-Посмотрим, я с Полосухиным посоветуюсь, а Кириллыч завтра про 'Соболь' скажет — если срастется, сможешь его отремонтировать-то?
-Надо посмотреть, думаю, что, наверное, смогу. Леху вон с Бирюком в подмастерья возьму, посмотрим...
Девчонки пошли спать, похихикали перед сном, позвали братиков, чтобы пожелали им непременно доброй ночи и засопели. И молчун Лешка произнес небольшую речь:
-Я честно скажу, опасался, что мелкие будут Маринку напоминать, но они такие, ну, благодарные, что ли, такие, как маленькие лучики. Смотришь на них, как они визжат, хихикают, ойкают, и самому теплее. А вы заметили — они ни разу не пожаловались? Вон, оцарапанные все — лазили на вишню, а хоть бы пикнули, я зеленкой их мазал, только шипят. Я честно, когда выходил, всяких ужасов наслушался: и как жилье начинают делить, и как родственникам ты не нужен... а мне очень повезло с вами, вот, не умею я много и красиво говорить, но здорово, что вы все есть у меня и у нас...
Диман Кондратьев работал, да ещё как, пристроил Леркин дядь Антон его курьером в дизайнерскую фирму, платить пообещали для четырнадцатилетнего пацана совсем даже неплохо, развозил он по городу всякие рекламки, документы — старался отвезти как можно быстрее, и опять летел в офис за новыми поручениями. Быстрого, смышленого пацана приметили, знали, что все порученное выполнит и документы доставит в срок — Диман летал по всему городу и пригороду на своем велике. Проезд оплачивали, а он, подумав, кой чего сделал, пошел к своему непосредственному начальнику всей курьерской службы:
-Я вот тут подумал, может, вот так будет лучше, посмотрите в окно.
Геннадий Васильевич с недоверием глянул, потом присвистнул и сказал:
-Пошли-ка, на месте посмотрим. Димка прикрепил перед рулем велика сетчатую корзинку, обклеил её рекламками их фирмы и покрасил весь велик в цвета рекламки. Яркий, бело-желто-красный велик привлекал внимание.
-Только вот надо бы наклейки сделать, и сзади я табличку прикручу, а неё наклейку, чтоб видно было, что фирма 'Олимп' и, это, кепки и футболки, допустим, на желтом фоне слоган наш крупно напечатать, вот и будет интерес побольше к нашей фирме. А то эта коричневая униформа такая скучная.
-Слышь, пацан, а у тебя голова варит. Я, честным делом, думал, ты из блатных.
-Какой я блатной, у меня вон за душой ни шиша.
-Не скажи, не скажи. О, стой! Вон подъехал зам по дизайну, ща и поговорим! Сергей Сергеевич, -окликнул начальник курьерской службы молодого, но крутого зама, а тот уже и сам шел к яркому велику.
-Вот, наш самый молодой курьер придумал.
-Кустарно, но идея хорошая, — выслушав смущающегося Димана, сказал зам. — Подумаем, разовьем, добавим яркости и вперед, молодец, пацан! Если будут ещё идеи — приходи, выслушать всегда выслушаю и если дельное что — поддержу.
И щеголял через десять дней Диман в фирменной футболке и кепке, и ездили по городу машинки, украшенные по его придумке.
А получая первую свою зарплату — аванс не в счет — Димка сильно удивился, сумма-то стояла в ведомости намного выше. Диман замялся, не расписываясь, ему как малолетке, банковскую карточку делать не стали, получал по ведомости.
-Тут вроде неправильно, у меня зарплата-то намного меньше.
Кассир пожала плечами:
-Сейчас узнаем. — Подняла трубку поговорила с бухгалтером, начисляющим зарплату и, положив трубку, сказала:
-Все верно, тебе выписана премия в размере твоей двухмесячной зарплаты за новшество, по распоряжению 'Три С.'
-А-а-а, ну, раз так бывает, — протянул Димка, — тогда спасибо!
Он уже знал что Сергея Сергеевича, того самого зама, зовут ТриС — фамилия у него тоже была на С -Солодов.
Зная практичную Петрову, не стал ничего покупать ей в подарок, хотя до зуда в пальцах хотелось купить ей что-то классное, купил одну красивую нежно-кремовую розу и пошел хвастаться.
-Лен, я вот премию получил, пойдем в выходной чего-то купим в подарок.
-Кому?
-Как кому: тебе, теть Даше с дядь Петей, твоей мамане чего-то на кухню, вон, домовенки какие смешные продаются.
-Ох, Кондратьев, все бы проматывал деньги, вот что ты без меня будешь делать?
