Архивы Конгрегации - 2

Наверное, тогда она была полностью беззащитной. Следователь мог бы увести ее в постель, но она казалась такой одинокой, что он не мог воспользоваться ее слабостью. А когда направил коня мимо нее, то заметил предмет, который она прятала за спиной. Оставалось возблагодарить мачеху, которая втолковала ему несколько нехитрых истин, среди которых была и такая: следуйте первым порывам, поскольку они самые истинные. Кому-то из троицы переростков сильно повезло — Мария подрабатывала и кухаркой, и в этот вечер, совершенно "случайно", у неё под рукой оказался увесистый каменный пестик для отбивки мяса.

Внезапно, он остро позавидовал Шульте — такая женщина! И у него было целых две недели — наедине с ней...

Единственным сексуальным партнером следователя, с момента его приезда в Померанию, была его правая рука.

Через неделю его навестил первый агент кураторский службы. С неприятными новостями.

— Похоже, здесь вы только теряете время. — Изукрашенный шрамами пират-виталльер, сошедший в ночи с люггера, заполненного контрабандными товарами, излагал порученную ему информацию четко и быстро: — Человек со схожими приметами два дня назад высадился с датского корабля неподалеку от Любека, и затерялся в городе.

— Я принял к сведению, благодарю вас. — Ответил следователь. — Выпьете чего-нибудь? Пиво, вино, шнапс?

— Шнапс. Из чего он?

— Грушевый, двойной перегонки. После него просыпаешься просветленным.

— Тогда напивайте полнее.

Осушив кубки, они тотчас вновь их наполнили. Пират-агент кивнул на слабый огонек свечи, пробивающийся через мутную пленку окна девушки.

— Не могу понять, что её тут держит. Уехала бы, еще молодая, вышла бы замуж... Да в Штеттине полно богатых вдовцов, которые за такую жену заплатили бы немало!

Следователь невольно подумал, что образ жизни непоправимо меняет человека. И что это относится и к нему тоже. Точнее — к нему это относится даже больше.

— Вы сделали свое дело, теперь уходите.

Без малейших признаков обиды, пират кивнул и направился к двери.

— Пока, напарник!

Прощание прозвучало излишне громким, наверняка и фрау Райхенберг и поздние посетители, засидевшиеся в зале. Подумают всякое про него... Ну и плевать. Плохая репутация — иногда очень хорошая штука...

Начиная с пятнадцатого дня, он заметил в ее поведении перемены. Визит в Кольберг, зашла в церковь. Недостаток слежки в одиночку — невозможно разорваться на части. Достоинство распахнутых дверей небольшого Храма Божьего — внутрь можно и не заходить, и так все прекрасно видно. Она поставила несколько свечей и ушла. Почему? Проверялась от слежки? Сигнализировала кому-то?

На мгновение он пожалел, что не потребовал от фон Бока журнал наблюдений за предшествующее время.

Новая странность — дважды за два дня останавливалась в яблочном саду вблизи дюн Кольбергер-Дип.

Что-то в этом было... Хотя она могла просто наслаждаться ароматом цветущих яблонь.

На девятнадцатый день слежки, прибыл второй агент. Замызганный грязью четырех земель, которые ему довелось пересечь, боец зондергруппы в штатском платье был голоден, грязен и измотан до предела, но вначале хотел выдать информацию, и только после жестких уговоров и следователя и фрау Райхенберг вначале отдал должное тазу превосходной похлебки, с торчащим в середине айсбергом здоровенным куском вареного мяса. Диаметр таза — не менее фута. Вес куска — не менее трем марок. Зондер съедает все, запив целой канной превосходного пива. Посетители громко аплодировали едоку, фрау смотрела на заснувшего молодца влюблено. Вдовые фрау в возрасте вообще смотрят влюблено на молодых людей, а если уж те съедают их суп целыми тазами...

Следователь выиграл так целый день, пока зондер отсыпался. В принципе, он уже знал, что тот скажет.

