Mass Effect: Immortal Code

— Вы бы ещё с 'в начале было слово' речь повели... — съязвила Базетт. — К чему урок истории?

— Потому что вещи, которые для вас являются уроком истории, для меня — всего лишь воспоминания, — не давая своим ошарашенным слушателям вставить хоть слово, он продолжил: — Из-за смерти матери я оказался на улице с одной лишь младшей сестрой-инвалидом на руках. А вокруг бушевала война, — он сидел неподвижно, и перед глазами его проплывали картины давно минувших дней. — Мы бежали от всего и всех, надеясь забиться в какую-нибудь дыру, где нас никто не найдёт. Я помню, как мы радовались первой порции недоваренного риса, который чудом смогли добыть в одной из деревень.

В тот момент они действительно радовались. Он, Наннали и Судзаку. Сердобольная женщина, увидев трёх грязных оборванцев, сжалилась над ними и дала им немного из своих скудных запасов. Это был праздник для них троих. Тогда они с Судзаку в кои-то веки не легли спать голодными. По их молчаливому соглашению порция Наннали всегда была в два раза больше чем их. А на следующий день в ту деревню вошли британцы. И только птицы взлетели от неожиданного грохота.

— И я помню, как после двух месяцев скитаний мы сидели на обочине разбитой выстрелами дороги, смотря на закат. Сил уже не было, как и желания куда-то двигаться. Британия была везде. Мы были готовы остановиться и просто сдаться. Но нам повезло — нас отыскали друзья нашей матери. Именно тогда я поклялся всем, что у меня было, что уничтожу Британию.

Он действительно давал такое обещание Судзаку. Тогда на берегу моря он поклялся, что уничтожит Британию как государственную единицу. Обещание, данное лучшему другу. Обещание, данное предателю. Обещание, которое он не исполнил.

— Знаю, довольно глупо, но мы тогда были совсем ещё детьми. Однако спустя семь лет я встретил человека. И этот человек сделал мне предложение, от которого невозможно было отказаться. Предложение исполнить мечту, тщательно лелеемую всё это время.

Тогда в гетто Синдзюку он встретил её. С.С. Его проклятие и благословение одновременно. Сила Короля, дарованная в обмен на исполнение желания. Обещание смерти, которое он не желал исполнять... и которое исполнил. Одинокая ирония понятная только ему.

— Зеро... — вполголоса позвала Ханна. Но Лелуш продолжал:

— Знаете, сначала вся эта затея звучала до безумия глупо. Слушать голос по рации? Исполнять его приказы, чтобы выжить? Прийти в самый центр оккупированного британцами Токио только для того, чтобы посмотреть на развалины былого величия, попираемые городом будущего? Пойти за человеком в маске, который предлагает совершить невозможное — уничтожить Британию? Но мы согласились.

Он предложил им это. Они согласились. Сделка заключенная с Дьяволом. Обещание в обмен на обещанное. Гиасс. И пусть он всегда считал эту импровизацию немного безумной, но его жизнь была полна подобных сюжетов.

— И мы не прогадали. Из группки неудачливых террористов мы превратились в самую разыскиваемую группировку в Японии. А после Отеля Кавагучи мы стали Орденом Чёрных Рыцарей — судьями этого мира. Тогда мы впервые почувствовали, что что-то значим. Что у нас действительно есть шанс что-то изменить.

Когда он смог уговорить Корнелию, спасти Юфи и прикончить Кусакабэ, тогда он действительно понял, что игра стоит свеч. И он разыграл эту карту как смог.

— Это была эйфория. Чистая и незамутнённая. Спустя столько лет мы наконец получили шанс вернуть себе поруганную честь. И мы делали даже больше, чем могли, выжимая из себя абсолютно всё. Но этого оказалось мало. Когда Кровавая Принцесса вместо мирного выступления приказала открыть огонь, когда в огне её безумия погибли наши люди, мы восстали. Все силы, все резервы, все козыри — мы использовали всё. И проиграли.

