Из Терний

Живой огонь?..

— Есть ещё вrrемя уйти. Без чиновника. По кrrышам, если хочешь. Ты ведь не пойдёшь по кrrышам с ним?

Словно в подтверждение его слов, на крыше противоположного дома, выше третьего этажа, кто-то зашевелился: Терилун увидела только зелёную шляпу и похожее на толстую железную дубину оружие. Потом обернулась обратно к Брите — а в её залитых потом глазах играло злорадство.

— Жаль, долго они со мной копались. — И сразу — громко, так, что на миг заложило уши: — Яни, хьяин шаэ!!!

Мгновение все ждали, затаив дыхание, — ждали, казалось, и здесь, и там. А потом узорное окно дома напротив брызнуло осколками. На улицу спутанным клубком вылетело что-то, что Терилун сначала приняла за вторую Бриту — такая же тонкая девичья фигурка в водовороте несущейся вместе с ней огненной массы. Клубок коснулся земли и распался. На какой-то короткий миг Терилун увидела облачённое в тёмно-синий комбинезон хрупкое тело, молодые безумные глаза — и теперь уже чётко: разделившиеся на тонкие пряди волосы в полтора, два человеческих роста длиной, парящие сами по себе в воздухе, словно дюжина рассерженных гадюк! Всего миг, а потом две гадюки изогнулись, оттолкнули тело от земли и швырнули вперёд по улице, туда, где недавно сражалась Брита. Терилун отскочила от стены и в нетерпении выскочила за угол.

Если сцена на улице уже сейчас не напоминала побоище, то Терилун не видела побоищ. Окна домов были почти все выбиты, а кое-где в стенах не хватало целых огромных кусков камня. На мостовой, прямо под ногами и дальше, валялись вперемешку осколки стекла, камни и застывшие в неестественных позах мёртвые тела. А ещё дальше, в десяти шагах, двигалась девушка-клубок — так быстро, что едва можно было уследить. Вот она подскочила к двум стоящим посреди улице воинам и на мгновение превратилась в сверкающий смерч живых волос с зажатыми в них кинжалами — оба врага, изрезанные, рухнули наземь. Прыгнула вбок, к крыльцу дома, а потом взмыла в воздух и вдоль стены пролетела вперёд, оказавшись лицом к лицу с ещё одним воином. Прежде, чем тот успел опомниться, неуловимым движением скользнула ему за спину и черкнула кинжалом по горлу, выпуская на волю фонтанчик крови, и тут же с громким кличем "Ййййей!" отскочила в сторону. В следующий миг там, где она стояла, стена разлетелась осколками, а уши Терилун вновь заложило — на этот раз до боли и противного писка где-то вдалеке. Она взглянула вправо — четвёртый солдат стоял там с той самой железной дубиной, а точнее, с закреплённой на деревяшке полой трубкой, и дымящимся концом её указывал на взорвавшуюся только что стену. "Живой огонь", значит? Удивительно... Но ещё больше Терилун удивилась, когда в следующий миг он с досадой отбросил страшное своё оружие в сторону и потянулся к поясу, где рядом с длинным ножом висело нечто наподобие обрезанной стариковской клюки — такая же трубка на деревянной ручке, но меньше и короче. Для Ткачихи, кажется, это тоже оказалось неожиданностью: уже в полёте к новой цели она вильнула вбок и приземлилась — но живой огонь нашёл её и там. Новый болезненный хлопок, и улицу заволокло дымом. Но первое, что Терилун увидела, когда дым рассеялся, — та самая сумасшедшая улыбка, что совсем недавно вынырнула из моря звенящих осколков и умчалась в бой. Девушка стояла, широко расставив ноги, вся в мелких порезах от каменной крошки. Глыба серого камня, что висела перед ней на полдюжине прядей-змей, приняла на себя удар живого огня и раскололась надвое. Стиснув зубы, Ткачиха тяжело сдвинулась с места, размахнулась и один за другим метнула оба валуна в противника. Чужак отреагировал в последний момент, рыбкой бросившись прочь, перекувырнулся, поднялся на ноги — но стремительная смерть была уже у него за спиной. Он обернулся и попятился назад, будто из последних сил хватаясь за свою жизнь... А в следующий миг земля под Ткачихой вспыхнула и загорелась. Терилун не заметила, как это произошло, ничего не услышала — просто тонкий силуэт в один момент объяло пламя. Девушка выскочила из огня, но две рыжие пряди загорелись, и она заметалась по улице, крича истошно, жутко, по-звериному, только ещё больше раздувая тлеющее пламя. Не раздумывая, Терилун бросилась вперёд — спасти, затушить, пока не поздно! Всё произошедшее заняло каких-то несколько мгновений, и сейчас тоже — девочка едва сделала пару шагов вперёд и тут же заметила, что огонь на волосах Ткачихи потух, а сама она смотрит... нет, бежит со всех ног сюда, с тем же восторгом, безумием, убийством в глазах!..