— Это точно он. Третьего дня был в Люнебурге, шел на юг. Или на Магдебург или на Брауншвейг. Эта тенденция уже тревожит — в Эрфурте был налет неизвестных на нашу явку. Там был пункт связи и обмена с охотниками. Два связных убиты, явка очищена от всего, что там было. Руководство считает, что вы ошиблись и ваша уверенность, что Шульте вернется к жене безосновательно. Вот...

На стол лег листок пергамента. Четкие буквы складывались в однозначный текст, который при всем желании нельзя рассмотреть двояко: "Я сообщу, когда придет подтверждение. Будь готов уехать в любой момент". И тайный символ в качестве подписи — известный только узкому кругу лиц. Все-таки полной уверенности в четкой идентификации цели у руководства не было... Следователь долго шлифовал лист куском пемзы, стирая текст, а потом написал свой ответ. В отличие от адресата, он был уверен.

Двадцать третий день. Новое изменение — на лавку, где Мария сидела в яблочном саду, подсела женщина. Вроде бы ничего удивительного — это была хозяйка дома, где Мария снимала комнату, но с другой стороны... Он мигом сделал стойку, как собака на охоте, и тихонько прокрался к ним. Далеко не подошел — заметили бы. Но с места, где ему удалось встать, можно было наблюдать артикуляцию говоривших:

— ... дом придется продать, милая, стара я уже. Внук в город зовет.

— Как же так!

— Да и дом-то обветшал, снести придется... Ты уж подыщи новое жильё...

Обычный разговор, ничего интересного. Но после него, следователь увидел нечто необычное. Такое, что остается в памяти надолго — Мария Шульте после разговора, сердечно распрощавшись с "тетёй Сабриной" ушла в дюны Кольбергер-Дип и долго сидела на песке, рассматривая ленивые волны. А потом — он не поверил своим глазам — она улыбнулась и рассмеялась. Он чуть с дюны не кувыркнулся, при виде счастливой Марии Шульте. При виде того, как она радостно вертит на пальце кольцо. Целует его.

Нужный день близок — вот что он понял в тот момент. Единственно, о чем он сожалел — что момент счастья этой женщины будет так недолог...

Дома он достал свою сумку, разобранную едва ли на треть содержимого. Достал деревянный ящик, заботливо провел кончиками пальцев по полированной поверхности крышки, щелкнул замочком... Внутри, завернутая в алый бархат лежала финальная часть его расследования, которая при первом взгляде походила на кощунственный крест... А на второй взгляд, он всегда вспоминал стрекоз, которых он любил ловить в детстве. Детство быстро прошло, а вот воспоминания — остались.

Он провел ночь, грезя своими воспоминаниями. Как всегда, он думал, что таким образом очищается, перед решающим ударом. Как всегда, он крепко подозревал, что занимается самообманом. Привычка, или традиция? Не все ли равно...

Gaudet patientia duris. Он уже знал, где встретит свою цель. Совсем близко от Кольбергер-Дип, в низине, где разлилось бесформенное озеро Камперзее, соединенное с морем короткой протокой. Во время ливней или бурь оно превращалось в морской залив, потом мелело и так — с сотворения времен.

С сумкой наперевес, он вышел из комнаты, где прожил почти месяц и, не удержавшись, прошел по улице так, чтобы быть максимально близко к окну её комнаты. Чутьё его не подвело — он что-то навевала.

Aut non tentaris, aut perfice. Иногда он ненавидел латынь. Главным образом потому, что проклятые римляне умудрились отливать во фразах те неясные чувства, что рождали его воспаленные адреналином чувства.

Нужный дом. Дверь, трещины, неструганные доски вкривь и вкось. Три удара в дверь. Два. Раз. Еще три. Простые шифры самые ненадежные, но наиболее запоминаются. Дверь медленно со скрипом отъезжает, царапая половицы, на пороге — мужик в одних штанах, в глазах — страх и затаенная злоба. Не дав сказать ни слова, протянуть руку так быстро, что тот отшатывается, смешно прикрывая живот. В кулаке зажат лист пергамента, сложенный треугольником.

— Ты знаешь, кому отнести. Верно?

Тот кивает. Стоит дожимать? Обязательно.