Они действительно восстали и проиграли. И только он был в этом виноват. Конфликт, порождённый проклятьем Гиасса, неосторожное слово, запустившее губительную череду событий, что привели к их поражению. Его собственные ошибки и глупость. Опьянённый успехом и силой, он понадеялся на собственную неуязвимость и проиграл всухую, когда враг ударил по всем его слабым местам одновременно.

— Меня схватили. Я плохо помню, что случилось за то время, которое я провёл в плену. Но, кажется, именно тогда со мной произошло нечто... что изменило меня. Лишь многим позже я узнал о том, что такое культ Гиасса и какими исследованиями он занимается. К счастью, при помощи друзей мне удалось освободиться.

Он смог выбраться из лабиринта фальшивых воспоминаний, созданных его отцом. Он действительно мало знал о том, что произошло тогда в Пендрагоне, куда Сузаку притащил его избитое тело. И именно тогда он изменился. Понял, что игры закончились, что друзья — это не больше чем временные союзники, и что даже самая крепкая дружба может обернуться страшным предательством.

История показала, что он был прав и неправ одновременно.

— Полагаю, оставшуюся часть вы и так прекрасно знаете. Возвращение Зеро и его триумф на всех фронтах. Я сражался, радуясь, что идея не умерла. Сражался до самого конца. Мы все сражались. Но только мне было дано сражаться еще и после. Одна из оккультных организаций, созданных при поддержке британской королевской семьи, занималась какими-то малопонятными эзотерическими разработками. Их основной целью было заполучить божественную власть над миром и вручить её в руки императору Чарльзу. Мне же не повезло стать одним из их подопытных. И в результате — теперь я стою здесь. Спустя сто тридцать лет после того, как должен был умереть, защищая Зеро от предательства.

Мир, изображённый правдой одного, не способен показать истины. Он не солгал. Ни в едином слове. Сила Короля, дарованная ему С.С. 'Сопряжение Рагнарёка' — финальный эксперимент Культа Гиасса, последняя ступень их плана. И он — его главный результат. Живой лишь благодаря ошибке экспериментатора. Идея же человека под маской не должна была быть запятнана предательством. Только Реквием мог разделить образ Дьявола и Зеро, и потому он был свершён именно так.

— Предательство? — тихо спросила Фрага.

Она звучала столь же удивлённо, сколь выглядела Стадтфилд. Всё шло так, как он и задумал. Никто из присутствовавших тогда, в том зале на борту 'Икаруги' не рискнул описывать те события.

— Верно. Не знаю, что написали после победители, но тогда это называлось именно так. Был выбор: верность Ордену или Зеро. И я выбрал второе. Лишь я и Кодзуки Каллен, — он заметил, как дёрнулась Ханна при упоминании своей прабабушки. — Но Зеро не мог позволить Ордену потерять свой главный козырь. Поэтому он приказал ей остаться, а мне — взять его 'Мираж' и увести за собой хвост.

— Так вот откуда знания о строении 'Курокири'... Вы были его пилотом, — Ияма словно силился что-то рассмотреть в матовой поверхности металлического стола, не моргая и не двигаясь.

— Весьма недолгое время... Пилот я никудышный, а гнались за мною многие. Силы изначально были неравны. 'Мираж' уничтожили.

'Прости, Роло'.

Воспоминания того дня отпечатались в его памяти не менее горько, чем безумие Юфемии или испуганные глаза Наннали. А сейчас он забирал себе его смерть. Брал её факт за основу своей паутины лжи.

'Мираж' он уничтожил самолично, использовав 'Дамокл', чтобы уничтожить Каминедзиму. И эта тайна должна была уйти в могилу вместе с ним. Навечно.

— А затем я очнулся. После смерти. И передо мной стоял Зеро. Он извинился за то, что не смог исполнить моей просьбы. Тогда мы говорили с ним в последний для нас обоих раз. Он отправлялся готовить своё возвращение из мёртвых, а я — претворять в жизнь его финальный план. План длиною в вечность. Я заснул, чтобы однажды проснуться, когда возникнет нужда. И как оказалось, всё было не зря.

