— "Бабушка", "бабушка"! — усмехнулся Санька в наступившей тишине, прерываемой лишь чавканьем Пашки, да криком попугаев за окном. — Какая же она бабушка? Молодая женщина... И, при том, не лишена приятности... Зачуханная только. Но это уже вопрос бытовых условий...
— Ты дальше смотри! — чавкнул Пашка. — Ценитель! Посмотрим, что ты потом запоёшь!
Минут десять ничего не происходило. Пашка первый потерял терпение:
— Промотай вперёд, что ли?
— Нет, — упёрся я. — Момент пропустим.
Прошло ещё минут пять.
— Так мы до ишачьей пасхи... — начал было Пашка опять свою канитель, но в этот момент Мелиса открыла глаза и резко вскочила. Лицо её исказилось в гневе и она, резко выбросив руку в нашем направлении, стала что-то кричать, брызгая слюной и топоча ногами.
— Чё это с ней? — повернулся ко мне Санька. — Нас почуяла?
— Ага! — хрюкнул Пашка, вытирая рот углом скатерти. — С того света!
— Скорее всего, Седой пришёл, — сказал я. — Сейчас посмотрим...
И развернул изображение на сто восемьдесят градусов. Точно. У входа в низком поклоне согнулся наш старый знакомый.
— Хрен с ним, с Седым! — завопил Пашка. — Не отворачивай экран! Пропустим же!
— Пока Седой здесь, она ещё была живая, — успокоил я, разворачиваясь обратно. — Убийство произошло после его ухода.
— Вот и не фиг вертеть! Ждём.
Ждать пришлось недолго. Седой, не ожидавший такого напора, быстренько ретировался. Это мы поняли по изменившемуся выражению лица Мелисы. Оно стало у неё отсутствующим. Только пароксизмы гнева ещё искажали его. Она несколько раз нервно дёрнула подбородком и опять опустилась на своё место.
И вот тут произошло то, чего мы так долго ждали.
За спиной Мелисы проявилось лицо Кирюши и он, криво умыляясь (как всегда!), что-то произнёс, проведя над её головой каким-то предметом. И тут же испарился.
Она вздрогнула и вскочила на ноги, оборачиваясь на звук. Но в ней моментально что-то как бы надломилось. Лицо её исказило то ли изумление, то ли мука и она медленно осела на шкуры, головой свесившись через край.
— Кто бы сомневался! — сказал я и окинул присутствующих торжествующим взглядом.
— Не, ты дальше смотри! — заорал Пашка, тыча обглоданной костью в экран. — Смотри, что делается!
Пашка был прав. Творилось что-то несуразное: "не лишённое приятности", как выразился Санька, лицо Мелисы прямо на глазах начало сморщиваться и высыхать. Процесс старения шёл катастрофическими темпами! Руки, выпростанные из под покрывавших её одежд, истончились и от молодой плоти остались лишь кожа да кости. Голова превратилась в череп, обтянутый сморщенной пятнистой кожей. Глазницы и рот безобразно ввалились.
— Вот тебе и ответ, почему бабушка так смердила, — сказал Санька. — Её попросту насильно состарили. И, пока её нашли, да перенесли к вам на стартовую площадку, по её внутренним часам прошло не меньше пары лет.
— Уж воняла она, так воняла! — подтвердил Пашка, выуживая очередной кусок мяса. — Ей праву, кумочка!
— Ты что, сюда жрать пришёл? — не выдержал Игорь. — У меня бы кусок в горло не полез при виде такого!
— Вот и хорошо! — ничуть не смутившись, фыркнул тот с набитым ртом. — Мне же больше будет. Пончик как говорил? "Режим питания нарушать нельзя!" О! — поднял он жирный указательный палец и значительно выкатил глаза. — Я и не нарушаю.
Игорь возмущённо хмыкнул и отвернулся.
— Ладно, — сказал я, выключая изображение. — Что делать будем?
— А что тут можно сделать? — пожал Санька плечами. — Эти хлопцы нам не чета. Тут только ждать развития событий или прятаться. Явно же видно, что нам наступают на пятки. Убрали конкурирующую организацию, что по глупости влезла поперёк батьки в пекло. Им из-под тебя что-то надо, а эта экзальтированная дамочка влезла со своими амбициями не по делу. За что и поплатилась.
— Знать бы, что им надо...