— Если попробуешь вскрыть — ты умрешь. Если не доставишь письмо минимум через два часа — ты умрешь. Если не начнешь шевелиться немедленно — ты умрешь.

Господи, как он рванул в дом! Надеюсь, стены не снесет от усердия.

Второй нужный дом, почти у самой окраины.

Три. Три. Три. Один. Дверь открывают почти сразу. О, молодежь. И прилично одетая. Парень и девушка, лица встревожены, но не боятся. Похоже, работают за идею. Иногда таких агентов он просто боялся. Чересчур инициативные. Поэтому в этот раз обошелся без дополнительных стимулов — парень кратко заверил, что послание дойдет в нужные руки спустя максимум полтора часа.

Теперь — самое страшное.

Пойма. Торфяные болота слева и песчаные дюны справа. Пружинящая травяная песчаная земля под ногами. Вонь водорослей. Запах рыбы и соли. Черная хлябь весенней грязевой жижи. Где-то недалеко отсюда на Марию напал тот насильник, науськанный ищейками фон Бока. Тот песок сейчас воспринимался, как самая прекрасная поверхность... Он нашел более-менее удобный участок, с которого открывался вид на протоку и расстелил шерстяной плащ. После того, как улегся — набросил на себя епанчу, постаравшись наиболее органично раствориться среди зарослей и камней. Не очень удобно, но... Хотя, одно удобство точно есть — тут до него не доберется третий гонец.

Он оказался прав. Они пришли утром двадцать пятого мая. Вознесение Христово. Christi Himmelfahrt. Der Teufel nimm! Люди, у вас вообще ничего святого нет? Хотя, кто сказал, что этот Шульте — малефик и возможный еретик? Есть вера фон Боку? Нет. Генрих Шульте может оказаться простым романтиком, выбравшим день праздника, совпадающего с древним языческим днем плодородия, для встречи со своей женщиной.

Но — романтик он или нет, а вот то, что предатель — бесспорно. И единственное что можно сделать — следовать инструкциям. Как там писал Хауэр?

Ну что — приступаем. Лучше всего приступать под считалку, подстроив все действия под ее несложный алгоритм. Сестра как-то услышала одну, которую рассказывали взрослые, и запомнила с первого раза. Потом за ними битый час гонялся с ремнем отец, когда услышал, как они ее распевали...

Поэтому считалку с подачи мачехи несколько модернизировали. Итак, начали.

Раз, два, Каспар заберет тебя!

Взгляд назад-вперед, инструмент готовсь! Все почему-то уверены, что оружие должно блестеть. Нет, после долгого-долгого использования оно будет матово-завосковешим от въевшихся масла и грязи, втираемых немытыми руками в разбухшее от влаги дерево. Женщина была еще далеко, а из протоки уже показалась тяжелая четырехвесельная шлюпка под парусом.

Три, четыре, пива ты не пей в трактире!

Следователь не поверил своим глазам — треугольный парус, под которым легкое суденышко форсировало мель, был пурпурно-красного цвета — не иначе, чтобы его было видно издали. Проблема была в том, что песчаная гряда закрывало это прекрасное зрелище от той особы, которой оно предназначалось...

Пять, шесть, А за маму будет месть!

Втянув в себя воздух, он задержал дыхание, осторожно ведя арбалетом чуть впереди мачты, уже видя свою цель — темноволосого мужчину, который не в силах сдержать порыв, прошел вперед, создавая небольшой дифферент на нос...

Семь, восемь, все тяготы мы переносим!

"Главный секрет умелого стрелка, — вбивал в их тупые головы сокровенное знание Альфред Хауэр, — не стремитесь попасть в голову! Цельтесь в жопу, она больше головы, шанс попасть выше, а вот когда попали — стреляйте второй раз — опять в жопу! Уже точно попадете. И третью стрелу — туда же. И если враг после трех стрел в то место еще стоит на ногах — тогда в голову. Или бегите".

Девять, десять, и врагов зарежем нах...!