Да. Эта идея Судзаку, пожалуй, стала лучшим его планом. Намного лучше тех, что приходили ему в голову тогда...

— Вот так история привела меня к сегодняшнему дню. И теперь, зная её, вы можете решить. Я не жду от вас того фанатизма, с которым шли за ним мы. Я не нуждаюсь в вашей безоговорочной поддержке и готов услышать голос разума, если он раздастся. Всё, чего я прошу, это толику веры. У меня нет той силы, что была у того, кого вы звали 'Человеком Чуда'. Но я готов на многое, чтобы не дать сгинуть тому, что построил Зеро.

Во имя обещания, данного Судзаку. Во исполнение последней воли. Это станет его финальной игрой на этой арене. Игрой, в которой он обязан выиграть.

И ему нужны эти люди. Нужны как никогда.

Лелуш поднялся. Тело ощущалось словно деревянное. Но он не обратил на это внимания, двинувшись в сторону выхода. Он больше не мог находиться здесь и сейчас. Воспоминания, словно силки, душили его эмоциями, которые он не мог просто задавить.

Ему нужно было время.

Им нужно было время.

— Мы должны прибыть в пограничную систему ориентировочно через шестнадцать часов. До тех же пор... все свободны.

Он вышел из зала.

* * *

Они остались вчетвером. Каждый из них пытался осмыслить рассказанное командиром. Выстроить в единый ряд серию оговорок и общих описаний. Зеро всё же оставался Зеро. Даже раскрывая правду, он оставлял место тайне.

И то, что выходило... История последнего члена первого ОЧР звучала как-то слишком уж невероятно. Словно абсолютная небылица, сказка, придуманная специально для них. Вот только была одна загвоздка. Люди в этом зале... они зачастую могли определить, лгут им или нет. А в связке с остальными фактами — навыками, поведением, словами и реакциями — всё это создавало ужасающе правдоподобную картину. Ужасающую потому, что история, которой они были готовы поверить, во многом шла вразрез с их мировоззрением и установленным порядком вещей.

В мире победившего дарвинизма, где эволюция и генетика отбили у абстрактного Бога звание Творца, оккультизм как практика считался пережитком невероятно давнего прошлого, атавизмом сакральности. Но ими руководил человек, который, по его словам, смог обрести бессмертие. И они отчего-то были склонны ему поверить.

— Это правда? То, что он рассказал об Ордене? — наконец была разрушена тишина тихим голосом ирландки. Фрага предпочитала держать свои мысли и мотивации при себе, но было ясно видно, что услышанное её задело.

— Возможно. Все хроники подозрительно скупы на информацию, когда дело касается момента после битвы за Японию и до восшествия Демона-Императора на престол. Даже момент смерти Зеро никак не задокументирован, — практически механически ответила Ханна. Её мысли сейчас были заняты совсем другим.

— А что с дневниками? 'Мемуары Кодзуки'? Я слышал, что они существуют, но вы по какой-то причине отказались публиковать их для широкой общественности, хотя историческая литература иногда ссылается на них.

Ияма задумчиво вертел в руках круглый чёрный камешек, извлечённый откуда-то из кармана.

— Они существуют. Прабабушка была весьма последовательна в своих записях тех дней. Однако момент истории, про который рассказал Зеро... он как будто вымаран.

— Итак, получается, что мы ничего не можем сказать наверняка...

Цысинь являлся самым спокойным из них, обычно не идущим на поводу у эмоций. Но даже его чем-то цепляла рассказанная история. Быть может, тем, что была в чём-то подобна его истории. Пускай даже лишь едва.

— Считаешь, что он соврал нам?

— Нет. Эта история слишком фантастична и нереальна, чтобы быть ложью. Да и какой тогда был бы смысл? Зеро просто не стал бы рассказывать о чём-либо, да даже лгать. Похоже, ему действительно нужно наше доверие... как бы фантастично ни звучало всё рассказанное.

