Марла прикончила завтрак, облизнулась и хитро посмотрела на меня.
Что?! Опять?!
— Пушистый, я хочу тебе сказать...
— Дай, я сам угадаю: ты больше не хочешь есть и опять хочешь секса.
Я и сам удивился своему голосу. К чему такая грусть-тоска, когда любимая женщина рядом.
— Пушистый, теперь я верю, что ты по мне скучал.
Я обречено вздыхаю и начинаю подползать к любимой женщине Лехи Многолюбящего. То есть — Многодоброго.
— Только я другое хотела сказать.
Останавливаюсь и жду. Может, Марла еще не наелась?
— Я скоро уеду, Пушистый.
— Правда, что ли?! Когда?
Марла подозрительно посмотрела на меня.
Ну, и на фига было так бурно радоваться?
— Я хотел спросить: сколько еще ты со мной побудешь?
— До вечера.
— С каких это пор караваны стали ночью уходить?
— Пушистый, я не с караваном ухожу. Я на корабле поплыву.
— На корабле? Почему?
— Потому, что мне далеко надо. Туда караваны не ходят.
— Туда корабли плавают...
Пошутилось вдруг мне.
— Туда не все корабли плавают — только самые лучшие.
— Это, какие же?
В кораблях я ни бум-бум, но надо же выяснить, что здесь считается самым лучшим. Вдруг и мне сплавать куда-то понадобится. Можно, конечно, у Мазая спросить. Или у Барга. Но каждый капитан свое корыто хвалит, а чужое хает. С Мазая станется и свою лодку круизным лайнером обозвать. И в кругосветку меня на ней отправить.
— Такие, как "Летучая кошка".
Я чуть с кровати не свалился.
— Лапушка, ты слышала о "Крылатой кошке"?
— Я видела ее, Пушистый. И с капитаном говорила.
— Когда?!
Это что, ревность? Или повышенное любопытство во мне зашевелилось?
— Вчера вечером. Он в порт вернулся, а я про корабль спрашивала. Самый лучший и с лучшим капитаном. Вот мне и указали на него.
Марла задумчиво улыбнулась.
— И что? Как поговорили?
— Хорошо поговорили. Барг готов был вчера отплыть. Но я сказала, что у меня дело есть в Верхнем городе. Тогда и он про какое-то дело вспомнил.
Блин, еще немного и уплыли бы мои денежки вместе с золотыми рыбками. Вот и доверяй этим озабоченным капитанам.
— Договорились сегодня вечером уплыть.
— Лапушка, к чему такая спешка. Побудь еще, мы ведь столько не виделись! На другом корабле уплывешь.
И совсем это не ревность! Просто лучше, если Марла будет подальше от этого капитана. Все коротышки почему-то западают на крупных женщин. Будто инстинкт самосохранения этим мелким ампутируют еще во младенчестве.
— Пушистый, сезоны быстро убегают. Скоро я не смогу прятать их в своей тени.
— Кого прятать? Сезоны?
— Нет, не сезоны.
Ничего больше Марла рассказывать не стала. Только поставила между нами столик с остатками завтрака. И опять одной рукой! Надо будет все-таки попробовать: смогу я так или нет. И чтоб все миски и кувшины остались на столе.
— Ешь, Пушистый. Только не долго. У меня найдется, что тебе показать.
Надеюсь, не новую позу, которой нет в Камасутре.
Но говорить такое вслух я не стал. Из банальной осторожности.
Позавтракал я быстро. Долго жевать там нечего было. Да и проклятое любопытство подгоняло
А потом Марла притащила на кровать свои сигути. Она их у двери оставила, вместе с плащом. Незаменимая вещь эти сигути. Они у каждого путника имеются. По виду — как двойной мешок, только удобнее. Укоротил ремни, и оба мешка можно через плечо перебросить. Если они не булыжниками набиты, то вполне транспортабельно получается. А уж сколько влазит в них, мама дорогая! А если распустить ремни на всю длину, то сигути на поала навьючить можно. Ближе к шее, там, где он тоньше. У меня тоже такая дорожная торбочка где-то валяется. Если Малек не загнал ее по спекулятивной цене. Кому-нибудь из моих фанов.