-Не, а ты куда собралась? — опешил Димка.
-Да никуда, это я так, чисто из любопытства.
-Любопытной Варваре, сама знаешь...
-Ладно, а то накупишь всякой ненужной ерунды без меня...
В выходной долго бродили и по рынку, и по новому четырехэтажному комплексу. Практичная Петрова со знанием дела выбрала для всех небольшие подарки, мамке и теть Даше купили по красивому цветку -орхидее, дядь Пете, бате и Ленкиному папке — большие кружки с приколами, Диману... ну тут Петрова вертела и крутила его в разные стороны, всякие футболки, шорты, кроссы, спортивные брюки. Диман только пыхтел и покорно тащил все пакеты. А Петрова бодро ломанулась на выход.
Диман молча встал... Ленка лихо двигалась и что-то говорила ему, потом оглянулась... Диман замер статуей.
-Ты чего?
-Ничего, фига я отсюда уйду — ты ничего себе не выбрала.
-Да, ладно.
-Нет! — стоял на своем Димка.
-Ох, какой ты противный бываешь! Ладно, пошли!
Завела его в небольшой отдел, где продавались всякие поделки из полудрагоценных камней:
-Вот, может, что-то из комплектиков, недорогих!
А Диман увидел бусики, браслет и сережки из зеленоватого камня, ну точь в точь, как Ленкины глаза.
-Этот тебе подойдет, как твои глаза и... — он смутился.
-Димка, это дорого!
-Иди ты, Петрова. Лучше скажи, нравится?
-Ну да, — призналась Ленка, — я его уже видела недавно, но дорого.
-Примерь лучше.
Кароче, вышла оттуда Петрова, нацепив все это на себя, сказала, камень называется — нефрит, и все косилась на браслет, а Димка радовался, что смог угодить своей подружке.
Теть Даша аж прослезилась, увидев нежно-розовую орхидею. Расцеловала обоих и тут же усадила накормить.
-Мужики поехали на громыхалке за сеном, — сказала про дядь Петю и Димкиного батю.
Громыхалкой она звала собранный мужем агрегат, типа мини-трактора с тележкой, который громко трещал, исправно — не спеша, но двигался. Димка тоже принимал участие в его сборке, а сейчас его непутевый батя и дядь Петя почти каждый день ездили по хозяйству. Батя был в отпуске и, чтобы не ходил и не пьянствовал, теть Даша тут же припахала его на полевые работы. Они привозили то тонкие жердочки, то какие-то дрова, то хорошую черную землю. Батя как-то незаметно для себя постоянно пропадал у них, дядь Петя похваливал его, и батя вместо ханки стал чего-то мастерить даже и дома, аккуратно прибирая за собой. Теть Даша все так же была скора на расправу, и бате частенько прилетало по загривку.
-Завтра собрались в Акулино на три дня на рыбалку, а и пусть едут, все твоему некогда будет возле пивнушки отираться.
Батя уехал, а Димку после работы у подъезда ждал 'сюрприз'...
У разросшегося неподалеку от подъезда куста сирени мужики сколотили и поставили лавочку, и она редко когда пустовала. Вот и сейчас на ней сидела какая-то тетка.
Димка слез с велика и хотел уже открыть дверь в подъезд, когда его окликнули:
-Дим, это ты?
Димка скривился... и обернулся. Вся какая-то помятая и поникшая, мамашка боязливо смотрела на него.
-А я вот пришла по старой памяти... — она шевельнулась, и в пакете, стоявшем возле неё, явственно брякнуло.
-И чё ты хотела?
-Ну... с отцом поговорить за жизнь.
-Бати нету, он в отпуске. Уехал отдыхать, а я тебя не пущу, тем более разговор с тобой у нас не получится.
-Но я же твоя мать все-таки.
-Ни фига себе... кто где сдох? — изумился Димка. — Ты три года назад от нас отказалась, че тебе сейчас-то надо?
-А может, я жалею??
-Зато мы — нет. — Димка вздохнул, помня её прилипчивость — если что надо — не отстанет, развернул велик, сел на него и поехал к теть Даше, шумнув на ходу:
— Не приходи больше, нам без тебя замечательно!
А у Ковылиных Димку малость поколбасило, но теть Даша быстро успокоила его, привычно поворчав и сказав, что она сама с мамашкой поговорит, если та ещё явится. Но та больше не появлялась, а бате Димка и говорить не стал, тем более, что постоянно торчавший у Ковылиных батя заметно поздоровел, и похоже, у него там, в соседних домах появилась симпатия. Батя мылся-брился подолгу, старался быть аккуратным, Димка только радовался и втихую сплевывал через левое плечо. Он наоборот был рад, что батя на человека становится похожим, а если и женится, пускай... Там у подруги дом, руки мужские всегда нужны, пусть живут, а он, Димка, ох как давно привык один все решать, подумаешь, один будет, ...да и как один, Ковылины вон рядом, Петрова... пока тоже.
