Архивы Конгрегации

В церкви ее, к удивлению, встретила тишина. Это было странно, учитывая, что сейчас здесь должен был находиться епископ и его помощники. Впрочем, последние могли и отсутствовать, если они прибыли с целью шпионить и собирать сведения, но где же, в таком случае, сам Его Преосвященство? Йоханна двинулась вдоль скамей к алтарю и, не пройдя и нескольких шагов, замерла. Несмотря на холод, царивший в церкви, нос ее уловил знакомый, но непривычный здесь запах — запах крови. У Йоханны на мгновение замерло сердце: кто мог пролить кровь в Доме Господнем и где, ради всех святых, епископ фон Пелленхоф? Аббатиса осторожно прошла мимо скамей и уже приблизилась к трансепту, когда краем глаза уловила в боковом нефе что-то необычное. Запах крови стал сильнее, и она, уже не пытаясь быть осторожной, почти бегом двинулась в боковой неф и застыла на полдороге. Из-за одной из массивных колонн торчал подол мантии — той самой, в которой несколько часов назад она видела Готтарда фон Пелленхофа, очевидно, он еще не успел переоблачиться. Уже догадываясь, что случилось, аббатиса подошла ближе. Увиденное заставило ее в ужасе трижды осенить себя крестным знамением — фон Пелленхоф сидел, привалившись к колонне и глядя куда-то вверх мутными неживыми глазами. Рот был в изумлении открыт, одежда и пол вокруг — в крови, а из горла торчал деревянный кол. С трудом удерживаясь от крика, Йоханна подумала, что самый светлый вечер в году, вечер Сочельника, для Обермюнстера стал сегодня темнее самой темной ночи.

Глава 2.

Курт осторожно прикрыл двери, ведущие в рабочий кабинет кардинала Сфорцы, и подавил острое желание высказать вслух все, что он думает по поводу чувства юмора собственных наставников. Полученные от них несколько минут назад указания привели его в замешательство. Но запрос на лучшего следователя Конгрегации пришел от кого-то из высших иерархов германской Церкви, а лучшим, по мнению наставников, Куртом отнюдь не разделяемому, был он, Гессе Молот Ведьм.

В мрачном расположении духа он пошел собирать свои нехитрые пожитки, чтобы уже через час быть готовым отправиться в очередную Богом забытую глушь... хотя на сей раз это была вовсе не глушь, поправил себя мысленно Курт, а напротив — один из богатейших имперских городов. Оставалось сделать еще одно дело, но, подняв взгляд, Курт обнаружил, что бегать по академии ему не придется — дело нашло его само.

— Ну, и куда ты на сей раз? — Бруно Хоффмайер, напарник и друг, с любопытством глянул на мрачную физиономию Курта. — В лагерь к Хауэру? Нет, тогда бы ты не смотрел на мир, как на обитель Врага человеческого.

— В монастырь, — криво усмехнулся Курт.

— То есть? — не понял Бруно. — Это шутка, Гессе? Или ты где-то крупно напортачил, что при твоей манере общения совсем не удивительно, на тебя нажаловались, и наставники решили попытаться научить тебя смирению?

— Никаких шуток, отче, меня правда отправляют в монастырь, — кивнул Курт и, видя недоумение на лице напарника, припечатал: — В женский.

— П-прости? — напарник, кажется, даже поперхнулся от изумления и воззрился на майстера инквизитора. — Какого... эм... святого угодника ты будешь делать в женском монастыре?

— Расследовать, как и всегда. А что подумал ты?

Бруно счел за лучшее промолчать и последовал за Куртом, шагающим в сторону своей комнаты. Оказавшись за закрытой дверью, Курт пояснил подробнее:

— Откуда-то сверху пришел срочный запрос на "лучшего следователя". — Он поморщился. — Понятия не имею, с чего все считают, что это я. Хотя да, ты мне объяснял, но я, ты помнишь, с этим не согласился. Но это детали. А вот главное: в женской обители Регенсбурга неделю назад был убит недавно назначенный епископ города. Прямо в церкви, незадолго до того, как должен был служить там Рождественскую мессу. Кем и за что — это мне и предстоит выяснить. И тебе, кстати, тоже, так что поторопись со сборами, отче.