— Ну, уж точно не браслет. Таких, как ты, у него были тысячи, сам же рассказывал. А он ищет именно тебя.
— Почём ты знаешь, как обстоят дела у остальных? Может, их тоже ищут?
— Опять собирает армию?
— Кто ж его знает? Может, и так...
— А как же тогда с заверениями Танзу, что Бей сидит в каталажке?
— Больше слушай! — чавкнул Пашка.
Воцарилась пауза. Пока моё воинство размышляло, я мысленно взбежал наверх и наткнулся на встречный поток внимания. От него веяло теплом и нежностью. Настя. Никому другому он не мог принадлежать.
"Чем занимается Виктор Владимирович?" — улыбнулся я.
"Сисю сосёт, — услышал я в ответ. — Почти уснул."
"Тебе там не мешают?"
"Да ну, что ты! Мне даже интересно".
"Ну и ладненько", — я чмокнул её за ушком, отчего она захихикала, и отключился, умиротворённый.
Подал голос молчавший до сих пор Помогай:
— Моя думай Земля спасай нада. Бей сама приходи. Сама говори какая хотел.
Пашка хохотнул:
— Уж она скажет! Будь спок! Не будешь знать, куды бечь!
А Санька согласился:
— Наш зелёный друг прав. Чего у моря погоды ждать? Делом надо заниматься. Нас сильно отвлекли. Примем необходимые меры предосторожности и продолжим начатое.
— Опять к Петровичу? — съехидничал Пашка.
— Почему бы и нет? Надо ж его отблагодарить за заботу? Надо. Но таких "петровичей" и без него хватит. Есть, где разгуляться. Тем более, у нас теперь два браслета. И мы можем работать сразу на двух фронтах.
— Представляю! — гыгыкнул Пашка. — Помогай в роли "парле-манте"! Все "петровичи", на фиг, разбегутся!
— Ну, Пал Ксанч, зачем же утрировать? Мы занимаемся экономикой, а Помогай работает над стабилизацией вращения планеты. Задача-то не потеряла актуальности до сих пор. Час "икс" близок.
— Будешь у нас стабилизатором! — похлопал Пашка по плечу Помогая. — Кариатидой. Небо держать, чтоб на голову, часом, не сверзилось.
Тот, явно не поспевая за разговором, растерянно крутил головой.
— Да ты не переживай! — посочувствовал Пашка. — Вовчик тебе обрисует задачу! Не боись!
— Моя не боись, — показал в улыбке Помогай свою великолепную сотню. — Моя не понимай. "Каритида"... "Стализатора"...
— Не бери в голову, — буркнул Игорь. — Это Паша так прикалывается.
21. ''Иностранная'' делегация
— Ну? И откуда мы начнём? — Пашка стоял впол-оборота к экрану и со скучающим видом покачивался с носков на пятки. Предстоящее мероприятие у него явно не вызывало никакого энтузиазма. Как, впрочем, и у меня.
Русская равнина стелилась перед нами спиралями циклонов. В промежутках без большого труда просматривались географические подробности.
— А давай наугад? Разницы-то нет. Всё едино. Везде разгром.
— Ну! Кто постарался?
— Ладно, Паш. Проехали. В зубах настряло! Предлагай варианты.
Он ворчливо оглядел панораму:
— А чё — "Паша"?.. Чуть что, так сразу: "Белоруссия!" — и ткнул пальцем в один из разрывов между облаками: — Ну вот, хотя бы сюда!
Сюда, так сюда. Это "сюда" оказалось побережьем Рыбинского водохранилища. Его северо-западной окраиной.
Картинка на экране приблизилась и мы нырнули под облачный покров.
— Сюда! — корректировал Пашка наш полёт, непонятно чем руководствуясь. — Сюда... Теперь сюда, над дорогой... Ещё чуть вперёд километров десять...
— Ну, Паш! — хохотнул Санька, молча наблюдавший за его выкрутасами. — Ты нас вообще, по-моему, в какую-то Тьмутаракань завёз! И не похоже, что центр России. Да ещё и снег кругом!..
Пашка мельком взглянул на него и, почему-то не оценив юмора, серьёзно парировал:
— Тьмутаракань много южнее...
Игорь удивлённо проскрипел:
— Хех! Ты даже направление знаешь? Я почему-то всегда думал, что это — образное выражение.
Пашка, не отрываясь от экрана, хмыкнул:
— Астрахань. Слыхал про такой кишлачёк?