Щелчок спускаемой тетивы звучит как прекрасная музыка. В момент выстрела арбалет чуть задирается вверх из-за поехавшего локтя? Или ветер внезапно усиливает свою скорость? В общем, Альфред вновь доказал величие своей методики тренировок — арбалетный болт прошел выше намеченного и угодил в висок ренегату и предателю Генриху Шульте, буквально вышвырнув его тело в воду. Четверо, сидящие на веслах, не успели ничего сделать — слаженный залп дюжины арбалетов превратил лодку и всех, кто в ней находился в гипертрофированных ежиков. Из противоположного конца протоки показались фигуры в коже и стали. Обещанный взвод зондергруппы прибыл вовремя и выполнил все его инструкции. Несколько фигур скользнули в воду, чтобы захватить шлюпку и увести ее в какой-нибудь тайный заливчик. А заодно поднять тело предателя.

Следователь оглянулся — женская фигура была еще далеко. Она с трудом передвигалась по нестойкой почве. Она опоздала к очередному представлению, устроенному в ее честь. К своему счастью?

Кусок срезанной с мясом кожи занял место в его сумке. Труп Шульте исчез, как и тела гребцов. Захваченные трофеи ждали исследований и экспертиз. Его ждала дорога. И неясное тревожное предчувствие близкой беды.

— Гребаная Польша. — Фон Бок на радостях позволил себе расслабиться. — Если б вы только знали, как мне иногда хочется собрать несколько взводов зондеров и ударить по польской границе! Устроить им молниеносную операцию по разгрому этого подполья...

— Точно поляки?

— Польский когг "Венцеслав" был замечен нашими рыбаками.

— Они могли и не знать о миссии Шульте. Так что будьте осторожны с вашими желаниями...

Сам следователь пил мало.

— Все же, я не понял. Растолкуйте — почему вы были уверены в том, что Шульте обязательно вернется к своей женщине?

Следователь довольно долго молчал, будто взвешивая слова, потом достаточно неохотно ответил:

— Четыре года назад он пробыл с ней две недели. Хотя, разумно было бы сразу бросить ее и перейти границу.

Фон Бок потрясенно, по-стариковски, всплеснул руками:

— Неужели, Шульте влюбился в женщину, которую использовал?!

Следователь промолчал.

Выезжая из Трептова, он специально направил коня ближе к дюнам. И не ошибся — ее светлые волосы блестели на солнце. Она сидела на песке Камперзее и смотрела на море.

Он спешился в дюжине шагов от неё. Девушка не оглянулась, продолжая смотреть в тяжелые, накатывающие на берег свинцовые волны. Наверное, она его просто не услышала.

Amor non est medicabilis herbis. Чертовы римляне и тут успели раньше.

На песке под его ногами что-то блеснуло. Он прищурился и не поверил своим глазам — это было кольцо, похожее, очень похожее, на то, что носила Мария Шульте. Похоже, оно соскользнуло с руки ее мертвого мужа.

— Я тебя понял, Генрих. — Проговорил он вполголоса. — Она — твоя. Навеки. И даже смерть не разлучит вас... Похоже, все таки ты был колдуном. Прощайте.

Небо расколола золотая трещина и как всегда неожиданно ударила сплошная стена воды. Усилился ветер — теперь он дул с моря. Следователь Конгрегации быстро сел на лошадь и погнал ее прочь, не желая смотреть, как море заполняет озеро, размывая протоку сплошной стеной тяжелой балтийской воды...

Ветер с Востока

Автор: Василий Григорькин

Донесение, что читал в третий раз Сфорца было... невероятным по содержанию. Нереальным по приводимым подробностям. Непревзойденным по числу свидетельских показаний, которые все это подтверждали. Если бы не это — и то, что данное послание напоминало по толщине приличную книгу — Сфорца уже давно шваркнул бы листами об стену и вызвал бы представителей curator rei internae, чтобы те разобрались с агентом, у которого явно начались нелады с головой. Но в том-то и дело, что с ума группами не сходят — и рассказ агента был должным образом подтвержден inspector"ом, который нашел смелость сделать соответствующие приписки, которые удостоверяли подлинность произошедшего. И более того — инспектор (смелый парень, надо бы поощрить и запомнить, далеко пойдет) провел еще изыскания на местности, которые немного прояснили картину и — парадокс! — еще более ее запутали.