— Но как нас пустят в женскую обитель? — с сомнением покачал головой Бруно. — Особенно тебя.

— Намекаешь на мое непотребное поведение?

— Намекаю на твой статус всего лишь. Ты не монах и не священник...

— Зато я следователь Конгрегации, ведущий дознание об убийстве. И не простого горожанина, заметь. Препятствий нам чинить не станут, Сфорца обещал договориться. А теперь валяй собираться — через час в дорогу.

На сей раз с дорогой им повезло — первые дни нового года были холодными, но ясными, и только в конце пути, уже на подъезде к Регенсбургу, поднялась небольшая метель, но она не шла ни в какое сравнение с той приснопамятной метелью, запершей их два года назад в трактире Альфреда Велле и близко познакомившей с нравами и привычками оборотней. В город въехали спокойно, предъявив страже на воротах Сигнумы; у стражи, как выяснилось, предупрежденной, вопросов к господам конгрегатам не возникло.

— Интересно, — хмыкнул Курт. — Не иначе, городской совет подсуетился, а ведь, насколько мне известно, местный совет с местным же епископатом давно в натянутых отношениях: никак не могут решить, кому же все-таки принадлежит власть. К чему такая предупредительность? Совет хочет показать, что он ни при чем и бросается оказывать поддержку, даже когда их об этом еще не просили? Пожалуй, стоит к ним наведаться для проформы, но не сейчас, разумеется. Сейчас в трактир — оставим вещи, пообедаем и двинемся к сестрам-бенедиктинкам.

Глава 3.

С момента убийства — а ничем другим, увы, это быть не могло — Готтарда фон Пелленхофа аббатиса Йоханна чувствовала, что больше не контролирует события, разворачивающиеся вокруг. Как ни пытались скрыть сама аббатиса, доверенные сестры и епископская свита чудовищное происшествие, объясняя — неслыханное дело! — отмену вечерней службы внезапной болезнью Его Преосвященства, а правда все равно просочилась наружу, и уже наутро вся обитель — да что там обитель — весь город знал, что церковь Обермюнстерского аббатства была осквернена убийством духовного лица. Поначалу и сами сестры, и город пребывали в растерянности, хотя сообщение о трагедии было тот час же отправлено с одним из служек, а спустя несколько дней получено ответное — в город направлялись следователи Конгрегации, дабы провести дознание и найти убийцу.

Весь Регенсбург — от главы совета до последнего нищего — на все лады обсуждал убийство, монастырь гудел, как растревоженный улей: сестры пребывали в панике от совершившегося в их обители святотатства, некоторые даже выразили желание покинуть обитель и перейти в другую, почти все воспитанницы монастыря отбыли по домам, но это менее всего волновало сейчас аббатису.

Пытаясь хоть как-то успокоить монахинь, призывая их вернуться к обычному распорядку, Йоханна ни на минуту не переставала задавать себе вопрос — кто же совершил сие злодеяние, если посторонних внутри обители практически нет, а городские прихожанки и паломницы, по уверениям сестер-привратниц, оставались за внешней стеной. Значит ли это, что виновен кто-то из своих, кто-то из ежедневно встречаемых ею монахинь? Или это кто-то из епископского окружения? Тут она укоряла себя за греховность такой надежды, но поверить в то, что одна из сестер — хладнокровная убийца, было попросту выше ее сил. Оставалось молиться и верить, что, во-первых, Инквизиция быстро разберется в деле и найдет виновных, а во-вторых, что это ужасное событие не повлияет катастрофически на дальнейшую жизнь обители и ее отношения с диоцезом, а, возможно, и с императором.