Марла отвязала один мешок и подвинула ко мне.
— Бери. Ты обещал забрать.
Пустым мешок не выглядел.
— И когда это я обещал?
— Три сезона минуло.
Чего я обещал тогда, теперь уже и не вспомнить. У меня не такая память, как у местных. Я не помню свою жизнь со дня рождения и до дня сегодняшнего. И прошлые свои жизни не помню. И не страдаю от этого. А некоторые помнят и... Жаль, что с обещаниями здесь строго — лучше совсем не обещать, чем не выполнить обещанное. Дешевле обойдется.
— Мужик сказал — мужик сделал. И, если я чего-то обещал...
Придвигаю мешок к себе.
А он легче, чем кажется. Интересно, чего такого в него напихали?
Начинаю распутывать завязки, и тут Марла говорит:
— Удача любит тебя, Пушистый. Ты лучше сможешь защищать и прятать.
Прятать и защищать?! Только не это!
Если в мешке еще один свиток, то я сегодня же мигрирую с континента!
— Марла, а как ты меня нашла?
Заглядывать в мешок мне было страшновато.
— Когда мы расстались, ты сказал, что вернешься домой. И всю дорогу рассказывал, какой замечательный дом у тебя теперь есть. Здесь, в Верхнем городе. А до этого показывал. Пока мы еще из Города не ушли. Тебя легко было найти, Пушистый.
Короче, "элементарно, Ватсон! Ваш след только слепой не заметил бы".
А если Марла меня нашла, то и другие найти смогут. Похоже, придется таки отправиться на сезон-другой куда подальше. Вот только Марлу провожу, подарок этот ее заныкаю и...
Быстро расширил горловину мешка, смело заглянул в него. Пока смелость тоже не мигрировала куда подальше.
Свитка в мешке не было.
А было в мешке что-то черное и пушистое. Потрогал пальцем — мех. Мягкий и теплый.
Гадать, шкуру мне притащили или меховую одежду, я не стал. Просто взял и вытряхнул содержимое на кровать.
Хорошо хоть над полом не додумался вытряхнуть!
Из мешка вывалился большой комок меха. За ним — еще один.
— Это что за хренотень?
— Это Тимус, — Марла показала на первый комок. — А это вот Эрмус.
Второй комок начал разворачиваться, потягиваться. Четыре когтистые лапы, короткий хвост. Как обрубленный. Круглые пушистые уши. И большая пасть! А в ней полно мелких острых зубов.
Если бы я так вдохновенно зевал, то вывихнул бы челюсть.
Когда пасть захлопнулась, раскрылись глазищи. Два больших, зеленых и любопытных.
— Марла, а-а?..
Я начал осторожно отползать к краю кровати.
— Пушистый, ты говорил, что если у меня будут детеныши, то их отцом будешь ты. Говорил?
— Говорил, — в полном обалдении повторил я. — А это твои детеныши?
— Мои.
Большой черный котенок зацепился когтем за покрывало и начал тянуть лапу к себе. Вместе с покрывалом и тем засоней, что первым выкатился из мешка.
— А я, значится, их отец?
— Теперь ты. До их настоящего отца я не смогу добраться.
Еще один черный комок развернулся и начал потягиваться. Пасть у него тоже оказалась большой и зубастой. А в глазах зелень вперемешку с любопытством.
— Это сколько же им?
Ростом котята были со взрослую рысь, но на взрослых совсем не похожи. Даже на подростков тянули не очень. Зато сил и энергии у них было до хрена и больше! Звереныши затеяли такую возню с рычанием и фырканьем, что подо мной кровать ходуном ходила.
Марла смотрела на них с умилением.
— Два сезона скоро. Уже большие. Всё едят.
— Лапушка, но они же котята, а ты...
— А что я?
Марла потянулась, широко зевнула. Пока я смотрел на ее зубы, что-то произошло. Вместо женщины на покрывале лежала большая черная кошка. Очень большая. Почти пантера. С мощными лапами и коротким, толстым хвостом. Уши у пантеры тоже были круглые. Она глянула на меня и тихонько рыкнула. Как засмеялась. А я...
Я таки упал сегодня с кровати.