— Это что, Тьмутараканью раньше обзывалось?
Пашка с усмешкой покрутил головой и выдал нараспев:
— "Ой, да говорила ж мине мама: в школу учиться ходють, сынок, а не прикалываться..." Тормози! — Это уже относилось ко мне. — С этих самых развалин и начнём нашу индивидуальную трудовую.
Мы зависли над просёлочной дорогой, на которую, как дольки мяса на шашлыке, были нанизаны сразу три деревушки, сросшиеся, считай, в одну большую. Среднюю из них рассекал перекрёсток. Одним концом эта поперечная дорога спускалась к обширному оврагу (скорее всего, это была какая-то речушка), а противоположным терялась в сказочной красоты лесу. На этом перекрёстке мы и остановили свой выбор.
— Мегаполис! — съязвил Санька, обозревая окрестности.
— Угу... И — ни души... — смущённо прикусил Пашка один ус. — А говорят, будто деревня встаёт до зари... Не верь глазам своим!..
По местным часам здесь уже должно было быть часов девять. Если не больше. Но улица пустовала. Население — будто вымерло.
— Прогуляемся? — оглянулся на меня Пашка. — Самое время для десанта. Пока никого местных нет.
— Как коллектив?
— Коллектив не против, — пробубнил Игорь и повернулся к Помогаю: — Без обид — посиди пока тут, понаблюдай. Мы-то к тебе привыкли, а там...
— Моя понимай, — улыбнулся тот в ответ. — Моя сама не хоти: тама холодно.
— Да уж! Наш Иван Сусанин выбрал местечко!
— Вот самому и надо было подсуетиться! — огрызнулся Пашка. — А то все молчали, Пашу ждали!
— Ладно тебе! Выходим!
Только мы переступили порог экрана, как нас тут же вычислили. Откуда-то с краю дороги, из запорошённых снегом кустов, выпрыгнула чёрная шавка и обложила нас звонким лаем. Издалека отозвались её единомышленницы.
— Не спишь, ПаУза? — повернулся к ней Пашка. — Гав-гав два раза!
— Не трогай ты её! — поморщился Санька. — Потом не отвадишь...
— От она мне нужна! Сама инициативу проявляет!
Свидетель нашего появления не унимался. Пришлось мне напрячь ситуацию. Строгий взгляд и телепатический посыл сделал своё дело: по дурному вревев и поджав куцый хвост, шавка буксанула на укатанном снегу и во все лопатки чесанула вдоль дороги.
— Чё ты там ей сказал? — Санька проводил её довольным прищуром.
— Показал, как выглядят драконы.
— Несчастное животное! — всхлипнул Пашка, запахивая лёгкую куртку. — Какая жестокость! Какой ужас... А здесь — гм-гм! — не юга, скажу я вам! — и он зябко передёрнул плечами.
Санька многозначительно хмыкнул, а Игорь указал на довольно крепкое деревянное здание, прятавшееся в заснеженных ветвях окружающих его деревьев:
— По-моему, вон там обитают органы власти. Как я понимаю, нам туда?
— Твоя ошшенно правильно понимай! — согласился Пашка, имитируя шелестящий голос Помогая. — Гля, и флажок для нас вывесили. Знали, гады, что искать будем! "Верной дорогой идёте, товарищи!" — изобразил он дедушку Ленина. Выставив ладонь в направлении сельсовета и наклонив голову, он первым целеустремлённо двинулся вперёд. Мы, естественно, последовали за ним.
— Эх, на крутой бы таратайке сюда подрулить, — посетовал Игорь. — С нами сразу по-другому запоют. А то будто цыгане с автобуса слезли. Чё'т мы тормознули, а, Вовчик?
— Да какие проблемы? Прошу!
Рядом с нами возникла та же машина, на которой мы совершали марш-бросок в иное измерение. Только теперь она блеслела, как соплями намазанная и следов перенесённых ею издевательств даже и намёка не было.
— Моя ж ты ла-асточка! — расстроганно запел Игорь, мгновенно преображаясь. — Как же я по тебе скучал!
— А сказать не мог? Я как-то и не того... Мне оно без надобности.
Санька заозирался:
— Ты бы народ-то не пугал... Изобразил бы, что она к нам издалека подъехала, что ли? А то прямо из воздуха...
— Где ты видишь народ? — гыгыкнул Пашка, занимая плацкарту на заднем сиденье и пропел ужасным фальцетом: — "Снова вымерло всё до рассвета!.."