Йоханна понимала, что обещанные следователи должны будут получить доступ prominimum на место преступления и что ей придется пойти на серьезное нарушение устава — впустить мужчин на территорию женской обители. Наверняка, найдутся сестры, недовольные этим решением, но Йоханна надеялась воззвать к их благоразумию. В конце концов, вряд ли инквизиторы будут разгуливать по всему монастырю — их, вероятно, заинтересует только церковь, и вполне можно сделать так, чтобы они не встретились случайно ни с кем из сестер. Тем более, что главная свидетельница, по ее разумению, она сама, а другие сестры ничего не видели.

Размышления аббатисы прервал стук в дверь кельи. Отворив ее, Йоханна увидела взволнованную сестру-привратницу и поняла: те, кого она ждет, прибыли. Слова привратницы только подтвердили ее догадку.

— Благодарю тебя, сестра Ульрика. Я сейчас выйду к господам инквизиторам, — Йоханна проводила взглядом уходящую монахиню и притворила дверь. Ей необходима была минутка, чтобы собраться с мыслями и взять себя в руки. Негоже показывать следователям свое беспокойство и страх. Йоханна прикрыла глаза ладонью, приказывая себе очистить разум. Ее ожидало очередное испытание.

Выйдя из внутренних ворот в большой двор, аббатиса не сдержала удивления: вместо ожидаемых ею конгрегатских следователей, коих она представляла мужчинами в летах, во дворе ее ждали два пусть не юнца, но довольно молодых человека, один из которых выглядел весьма хмурым, а у второго под необычным длиннополым одеянием виднелась монашеская ряса.

— Добро пожаловать в обитель Обермюнстер, братья, — аббатиса быстро овладела собой и первая поприветствовала инквизиторов. — Я бы хотела сказать, что рада видеть вас здесь, но причину вашего приезда трудно назвать радостной. Я аббатиса этой обители — Йоханна фон Крахт.

— Курт ИгнациусГессе, следователь первого ранга, — представился хмурый и продемонстрировал знак. — Это мой помощник и напарник отец Бруно Хоффмайер. Где мы можем поговорить о случившемся?

— По уставу я не имею права впускать вас в стены обители, — пожала плечами аббатиса. — Даже вас, отец Бруно, но я приняла решение временно нарушить этот пункт устава, поскольку обстоятельства... Мы можем пройти прямо в церковь, где все и произошло. Я расскажу вам все, что видела и знаю.

— Еще один вопрос, — Курт остановил собравшуюся было развернуться аббатису. — Где тело епископа?

— Его забрали в его резиденцию, мы не могли этому воспрепятствовать. Однако же люди епископа были предупреждены, что тело пока нельзя предавать погребению. Да и с ним будут проблемы — ведь Его Преосвященство умер без исповеди и покаяния...

— Не хочу показаться черствым, мать Йоханна, но меня меньше всего волнует, как будет погребен ваш епископ. Моя задача — выяснить, кто устроил ему внеплановое свидание с Создателем, поэтому чем скорее мы узнаем все обстоятельства дела, тем скорее сможем взяться за дознание.

Если аббатису и покоробили слова Курта, она ничем этого не показала, а вот Бруно, следуя за майстером инквизитором в монастырскую церковь, успел шепотом укорить того за резкость.

— Вот здесь он сидел. — Аббатиса подвела Курта и Бруно к одной из колонн. — Его не было видно от входа, и я не сразу его разглядела.

— Сидел? — уточнил Курт. — Как именно?

— Он опирался спиной о колонну, и его голова была немного запрокинута.

— Вот так? — Курт опустился на пол и занял позу, описанную аббатисой.

— Да, очень похоже.

— Вряд ли он остался бы в таком положении, если бы просто упал или сполз вниз... Скорее, его усадили, — заключил Курт, вставая и отряхиваясь. — Кровь была только здесь? В других частях церкви пятен не заметили?

— Нет, — покачала головой Йоханна. — Ничего больше не было, только здесь.

— Значит, здесь и убили, иначе остались бы другие следы, — проговорил Бруно, осматриваясь.

Курт кивнул.

— Чем его убили?

— Деревянным колом. Точнее, колышком, примерно в половину локтя длиной. Он был заточен с одного конца.

— Вы сохранили орудие убийства?