Ияма положил чёрный камень на стол, глядя на то, как свет потолочных ламп отражается в полированной поверхности.

— Но бессмертие... Это же невозможно, — Фрага потрясла головой, подкрепляя сказанное.

Ияма снова взял в руки камешек из набора для игры в го.

— А возможно, его и нет, этого бессмертия. Зеро не говорил, что он умирал по-настоящему. Вам ли не знать, что у каждого фрейма есть система катапультирования. Даже если фрейм уничтожен, у пилота есть неплохие шансы на спасение. Зеро играет словами так же ловко, как профессиональный фокусник — руками. Он не говорил, что умер физически. А очнуться после смерти можно ещё в куче других случаев, например, после того, как тебя уже записали в погибшие. Суть отнюдь не в этом.

— А в чём? Зачем тогда он рассказал это? К чему эти откровения, если в них нет смысла? — вспылила Базетт.

Но ответ пришел отнюдь не от Иямы.

Ханна, до того долго и протяжно глядевшая в никуда, встрепенулась.

— Смысл в том, чтобы мы поверили в него. Доверились ему. Мы боялись, что он может умереть в ходе этих переговоров, а он рассказал нам, что бессмертен. Нет, я не думаю, что он врал — пара вещей, о которых он упомянул вскользь, из того периода, о котором написано очень мало, а о некоторых вещах упоминания встречаются едва ли дважды во всём нашем архиве...

— И мы поверим? Позволим ему полететь туда в одиночку? В повреждённой капсуле, без связи, буквально сидя на бомбе?

— А у нас есть выбор, Мак-Ремитц? Ты уже должна была понять, что если Зеро что-то решил, то он сделает это несмотря ни на что. Он пойдёт туда в любом случае, хотим мы того или нет!

Ирландка шумно выдохнула.

— Вот же ж нашли себе командира, блин! Нет чтобы, как настоящий плоскозадый генерал, протирать зад в глубоком тылу, так этот суицидник лезет за линию фронта. И ведь хитрый же ублюдок! Он даже имени своего не сказал!

В зале не нашлось никого, кто смог бы что-то добавить к этим словам.

* * *

Она шла к его каюте словно зачарованная. Мир вокруг неё, казалось, сжался до размеров одного узкого коридора в поле её зрения, а сигналы остальных органов чувств ушли на глубокий фон. В ушах стучала кровь, но она не обращала на это никакого внимания. Её мысли сейчас были заняты только одним.

Почему-то она сразу поверила ему. С самых первых слов его рассказа она услышала в голове грохот снарядов, рвущихся на родной земле, и чувство постоянной погони и страха, гонящее вперёд несмотря на усталость и немощность.

История человека, который пошёл против целого мира, не имея при себе практически ничего, и который выбрал пожертвовать всем, что нажил, для того, чтобы следовать приказу человека, ещё при жизни ставшего легендой.

Жизнь, которую никому нельзя пожелать и которую можно выбрать только добровольно. Так непохоже на то, чем судьба наградила её. Слепое следование долгу без возможности выбора. Нужда, порождённая несчастьем и обособленная людской алчностью.

Возможно... возможно, для неё настала пора что-то менять? Если она действительно хочет что-то решать, распоряжаться жизнью так, как она захочет, то... пришло время действительно выбирать по себе. И тогда, возможно, имя её рода вновь будет означать принадлежность к воинам, а не к позёрам.

Она постучала в дверь.

Потянулись долгие секунды ожидания, сопровождаемые звуками явной возни, а затем дверь отворилась, впуская её внутрь.

Каюта главнокомандующего отличалась от всех остальных кают экипажа в лучшую сторону. Довольно просторная, она вмещала в себя несколько небольших диванов, журнальный столик и книжный шкаф, рядом с которым стоял рабочий стол, сейчас девственно чистый.