возможность справлять естественные потребности и хоть толика движения. Значит, рано или поздно, но они должны были попасться на глаза хоть кому-нибудь — босоногим мальчишкам, пытающимся заработать себе на хлеб, глазам Серого клана, отжившим свое старухам, коротающим последние дни на завалинках.

Должны были — но не попадались. Несмотря на широчайшие полномочия, 'любезно предоставленные' мне Эгером Костлявым, и весьма неплохую легенду, позволяющую мне расспрашивать любого из соклановцев!

...Постоялые дворы, притоны и ночлежки, подвалы выгоревших во время последнего Большого пожара домов, комнаты местных мамок и склады членов купеческой гильдии — ни в одном из указанных мест не оказалось ни одного мужчины, похожего на воина! Мало того, о них не слышала даже первая сплетница Соколиной горы, Агафа Белая Кость, по слухам, некогда являвшаяся любовницей предыдущего главы Серого клана Элиреи. Когда я наведался к ней домой и потребовал помощи в поисках 'четверых Серых из Делирии, нагло кинувших Гелорского глаза', старуха пошамкала беззубым ртом и не отрывая завистливого взгляда от хорошо знакомой ей метки — тоненького медного кольца с тремя хитрыми царапинами на ободке — хмуро пробормотала:

— Из города бегут даже свои... А чуш-ш-шие... Иш-ш-ши их где-нибудь ышшо...

Спрашивать о причинах повального бегства Серых не было никакой необходимости — за четверо суток мотания по трущобам я успел оценить результаты работы нового начальника Тайной службы. И удивился прозорливости его величества, разглядевшего в Томе склонность к работе такого рода. Да, мой бывший оруженосец работал не один — ему помогал отец. Но результаты их деятельности мог заметить любой, хоть немного знакомый жизнью городского дна.

Нет, на первый взгляд, трущобы жили той же жизнью, что и раньше: полумертвые от восхода и до заката, с наступлением темноты они превращались в зеркальную копию Центрального рынка. Или в поле непрекращающейся битвы всех против всех. Так же, как и раньше, тут можно было купить оружие, коней, собак. Приобрести приворотные отвары и яды. Насладиться ласками женщин любого возраста и цвета кожи. И поторчать на Радужной Пыли .

Но стоило чуточку присмотреться, и оказывалось, что народу, выходящего на промысел, меньше в несколько раз. Что купить себе ребенка невозможно. Так же, как и уродов, выращенных на потеху особо извращенной публике. А еще почти нереально нанять наемного убийцу — как из-за заоблачных цен на эти услуги, так и из-за появившейся нехватки квалифицированных специалистов.

Кроме того, возникли серьезнейшие проблемы со сбытом краденого — большинство известных скупщиков переселилось в городскую тюрьму, а те немногие, которые до сих пор оставались на свободе, предпочитали работать только со старыми и испытанными 'поставщиками'. Или предлагали на 'товар' такие смехотворные деньги, что воровать становилось просто невыгодно. В результате та часть домушников, которая не желала покидать столицу, переквалифицировалась в попрошаек или вышибал, а те, кто не желал изменять любимому ремеслу, спешно покидали город.

Ничуть не лучше дело обстояло и с моральным состоянием жителей трущоб: насмерть перепуганные деятельностью графа Ромерса, они старались поменьше высовываться и шарахались от собственной тени.

Кстати, оказалось, что у Коряги появилось новое прозвище. На мой взгляд, не более благозвучное, чем первое: обозленные Серые называли его Удавкой. Но — шепотом. И предварительно поглядев по сторонам...

...Утро пятого дня поисков я встретил за столом таверны 'Белая Кость'. Беседа с ее хозяином, Эзрой по кличке Прорва, тоже не принесла никаких результатов. Кабатчик, перепуганный вниманием 'сильных мира сего', бил себя кулаком в грудь, утверждая, что 'не давал приюта ни одному мужчине, хоть чем-то похожему на делирийца'. При этом он описывал мне всех постояльцев, проживающих или ночевавших в 'Белой Кости' на протяжении последнего месяца. Причем так подробно, что натолкнул меня на одну весьма интересную мысль.

Угрюмо посмотрев на тараторящего хозяина, я жестом приказал ему заткнуться, проглотил последний кусок дармового жаркого, и, накинув на голову капюшон, встал из-за стола: тут, в трущобах, мне делать было нечего. Надо было приниматься за поиски с другой стороны...

...Ввалившись в одну из лавок на Оловянной улице, я поздоровался с хозяином, зашел в подсобку — а через пару минут вышел через заднюю дверь. Одетый, как полагается воину Правой Руки.

Придерживая рукой бьющий по бедру меч, я быстрым шагом пересек два квартала и оказался перед воротами нашего городского дома.