Как совсем недавно воин чужаков, Терилун отпрянула, неуверенным шагом стала медленно отступать, уже видя перед собой ощетинившиеся лезвиями огненные пряди. Видеть всё, чувствовать всё, понимать всё, но ничего не уметь с этим сделать — так странно, правда? В последний миг вокруг груди и живота обвились другие волосы — Брита, да, за спиной же Брита... Но время кончалось: Терилун знала, оно сейчас специально становилось медленнее, чтобы она успела всё заметить и понять, — но даже этому был предел. Время кончалось, кинжальные острия тянулись к шее, к голове, к сердцу, наперегонки с тянущими назад объятиями Бриты, — а потом, когда оставалось совсем немного, кто-то встал у них на пути.

— Эккь'е!

И девушка бросилась к нему в объятия. Обвила его руками, неровными обгоревшими волосами — ненужные кинжалы звякнули о мостовую. Прижалась всем телом и положила голову ему на плечо, так, что всё ещё опутанная прядями Бриты Терилун увидела её очень чётко: маленькие, детские черты лица, зажмуренные глаза — и выражение полного беззаботного блаженства. Кровожадное безумие словно растаяло в объятиях этого тонкого, низкорослого мужчины, который сейчас не без труда слегка отстранился от девушки и повернулся к остальным.

— Простите её... Но я вовремя, так?

— Киэн. — Брита отпустила Терилун и вышла вперёд; волосы её уже снова спрятались в неприметный рюкзак. — Вовремя, да. Как обычно — ровно настолько, чтобы всё не полетело к чёрту. Не больше.

Киэн растянул губы в улыбке — не то виноватой, не то снисходительной. После красавцев-листартов его печальные цвета жухлых листьев глаза, прямой длинный нос и тонкие чёрные волосы до плеч совсем не впечатляли, но всё равно чем-то он привлекал, чем-то не давал отвести от себя взгляд. Ещё раз оглядев собравшихся — Бриту, Терилун, подошедшего позже всех Ласа, — он выдержал паузу и уже без тени ложного стыда добавил:

— Хорошо, я виноват. Яни не виновата. — И потом, уже смотря на неё, сжимая её плечи, смотря в глаза: — Сима и дэшья, эккь'е!

Что бы ни значило это последнее, Яни тут же просияла и буквально впилась в губы своего экки, осыпала поцелуями его щёки, шею, прильнула виском к груди. Терилун сама удивилась, с какой невозмутимостью наблюдала за этим, — и сразу же почувствовала, как сами собой затряслись колени, задрожали в болезненном ознобе зубы. Время раскручивалось обратно, возвращало долги, с каждым оборотом било больно по лицу.

Прижимая руку к ране, Брита обернулась и скользнула взглядом по Терилун.

— Не смотри так удивлённо на всё, Лас. Если меня отпускают из деревни без экки, это не значит, что я хожу одна. Я не так хороша в бою, как... некоторые другие. — Брита как будто затронула что-то, о чём не хотела говорить, и отвела глаза от всё не отлипающей от Киэна Яни. — Скорее, вопрос к тебе: откуда враг знает, что ты здесь. Они ведь из Эспадена — все эти их штучки... И один ушёл, не забывайте.

"Штучки" сейчас валялись под ногами и по всей улице, среди камней и тел. Трубка "живого огня" вблизи оказалась не такой простой, как казалось поначалу: большая, на вид неудобная деревянная рукоять крепилась к ней тонкими железными обручами, а внизу прямо из трубки торчал ещё один обруч с полукруглым крючком посередине. Мёртвых чужаков рассматривать не хотелось — Терилун заметила только, что они были одеты в обычную для этих краёв одежду и в целом сходили за местных.

