Закат

Одна беда — тому Темному властелину друзья были не нужны.

Глава 14

Под утро его начало лихорадить. Под кожей растекался горячечный жар от воспаленных ран и в то же время от холода стучали зубы, слабость сковывала тело. Перед глазами вместо снов плавали смутные образы, чудился израненный Герой и подземелья Черного замка, где когда-то держали пленников, а потом — яблоки.

Когда его перевернули на живот, Закат даже не сразу понял, что происходит. По спине потекло что-то холодное, чужая ладонь скользнула вдоль раны — осторожно, но все равно заставив невольно выгнуться, вжимаясь в тюфяк. Боль на миг вспыхнула сильней и медленно начала угасать. Резкий мятный запах перебил запах крови и пота, очищая голову. Закат приподнялся на локтях, оглянулся через плечо.

Рядом с ним стоял на коленях Солнцеяр, аккуратно выкладывал на исполосованную спину мазь из плошки. Закат не смог поймать его взгляд, непонимающе спросил:

— Зачем?..

Подавился словами, когда рыцарь вместо ответа резко нажал на рану. Лежал дальше молча, напряженный, не зная, чего ждать.

Жар под кожей медленно таял, так же, как растворяется в воде кровь — сначала кажется, что ее стало даже больше, чем прежде, а потом не остается и следа. Солнцеяр, обработав раны от кнута, осторожно взял руку, под ногтями которой все еще торчало несколько игл. Крепко прижал к своему колену, вырвал иглы, одну за другой, не давая времени даже на вдох. Сделал то же самое со второй рукой. Помедлил, бесстрастно глядя, как Закат судорожно хватает ртом воздух.

— Ногти все равно наверняка сойдут, — сообщил спокойно, почти без выражения. — Я могу их сорвать и обработать раны, или оставить так.

— Зачем ты пришел? — тихо спросил Закат, все еще пытаясь отдышаться от приступа боли. Обманка? Новая пытка? Желание магистра проверить верность рыцаря?

— Потому что не хочу быть чьим-то инструментом, — отрезал Солнцеяр. Перехватил руку, окунул пальцы Заката в остатки мази, втер вокруг ногтей. — Если магистр считает нужным отомстить тебе за всю существующую в мире тьму, пусть делает это сам. Не знаю, кто ты и кем был раньше, но для меня ты не похож на зло. Ты нас даже не проклинаешь.

— А я должен? Вы ведь всего лишь делаете то, чему вас учат.

Рыцарь поморщился. Закончив обработку, встал. Сказал, глядя в сторону:

— Я больше ничем не могу помочь. Мы уйдем из ордена завтра, вместе с Любославой. Это она сделала мазь.

Закат кивнул, тихо пожелав доброй дороги.

Он думал, что готов вытерпеть тысячу пыток, если все его палачи будут после них так говорить.

* * *

В окошко проникли первые солнечные лучи, когда дверь камеры снова открылась. Вошедших рыцарей Закат не знал и знакомиться они не собирались — подхватили под руки, поволокли куда-то. Кажется, удивились, поняв, что пленник вполне способен держаться на ногах, даже пошли чуть медленней. Вряд ли по доброте душевной, просто им тоже было так удобней.

Оставалось только радоваться, что мазь на спине давно впиталась и не могла выдать тех, кто решился помочь злу.

Они поднялись по нескольким лестницам, прежде чем оказались в узком коридоре. Рыцарь загромыхал ключами, которые, видимо, узнавал на ощупь — свет проникал только через щели меж камнями. Распахнулась невысокая дверь, Заката толкнули в спину и он, едва успев пригнуться, оказался в тронном зале.

Цитадель построили на руинах старого дворца, и магистр желал принимать своих поданных там же, где раньше это делал король. Зал, вероятно, сильно пострадал за годы запустения, во всяком случае, массивное каменное кресло оказалось новым, в резьбе угадывалось солнце и расходящиеся от него лучи. За ним высился такой же новый витраж — светлое воинство во главе с магистром.

Пока Закат рассматривал изображенных на стекле людей — все белокурые и голубоглазые, даже крестьяне на дальнем фоне — дверь в потайной коридор заперли.

— Иди, раз можешь, — ворчливо потребовал рыцарь.

Подошли к трону. Закат опустился на колени у кресла, не дожидаясь приказа, словно во сне. Рыцари, путаясь в длинной веревке, старательно связали ему руки поверх кандалов, притянули к вбитому в пол массивному кольцу, так, что встать стало невозможно. Вокруг еще виднелась каменная пыль, по гладким плитам змеились трещины.

Успели как раз к приходу магистра. Он, в еще более дорогих одеждах, чем вчера, хищно улыбнулся. Провозгласил, словно репетируя речь:

— С этого дня любой сможет своими глазами убедиться — добро победило!

— Собираешься пугать людей пленником, прикованным у трона? — переспросил Закат. Взгляд против воли лип к ониксу, теперь подвешенному на золотую цепь, но такому неуместно-черному на белом фоне. — Так же, как делал Темный властелин? Но тогда...