— Н-нет, — аббатиса, до сих пор неплохо владевшая собой, повела плечами, будто ежась от холода. Впрочем, возможно, так оно и было. — Его сожгли, на этом настояли люди епископа.

— Настояли, вот как? Интересно, почему же... В вашем хозяйстве используются такие колышки?

— Да, их можно найти во внешнем дворе... Летом сестры используют их, чтобы подвязывать растения на грядках, но сейчас... Возможно, кому-то они понадобились для чего-то еще.

— Например, для убийства. В тот день здесь, вероятно, было много посторонних?

— Только во дворе; там собрались те, кто хотел видеть приезд Его Преосвященства. Монахини, разумеется, воспитанницы и кое-кто из городских дам. Но внутрь монастыря не входил никто из посторонних, кроме самого епископа и его свиты, конечно.

— Значит, эту деревяшку мог взять и кто-то из ваших сестер, и кто-то из людей епископа, так?

— Вероятно... — аббатиса вновь поежилась. — Я не могу утверждать со всей уверенностью — я не видела, чтобы кто-то из них заходил в хозяйственные постройки, но... это могло быть.

— Мне нужно будет поговорить с теми сестрами, кто в тот день дежурил у ворот. И с теми, кто часто пользуется этими колышками. Пока же... вы можете показать, куда именно был нанесен удар?

— Сюда, — Йоханна коснулась пальцами шеи и тут же отдернула их, перекрестившись.

— Если так, крови должно было быть много, — проронил Бруно.

— Верно, — Курт кивнул. — И часть ее непременно попала бы на одежду убийцы. Даже если удар был нанесен сзади, рукава должны были запачкаться. Находили ли у кого-то из монахинь испачканную в крови одежду? Или, может быть, кто-то в тот день сильно поранился?

— Нет, — покачала головой аббатиса. — Ни о чем таком мне не докладывали. Если это был кто-то из сестер... — она вздохнула, словно пытаясь смириться с этой ужасающей мыслью, — то сумел тщательно скрыть все следы.

— Надеюсь, не все, — серьезно сказал Курт. — Моя практика показывает, что все следы скрыть невозможно. Всегда находится что-то, что преступник не принимает во внимание, какая-то деталь, которая в итоге выводит к нему. Мать Йоханна, я повторяю, что хотел бы опросить всех насельницвашей обители. Вполне возможно, что кто-то из них что-то видел, что-то, что даст нам зацепку.

— Я соберу сестер в зале капитула, — подумав, сообщила аббатиса. — С некоторыми будет сложно договориться, но я сумею их убедить. Только мне понадобится время.

— Думаю, мы сможем это сделать завтра утром, — поспешно отозвался Бруно, пока Курт не успел наговорить дерзостей. — Сейчас нам следует отправиться в резиденцию Его Преосвященства, я полагаю, — он взглянул на напарника, и тот кивнул, даже не пытаясь возражать.

Глава 4.

— Ты был удивительно сговорчив, — Бруно не упустил случая подколоть напарника, пока они пересекали Соборную площадь; по счастью, резиденция епископов Регенсбурга находилась недалеко. Вообще-то епископ вполне мог бы прийти в Обермюнстер и пешком, это не заняло бы у него много времени, но вряд ли соответствовало бы статусу.

— Не мни это своим достижением, — усмехнулся Курт. — Primo, я понимаю, что аббатисе нужно время на уговоры, и мое размахивание сигнумом и своими инквизиторскими полномочиями тут мало поможет; secundo, я действительно хочу сначала услышать версию людей Его Преосвященства фон Пелленхофа, потому что у меня есть все основания подозревать в этом убийстве мужчину, а не женщину, и, tertio, я предпочел бы, чтобы беседы с монахинями вел ты.

— Я? — Бруно даже приостановился от удивления. — Почему я?

— Ну... они монахини, а ты монах. Может, с тобой они будут откровеннее, чем со мной? Задавать вопросы ты умеешь — не первый год на службе, а я буду слушать и очень надеюсь услышать то, что нам нужно.