— Яни, шьяг о'дайнн юн. Шьяг айте, — напутственным тоном сказал Киэн и хотел совсем освободиться от объятий. Но Яни вдруг дёрнулась, с недовольным видом подалась обратно; волосы её, прежде без движения свисавшие вниз, спутанным мотком ниток воспрянули вверх. — Юдэ, юдэ, мэа... — будто забыв, что собирался уйти, Киэн сам обнял её, левой рукой прижал её голову к груди, а правой гладил по затылку. — Юдэ...

Терилун заглянула ему в глаза — и в этот момент не увидела там ни раздражения, ни усталости, ни снисхождения, только нежность и тепло. Не капризную маленькую девчонку держал он в объятиях, но свою жену, свою экки. И от понимания этого что-то сдвинулось, дрогнуло внутри, будто точно этого так не хватало. Девочка оглянулась вокруг, на заснувший, а вернее — притихший в страхе город, на так хорошо сложенную мозаику жизней людей, животных, деревьев, камней. Как, оказывается, немного надо, чтобы увидеть всё-всё сразу, как оно есть. И как много — чтобы всё это понять. Взгляд спустился ниже, на вечно занятого своими проблемами, своей охотой Ласа, на Бриту... Брита тоже смотрела на двух обнявшихся посреди улицы ликка. Как и прежде, лицо и всё тело её застыли молчаливым камнем, но глаза говорили — возможно, больше, чем хотели.

— Идём.

В ближайшем доме оказался маленький трактир — опустевший, с выбитыми стёклами и проломленной внешней стеной. Осторожно, стараясь не потревожить раны, Брита села на один из уцелевших стульев. Лас пошёл искать лекаря, Киэн с Яни отправились в погоню за сбежавшим поджигателем — "наверняка с концами ушёл, но нужно хоть попробовать, подпалить ему усы". Терилун осталась в трактире.

— Брита, я хотела спросить...

Раненая Ткачиха подняла на неё глаза — кажется, единственное, что теперь было в ней не запылённое и не порванное.

— О Яни? Да, ты всё правильно увидела — у наших мужчин нет особой силы, но они видят и чувствуют больше других. И умеют усмирять чувства своих экки. Они спокойнее. Поэтому поодиночке женщин из деревни не отпускают.

Брита проверила, хорошо ли лежит временная повязка на плече, вновь подняла голову — Терилун смотрела всё так же вопросительно.

— О чём тогда? Лас? Конечно же, он должен был ждать, что его попытаются достать ещё до начала войны, но стоило подготовиться самому, и...

— О любви.

На улицы начала возвращаться жизнь. Издали уже звучали голоса, шаги, люди без страха ходили по ещё недавно гудевшей от страха и смерти мостовой. Только в полуразрушенном трактире до сих пор висела тишина — осторожная, недоумённая, словно где-то в соседней комнате затаилась любопытная девочка в ночной рубашке.

— Вот как. Давай я расскажу, что в тебе творится. Ты недавно отправилась путешествовать, оглянулась по сторонам, и увидела, что как будто у всех любовь есть, а у тебя нет.

— Нет!.. Да нет же. Совсем не так. Так... так раньше было. Вчера было. Сегодня совсем по-другому. Сегодня... С самого утра как будто всё, всё на свете понятно — и зачем Прохожему убегать, и почему у него нет Цвета, и зачем Лас идёт следом, и почему он так похож на героев легенд из книжки, и что здесь делает Высочайший, ведь Звездочёт — это же он и есть, я не объясняла, не поймёшь... И всё это я вижу, всё как на ладони — кроме неё. Потому что у каждого она как будто своя — но так ведь не бывает, правда? У Лии... ведьмы из Степи — одна: она берёт, не спрашивая, жжёт себя и других. У Сая... другого Ткача... другая... у Сида... — ещё другая... И всё новые, новые появляются, и ваши Яни с Киэном, и другие, и все такие непохожие... я ведь не совсем ерунду сейчас говорю? Я просто потерялась.