Увидев меня, Вага Багор, прогуливающийся перед ними, сорвался с места, и с криком 'Ну, и где тебя носит столько времени?' быстренько затолкал меня в калитку.

Захлопнув за собой створку, он тут же выпустил из рук мой плащ, приложил к груди правый кулак и негромко пробормотал:

— Простите, ваша светлость! Просто вы что-то не торопились... А его величество места себе не находит...!

— Его величество?

— Угу! — усмехнулся десятник. — Посыльные прибывают каждые два часа... Первый приехал вчера днем...

Я почесал затылок и сорвался на бег: судя по всему, за эти четыре дня появились какие-то нехорошие новости...

...Влетев в свои покои, я удивленно вытаращил глаза: в центре гостиной стояла бочка для омовений. Судя по пару, вьющемуся над ней, наполненная горячей водой! А Илзе, идущая ко мне навстречу, была одета по-домашнему — значит, давно закончила тренироваться и уже успела и выкупаться, и переодеться!

— Доброе утро, любимый! — улыбнулась она. — Раздевайся! Будем тебя мыть...

Спрашивать, откуда она узнала, что я уже дома, не было необходимости: наверняка стояла у окна и ждала. Поэтому я скользнул к ней, прикоснулся губами к ее губам, и... с трудом заставил себя оторваться:

— Я так по тебе соскучился...

Вместо ответа Илзе запустила пальцы в мои волосы, приподнялась на носках и прижалась ко мне всем телом. У меня перехватило дух, помутилось в голове... а потом до меня донесся ее довольный смешок:

— Действительно соскучился! Ладно, милый! Не буду над тобой издеваться: его величество передал, что ждет тебя во дворце в любое время дня и ночи...

Я вдохнул ее запах, сглотнул и нехотя сделал шаг назад:

— Выкупаюсь, переоденусь и поеду... Кстати, хочу попросить тебя о помощи...

— Можешь на меня рассчитывать... — даже не поинтересовавшись, что именно мне от нее нужно, сказала она.

Я благодарно улыбнулся. И, зная, что она уже увидела в моих глазах все, что я к ней чувствую, добавил:

— Тогда беги одеваться — ты едешь со мной...

Глава 35. Принцесса Илзе.

Что такое 'личный друг его величества', я начала понимать еще до того, как добралась до Малого кабинета короля. Вместо того чтобы подняться по центральной лестнице и в сопровождении воинов Внутренней стражи двигаться по анфиладам дворца, мы нырнули в неприметную дверь рядом с конюшней и оказались в узком каменном коридорчике, напоминавшем подземный ход. Десяток шагов до ближайшего поворота — и мы наткнулись на массивную стальную решетку, перегораживающую подступы к низкой одностворчатой двери. Из-за портьеры, за которой скрывалась ниша, выскользнул воин, внимательно вгляделся в лицо Ронни и снова исчез. А через мгновение герса дрогнула и начала подниматься к потолку...

...До покоев его величества мы добрались от силы минут за десять, не встретив по пути ни одного придворного! Не знаю, как для Ронни, а для меня это было непривычным: во дворце отца так безлюдно было только в подземном лабиринте. Вернее, не совсем так — в лабиринте не было вообще никого. А в этом коридоре чуть ли не через каждые сто шагов стояли подчиненные графа Орассара. Правда, они меня тоже здорово удивили — ни один из воинов, видевших рукояти мечей, торчащие из-за плеч моего мужа, не сказал ни слова! Они здоровались с Ронни с нескрываемым уважением и снова превращались в неподвижные статуи!

Глядя на их спокойные лица, я невольно вспоминала отца с его паническим страхом перед возможным покушением и мысленно усмехалась — Иарус Молниеносный, считавший себя Великим Завоевателем и Настоящим Воином, оказался более... осторожным, чем человек, заслуживший не особо героическое прозвище Скромный...

...Вильфорд Рендарр выглядел кем угодно, но не королем — за рабочим столом восседал смертельно уставший мужчина в мятой белой рубахе с закатанными по локоть рукавами и воротом, расшнурованным до середины груди. Услышав скрип открывающейся двери, он отложил в сторону перо, потер ладонями землистого цвета лицо и откинулся на спинку кресла. Я присела в реверансе и мысленно отметила, что за четверо суток, которые прошли с момента нашего приезда, король умудрился довести себя работой до жуткого состояния. Потом мой взгляд скользнул на слишком тонкую спинку его кресла... и я сообразила, что в кабинете нет ни одного телохранителя! Да, конечно же, за шкафами, забитыми свитками, можно было спрятать пару-тройку стрелков, но человека, способного прикрыть монарха своим телом, в комнате не оказалось.