С пола я поднимался так осторожно, будто всё вокруг меня могло рассыпаться или взорваться.
А может, я сплю, и мне это снится? И не было Марлы, и зверенышей этих не было?
На моей кровати лежала большая черная кошка. Два больших котенка копошились возле ее живота. Кто-то громко чавкал, кто-то довольно урчал. Кошка жмурилась и то втягивала, то выпускала когти.
Маникюр на таких коготках смотрелся бы потрясающе.
Долго любоваться этой идиллией я не смог. И опять устроился возле кровати. А на фига у меня тут ковер лежит? Пусть пользу приносит. Не все ж ему пыль собирать.
Я сидел, пялился в окно и ни хрена не видел. Меня зациклило на двух, совершенно дурацких, вопросах.
Первый: "Как это меня угораздило?"
Второй: "Кого из этих хвостатых оставят со мной?"
До третьего вопроса: "Чего я буду делать с малым?" я дошел, когда услышал тихий монотонный стук.
Похоже, мотор в моей башке основательно застучал. Пора остановиться и вызвать техпомощь.
Привычно потянулся за мобилой. Так же привычно не нашел ее. Выругался. Привычно и беззлобно. Только потом начал немного соображать.
Какой-то частью мозгов я понимал, что они не только звереныши, если у них такая мамаша. Но оставшаяся часть мозгов стояла насмерть: всё, что с шерстью и когтями — зверь.
Закрыл глаза, медитативно подышал. Для успокоения нервов и взбудораженного организма.
Стук не прекратился.
Пришлось открывать глаза и выяснять, какой хрен здесь стучит.
Маленькая желтопузая птичка прыгала по подоконнику.
Это к хорошим известиям и переменам к лучшему. Так местные провидцы этот знак провидят. А уж если птичка с утра пораньше трам-тара-рам устроила, то всё будет зашибись и еще лучше.
Ладно, допустим поверю, что скоро мне обломится столько счастья, сколько ни матом рассказать, ни с паланкидером отослать.
А Марла здесь при чем? И зубастики эти ее? Или они и есть самое большое счастье моей жизни? И как бы поточнее это выяснить? К прорицателю, что ли сходить? Пока меня тут на фиг не съели!
Вот только Марлу предупрежу и потопаю.
— Лапушка, ты там очень занята?
Спрашиваю тихо и, поднимаясь с ковра.
В ответ то ли вздох, то ли негромкий рык и большая кошка стекает на пол. А как еще назвать не прыжок даже, а медленный спуск. Когда всё тело будто струится под шкурой. А мех мерцает и переливается в утреннем свете.
Красиво! Аж дыхание в зобу спирает.
— Лапушка, а как бы нам с тобой поговорить?
Не сразу, но все-таки вспомнил, для чего я позвал эту красавицу.
Кошка отступила на шаг назад. Будто в туманную щель вошла. И тут же из этой щели вышла Марла. Привычная и знакомая.
А где же те страшные корчи, где жуткий вой, где хлюпанье раздираемой плоти, где всё то, что так любят показывать в фильмах ужасов?
— Лапушка, а-а... — и я спросил первое, что вертелось на языке. — Почему у тебя так легко и просто, а у Малька... не так.
— Он недавно менялся?
— Менялся.
— А он был ранен?
— Был.
— Пушистый, когда мне надо залечить раны, я тоже меняюсь не так быстро и красиво.
— Вот оно что...
— А еще Малек — полукровка. Ему меняться труднее.
Марла стояла и улыбалась. А я смотрел на нее и пытался разглядеть того зверя, что совсем недавно лежал на моей кровати.
— Лапушка, а-а... как ты различаешь этих... своих... Они же совсем одинаковые.
— Не одинаковые они, Пушистый. Совсем не одинаковые. Тимус родился раньше, и может спать дольше.
— А какая связь?
Если женскую логику фиг поймешь, то от логики кошки-матери и свихнуться недолго.
— Тимус старше. И вся еда достается ему первому. Эрмус — младший. Он спит меньше. Пока Тимус потягивается или спит, успевает ухватить несколько кусков. Потом ему надо будет ждать, когда старший поест и доедать то, что останется.