Брита сидела сгорбившись, словно полностью погрузилась в свою боль. Так или иначе, когда она подняла глаза, улыбки в них уже не было.

— Прости меня. Не запомнила, как тебя зовут... прости. Я к другому привыкла: что интересно только с теми, кто меня раза в два старше выглядит. Только им есть, что сказать. А вот нет. Но вопрос твой...

В крайнем окне показалась фигура в белом — Лас, никаких сомнений. С лекарем в кожаном жилете и нелепой шапке с завязками, что степенно шагал позади.

— Я не понимаю. Ты ведь можешь видеть, как наши экки, теперь-то я права? Этот "цвет" — оно самое, только мы его по-другому называем. И это то, что в тебе нашёл Лас. А я-то гадала. Но если можешь — то в чём тогда проблема? Используй его. Как Ткачи. Ведь ко нужен только, чтобы быстро отдать команду — бей, беги, возвращайся. Для всего остального — этот твой "цвет". Наши женщины чувствуют его только внутри, а мужчины — снаружи... Ты видишь, как сплетаются эти нити и когда рвутся, а больше ничего и не надо. Смотри и решай, как тебе по душе. Я вот и без них справляюсь — думаешь, я от плохой жизни без экки сижу, когда слева-справа понукают: возьми, да замуж выйди, да давай в семью? Но я всё ещё одна в городе, без поводыря, без указки. Так мне пока лучше — без особой причины, просто так. И ты выбирай.

— Смотри и решай...

Последние слова Бриты Терилун пропустила мимо ушей. Внутри было только одно. Воспоминание, которое никогда не должно было теряться — но потерялось. Слова той, кто уже ответила на все, все эти вопросы — а Терилун забыла. Лас уже вошёл в трактир и направлялся прямо к Брите, а лекарь замешкался на входе, дивясь масштабам разрушений внутри, — но Терилун даже не посмотрела ни одного из них. "Помни: одной правды нет. Верь, во что веришь." Вот кто бы объяснил бы... да нет, уже объяснил — ей, глупой тогда, всё по полочкам, так, что вопросов больше не должно было быть...

Случайно толкнув на ходу медлительного лекаря, в трактир вбежал мальчик в коротких штанах на подтяжках, смутно знакомый, задыхающийся от долгого бега.

— Господин... господин визитор... Ты просил сказать, если... Гонец с севера — Нисса пропала! Четыре дня назад... погибла в тумане... все погибли.

Как один, все вскочили на ноги. Взгляды сошлись на мальчике-посыльном — и только Лас почему-то смотрел в другую сторону, на Терилун. Но её и это уже не заботило. Нисса. Криста. Из глубины, сметая всё на пути, поднималось то самое, позабытое, самое страшное, то, что вот-вот выйдет и разрушит всё, как дыхание живого огня; чувствуя его, мир вокруг мелко задрожал, как от страха, готовый пойти смертельной рябью, изойти млечным соком ожившего кошмара.

Все погибли.

Часть 3. Жертва

Глава 9. Плоть небес

Молнией взвился

пламенный Хагни,

ветру подобный,

в сотне шагов

наземь спустился!

Ветер хлестнул по ушам, со свистом пробил полотно Цвета, рванулся вперёд, быстрый, как мысль, быстрее человека, зверя, птицы, — так, что угнаться лишь другой мысли было бы по силам. И Надару заметил: то, как напряглись ноги врага, как открылся рот его для гневной тирады. Когда грянула она — десяток слов разом, будто наслаивающихся друг на друга — Надару уже прыжком ушёл вбок, и ветер смерти остался позади. Страж не летел даже, а просто одновременно со своей колдовской песней оказывался на месте, в трёх десятках шагов от того, где стоял прежде. И атаковал. От удара первого меча Надару уклонился, второй поймал в воздухе собственным клинком и отвёл в сторону, нырнул за колонну, уходя от выпада слева, припал на одно колено в блоке... Тут наконец раздался другой свист — знакомый, сладкий. Далайн, меч Лареса, широким крылом разрезал воздух и обрушился на Стража, заставив теперь уже его изворачиваться и блокировать, отходя на безопасную дистанцию. Ларес нанёс ещё два косых удара, вынуждая противника отступить, и отошёл на два шага сам. На миг всё остановилось.