— Заткните ему рот! — перебил магистр.

Закат только поднял брови, не мешая рыцарям поспешно исполнять приказ. Он был уверен, что магистр понял его, несмотря на недоговоренность. Во всяком случае, улыбаться перестал. Сел, покрутил оникс на шее. Все-таки спрятал под одежду. Вдоль зала выстраивались рыцари в желтых, кажущихся позолоченными доспехах — вероятно, личная гвардия.

Наконец, магистр махнул рукой:

— Впускайте просителей.

Широкие двери в дальнем конце зала распахнулись.

Просителей было много. Люди приходили в Светлую цитадель за советом, утешением, разрешением спора. Магистр отвечал всем, отечески улыбаясь, и Заката то и дело передергивало от странной червоточинки в его словах.

'И да славится свет'.

Да славится — после сочувственных слов о людях, убитых разбойниками на дороге. Да славится, когда заплаканная женщина, смущаясь, пытается объяснить, что обидел ее как раз один из рыцарей. Да славится, когда трактирщик неловко намекает, что за выпитое вино и побитые кружки даже рыцарям стоило бы платить.

Но когда в двери вошел Светозар...

— Ты пришел, наш блудный сын, — магистр отечески улыбнулся рыцарю, а тот только выше задрал голову, упрямо выдвинул вперед подбородок. Так глупо. Так знакомо. Добро и зло, герой и темный властелин. В нынешней борьбе Закат оказался всего лишь заложником.

— Вы ошибаетесь, магистр. Этот человек — не Темный властелин, не то зло, которое мы должны уничтожать.

Закат подался вперед, желая возразить, попросить Светозара не делать глупостей... Но во рту был кляп, и все что он мог — невнятно мычать.

Магистр только один взгляд бросил на пленника, дернув уголком губ. Отвернулся к своему бывшему рыцарю. Пешке, которая вдруг восстала против короля. Закат помнил — Темный властелин убивал таких. Быстро. Безжалостно. Не давая ни единого шанса на спасение.

Но магистр был добром. Всего какую-то сотню лет назад был!

— Ах, Светозар, — магистр изобразил глубокую печаль, но Закат видел под ней раздражение. — Ты был одним из моих лучших рыцарей! Нет-нет, я уверен, что ты и сейчас остаешься им. Ты так легко можешь доказать это. Просто убей воплощение зла, что очаровало тебя.

Светозар даже не взглянул на Заката. Он изучал лицо своего магистра с тем выражением брезгливости, с которым рассматривают крынку, в которой вместо сметаны обнаружилась плесень.

— Светлые рыцари не убивают невиновных. Даже по вашему приказу.

— Заблудшая овца, — тихо рассмеялся магистр, пока люди вокруг ахали от ужаса. — Однако даже одна больная овца может заразить все стадо.

Этой фразы хватило, чтобы светлая гвардия обнажила мечи, наставила острия на Светозара. Закат дернулся, но дотянуться даже до ног магистра не смог, пнул вместо этого стоящего рядом рыцаря, лишь бы привлечь внимание. Тот отпрянул и магистр, так и не взглянул в их сторону, вдруг поморщился. Едва заметным жестом отогнал самых ретивых гвардейцев.

— Впрочем, эта овца еще может исцелиться. Достаточно просто удалить ее от стада, — магистр поднялся с трона. Простер руки к своду Цитадели. — Рыцарь, названный Светозаром! Ты изгоняешься из рядов ордена. Отныне нет тебе убежища ни в одной часовне, ни в одной келье света. Ни один рыцарь не примет тебя как своего. Уходи! И не возвращайся, пока не раскаешься в своих дерзких речах.

Светозар помедлил, бросил взгляд на Заката — отчаянный, растерянный. Закат поспешно кивнул, указал головой на дверь — иди, уходи скорее, пока тебе разрешают!

Гвардейцы ждать не собирались.

Изгнанного рыцаря выкинули за порог Цитадели.

Магистр снова опустился на трон, красивым точным жестом разложил вокруг полы белой мантии. Просители и рыцари отодвинулись к стенам, скопились в углах, будто пыль. Покачнулся Закат, сел на пятки. Подумал, что даже рад, что стоит на коленях — так было проще не упасть. Слишком много сил ушло, слишком испугался, что не сможет помешать. Светозар рисковал ради заведомого смертника. И если пришел он, то...

— Однако у нас осталось еще одно стадо больных овец, — эхом встревоженный мыслей прозвучал сверху голос магистра. — Деревня, называемая Залесье.

Закат вскинул голову, столкнулся с насмешливым взглядом странных, крапчатых глаз. Знал, что собственные сейчас расширены от страха, как не пытайся уговорить сердце биться ровно, знал, что прозвучавшие слова — просто еще одна придуманная магистром пытка. Вчера он с наслаждением загонял пленнику иглы под ногти, а сейчас так же медленно и с наслаждением загоняет в сердце вину и отчаяние. Боль куда большую, чем можно было добиться, мучая тело. Оставалось только пройти по тонкой грани — дать магистру насладиться игрой, но убедить, что играть в это долго он не сможет. Или...