Понятно. Всё как у людей. Типа, кто первый добрался до кормушки, тот уцепил самый вкусный кусок.
— Лапушка, а что означают их имена?
— У них еще нет Имени.
— А Тимус и Эрмус — это что?
— Это Первый и Второй. Но ты их можешь называть "Эй-ты!" и они поймут. Они маленькие еще, но не гайнулы.
Поверю на слово.
— Лапушка, а кого из них ты хочешь оставить? Или я сам должен выбрать?
— Нет, Пушистый. Я выбрала за тебя. Со мной останется дочь.
— Дочь? А кто из них дочь?
— Дочь я тебе не показывала.
И Марла посмотрела на еще один мешок. Тот так и стоял завязанным. Стоял тихий и неподвижный.
— Блин, там еще один котенок?!
— Да.
— А-а... он не задохнется?
— Нет.
— А-а... почему он молчит?
— Я научила своих детенышей быть тихими и незаметными. Это первое, чему учат детеныша.
— Может, ты мне покажешь ее?
— Зачем? Она останется со мной. Одну я смогу спрятать и защитить.
— А-а... ну, ладно. Подожди, Лапушка! — До меня не сразу дошло. — Ты мне что, двоих оставляешь?!
— Да.
— А что мне с ними делать?!
Хорошо, что уже был на полу. А то б я точно сел мимо стула.
— Пушистый, любого детеныша надо кормить, прятать, защищать, научить охотиться и жить рядом с другими живыми. Потом, когда дашь Имя, надо научить тому, что сам умеешь. Или найти наставника.
— Ни фига себе! И это всё ты делала?
— Не всё. Они еще плохо охотятся и мало знают. Имя им давать рано. Искать наставника — тоже.
— Имя?.. Наставника?..
Что-то мешало мне принять то, чего наговорила Марла. Что-то скребло душу. Что-то ныло и зудело, как обгоревшая на солнце спина.
Я посмотрел на спящих котят, и поймал таки ускользающую мысль.
— Лапушка, а от кого защищать их надо? И зачем?
— От врагов защищать. Многие захотят забрать их силу или жизнь. Сделать из них слуг или гайнулов. Пока за детенышем нет силы Клана, мать и отец прячут детеныша в своей тени.
— Сила клана?..
Мне это ничего не говорило. Что-то, типа, надежной крыши?
— Я отдам свою дочь Клану, и весь Клан будет беречь и защищать ее!
— А что будет с этими?
Два звереныша спали, свернувшись в один большой клубок.
— Когда твой Клан примет их, у них тоже будет защита.
— Марла, но мой клан... он очень далеко!
Рассказывать о другом мире не хотелось.
— Мой клан тоже далеко. Пока мы доберемся, дочь подрастет, и будет готова к Ритуалу.
— К какому ритуалу?
У меня уже башка раскалывалась от избытка информации.
— К ритуалу приема в Клан.
— Лапушка, знаешь... я думаю, что приема в клан... ну, понимаешь...
Блин, никогда толком не умел отказывать женщинам!
— Понимаю! — Марла оскалилась. — В твоем Клане думают, что тианги — это полузвери. Что наше место в клетке или в белом ошейнике. Так?
— Нет, Лапушка, что ты!.. Просто, понимаешь... я не могу вернуться в своим... Ну, так получилось...
Блин, не объяснять же, как это получилось. Да я и сам толком не знаю.
— Так ты — изгой?
— Что?
— Пушистый, тебя выгнали из Клана?
Марла спросила не громко, но... настойчиво. Пришлось отвечать.
— Нет, но... Когда меня хотели убить, я убежал так далеко, что... я не смогу найти дорогу домой.
— Так не бывает. Любой тианг найдет дорогу домой. Если тианг — не изгнанник.
— Лапушка, это у вас "любой найдет", а у нас... Да и не хочу я ничего искать! У меня есть ты, есть Малек, Крант и... другие. У меня здесь дом и клиника — мне здесь хорошо, Лапушка.
А тех гостей, что незваными ко мне заходят, мы крошим в мелкий фарш и скармливает Молчуну. Потом притворяемся, что незваных гостей не было или они заблудились по дороге.