— "Замерло", Паш, "замерло", — поправил его Игорь, любовно оглаживая машину, и, когда "певец" в ответ лишь презрительно хрюкнул, сочувственно вздохнул: — Бедная, несчастная та "Гармонь"!
— Я не понял, — Санька медлил с погрузкой себя в кабину. — Мы чё, эти два метра ехать в консервной банке собираемся? Я, вообще-то, могу и пешком туда дойти. Воздух-то здесь какой, а? — Он помахал перед носом ладонью, принюхиваясь. — Полезно и подышать.
Я его поддержал:
— Догоняйте. Мы — пёхом.
Воздух здесь и впрямь был чудесным. Чистым, звонким, морозным. Ни ветерка. Снежинки мягко падали на землю, тихо дополняя нарисованную за ночь картину. Из труб некоторых домов поднимались дымки, донося приятные запахи домашнего тепла.
— Я бы здесь и пожить не отказался, — поплотнее запахивая на себе не по сезону лёгкое пальто, сказал Санька. — Тихо, уютно...
— Да ты погоди нахваливать, — сказал я, всматриваясь в дверь сельсовета, смутно видимую сквозь усыпанные снегом лапы елей. — Может встретят нас, как та шавка.
— А ты ждёшь торжественный приём? Естественно, придётся применять меры убеждения.
— Не хотелось бы...
Мимо нас с гиканьем и Пашкиными воплями пронеслась Игорева "ласточка" и скрылась за поворотом извивающейся дороги.
— Куда их черти понесли?
— Тебе-то что? Кости разминают...
* * *
**
На пороге сельсовета нас поджидал облом. На двери висел здоровенный замок. Хорошо, хоть не ржавый. Иначе бы возникли сильные сомнения насчёт интенсивности работы сего учреждения.
Я недоверчиво подёргал его, будто надеялся, что это всего лишь видимость и обитатели нарочно спрятались за такой неумной ширмой, дабы осложнить к себе доступ.
С шиком напротив сельсовета притормозила наша "ласточка".
— Приехали! — хохотнул Пашка, подходя к нам. — Им по фигу, на чём там мы изволили пожаловать. Оне почивать изволють! Разрешите представить: "Слипин виллидж" в чистом виде! Блэк Саббат! Год одна тыща девятьсот шестьдесят девятый! — И он опять оскорбил наш музыкальный слух пародией на названную вещь.
Губная гармошка из его уст прозвучала прямо-таки не очень, но привела к неожиданному результату. На дороге неожиданно нарисовалась какая-то крупноформатная тётка в обнимку с велосипедом и зычным голосом, не предвещающим ничего хорошего, окликнула нас:
— Молодые люди! Вы кого хотели?
Её сопровождала крупная мохнатая собака, тоже не дышавшая благодушием. Она тут же зашлась длинной речью, содержание которой понятно было и без перевода: наша компания ей не нравилась.
Мы хором, как по команде, удивлённо повернулись на звук.
— Похоже, здесь не практикуется содержание собак дома на цепи? — тихо проговорил Санька, непроизвольно напрягаясь.
— Нам ба из начальства каво-нябудь! — съюродствовал Пашка, приноравливаясь к тёткиному выговору.
Та шестым чувством усекла насмешку и взгляд её посуровел.
— Ну, я — начальство! — заявила она недружелюбно, спускаясь с дороги и не выпуская из рук велосипеда. Она подошла к нам, напряжённо вглядываясь в лица. — Чего вам?
Я как-то смешался от такого вступления и не сразу вспомнил, зачем мы сюда вообще явились. Да и присутствие лающей собаки не способствовало задушевности беседы. Хоть и не пугало, но как-то нервировало.
Санька было начал объяснять, что у нас к ней серьёзное дело, но доминирующий собачий вокал не позволил ему прояснить картину. Поэтому после пары безуспешных попыток он устало замолк и уставился на источник звука. Тётка, наконец, обратила внимание на неудобство в общении и соблаговолила окрыситься на своё сопровождение. Но сделала она это как-то неубедительно, и собака продолжала обзывать нас последними словами. При этом она всё время поглядывала на хозяйку, виляя хвостом и как бы спрашивая: ну, как я, честно отрабатываю свой хлеб? Хорошо, хоть не кидалась проверять крепость наших нижних конечностей. И на том спасибо.