Закат вдруг понял, что может сделать. Что проще всего сделать, чего от него на самом деле ждут.

Опустил голову. Дождался, когда изо рта вынут кляп, распутают узлы веревки, стащат с высоких ступеней на ковровую дорожку для просителей. Рыцари разошлись, на всякий случай держа ладони на оголовьях мечей. Закат покачнулся, понимая, что не сможет долго простоять на ногах.

— У нас нет иных представителей деревни Залесья, — доверительно сообщил магистр. — Придется тебе, Темный, отвечать за людей, которых ты совратил. Как думаешь, могут ли они вернуться к свету?

Конечно, это было ловушкой. Что бы Закат ни сказал, как бы ни пытался объяснить, как бы ни убеждал, что Залесье нужно пощадить — магистр всегда сможет ответить, что словам зла нельзя верить. Ему нужен был не спор или справедливость, а унижение старого врага. Магистр не смог добиться его мольб и стонов обычными пытками и теперь желал получить свое иным способом.

Если не смог сломать пленника — дай ему сломать самого себя.

— Мне пришло очень интересное донесение. По словам моей разведки, ты провел ночь на постоялом дворе 'Очаг' в городе Лесовысь.

Они оба это знают.

Было тошно. Заката качало, и он позволил себе просто перестать держать равновесие, упасть на колени перед магистром. Замер, все еще глядя в глаза, полыхнувшие торжеством. Медленно, через силу опустил голову, склонился к красному плетению ковровой дорожки, не обращая внимания на неловко прижимающиеся к груди руки. Выдавил слова, как яд из раны:

— Пощадите Залесье. Эти селяне ни в чем не виноваты.

Он кожей чувствовал чужие взгляды, удивленные, презрительные. Услышал, как встал с трона магистр, прошелестела мантия по ступеням. Прозвучал прямо над головой голос:

— Все в чем-нибудь виноваты, тебе ли не знать.

Высокий и чистый, но почему-то не такой красивый, как раньше.

Закат закрыл глаза. Он не должен был спорить, это было бесполезно. Нужно было просто...

— Пожалуйста, пощадите Залесье. Умоляю.

Магистр насмехался. Закат не слушал, повторяя раз за разом, распластавшись у его ног — пощадите. Умоляю, пощадите. Что угодно, только пощадите. Делайте со мной что хотите, пожалуйста, но пощадите Залесье. Пощадите.

Его пнули, свалив на бок, и Закат замолчал, тяжело дыша. Перед глазами плавало алое марево, придававшее сил, такое густое, такое яркое, что казалось — он может убить здесь всех голыми руками. Но это было ложью. Он не мог. А любой его рывок, любой знак того, что он не сдался, вызвал бы продолжение этой страшной игры, которую он больше не мог выносить.

Он заставил ярость погаснуть, хоть это и лишило его последних сил. Лежал на полу, почти не слушая слова магистра, только сжался плотней, когда его снова походя пнули тяжелым сапогом.

— Ладно! Мне противно прикасаться к тому, что было осквернено тьмой. И я уважаю мольбу, даже исходящую от врага. Мы ведь должны быть милосердны, не правда ли?.. Ты благодарен мне, Темный?

Он промолчал, не в силах снова заставить себя унижаться. Было странно, тоскливо жаль человека, который стоял над ним и требовал благодарности за то, что когда-то считал священной обязанностью света.

Милосердие. Сострадание. Вера в то, что люди невиновны — все, включая слуг Темного властелина и его личную стражу.

Когда-то Герой даже не пытался убить их.

Закат не мог поверить, что за какую-то сотню лет человек может превратиться в свою полную противоположность. В конце концов, сам он менялся гораздо медленней, и все еще считал себя просто обычным человеком, серым, а не белым или черным.

Магистр вернулся на трон, Заката снова привязали рядом. Просители сливались в одно лицо, магистр улыбался им, позевывали рыцари. Закат молча смотрел, часто встречая растерянные взгляды горожан. Те тут же отводили глаза.

Наконец, поток иссяк, и некому стало показывать побежденное зло. Заката освободили те же рыцари, которые привязывали утром, отвели в темницу. Поставили у двери кувшин воды с куском хлеба, заперли.

Закат осторожно сел на тюфяк, взял еду. Внутри было пусто и больно.

Что, рок их всех побери, осталось в этом мире светлого, если добро кичится измученным пленником, прикованным в тронном зале?

* * *

Его разбудил странный шорох, скрежет двери по каменному полу.

— Приподними ее! Ну как там, охрана спит?

— Ага. По-моему, твои травки уже работают.

В камеру проскользнули трое: двое в темном, с повязками, закрывающими лица, третий в легком доспехе и шлеме с опущенным забралом. Закат приподнялся на локте, надеясь, что все-таки впервые видит обычный сон. Один из взломщиков подбежал к нему, упал на колени рядом.