Он как-то заикнулся Ленке, что вот не пара он ей — отличнице.
-Дурак! Заткнись! — вот и весь ответ её.
А Тучкова материлась, бесилась, но все как-то пошло наперекосяк у неё после Наткиной свадьбы. Ох, как ей понравился Леха, но дурища картонная сама — все испортила. Явился этот пидэрсия, стоял на коленях, рыдал, ну и приняла обратно, не, жили только по-соседски, но эта падла спала только при работающем телевизоре. И по фигу было, что ей иной раз в четыре утра вставать — работала-то кондуктором в автобусе. Танюха орала, материлась, но все было бесполезно. И вот на фоне этой непрекращающейся нервотрепки-усталости она сорвалась на Леху. Позвонил вот в недобрый час, когда она, прооравшись и еще не отойдя от очередного скандала, рявкнула в трубку, не разобравшись, кто звонит. Ну и все, он больше не звонил. Подруга далеко, Полосухины тоже свалили отдыхать, блин, поплакать — и то не с кем. И такая непруха пошла сплошняком — этот попал в больницу — диабет, а он, сука, пьет, туда пришлось ходить навещать, чтоб ему...
Таня в коридоре столкнулась с 'любимой женщиной' Тучкова. Ну, не вмажешь же ей в больнице — не то место, а руки прям чесались в рожу дать!
Выписали дурака — все равно пил, сидел в своей 'Волге' возле подъезда: невообразимо толстый, еле влезавший в салон машины, а возле него кучковались местные крысы, готовые за сто грамм на все... Тучкова согрешила, она почти каждый день видела эту картину — сначала орала, потом плюнула и молча проходила мимо.
— Тут, Тань, и смех, и грех был, — рассказывал сосед, — запнулся твой Жир, упал, встать не может, эти полупьяные орут, суетятся, мат на пол улицы, а поднять не могут, дворничиха орет: "давай сгоняю до Васьки, он в это время на обеде — краном его поднимем"... Ну, вышел я, позвал Валерку с сыном — вот всемером и подняли кое-как. В нем точно полтонны веса.
-Вмятины на асфальте не осталось? Сука позорная, навязался на мою голову: "Я здесь прописан" и хоть убей. Боюсь, Вань, ухожу на работу, а он, падла, заснет с сигаретой и ...здец.
Пришла умотанная с работы, этот сидел в своем 'ресторане', а тут звонок по скайпу — подруга звонит, и все они там у Марьяна кучкуются: загорелые, веселые... и взрыдала Танюха, но Верка не была бы Веркой, если б не съехидничала:
-Не плачь, любимый рядом, ща придет, настроение поднимет.
-Сука ты, Вихрева, нет бы пожалеть!
— Мариан, — позвала Ржентича Вера, — иди, за Таня поговори.
-О, Таня, здравей!
Таня, увидев Ржентича, начала хохмить и прикалываться — не, ну с таким мужиком и сопливиться?
Марьян гоготал, жаловался, что торта многвкусного никто ему не делает, отговариваются все, а он часто вспоминает... Потом взял ноут и развернул его в окно:
-Таня, гледай — два мыжа, это за теб.
-О, Марьян, заверните и упакуйте!
-Кой мыж?
— Оба годятся. Ух, — Тучкова потерла руки, — уж я развернусь!
Поржала Таня с Ржентичем — не, ну повезло Верке, такой мужик классный, юморной, посмотрела на веселую сербскую компанию и дала себе слово, что на следующий год, если будет жива — наплюет на все и рванет к Верке... Вот уж где оторвется на всю катушку!
А мужик сербский спрашивал Веру:
-Я все правильно казав?
-Да, она сначала чуть ли не рыдала, а с тобой, вон, ржала на полсела.
-Как ты каже? На том стоим!
А Жира опять увезли из 'ресторана' на 'Скорой'. В больнице случился конфуз, прилег он на кровать и утонул, не выдержала сетка кровати его веса, пока его оттуда вытаскивали, упарились все. И лежал он потом на деревянном настиле, на двух матрасах, но все матерился, что жестко ему. И через десять дней в ночь — 'преставился', как сказала Танюхина мамка, Настя, при жизни не выносившая зятя на дух.
Соседи на полном серьезе говорили ей:
-Тань, тебе соболезнования выражать или поздравлять?
А Тучкова долго не верила своему счастью — дома было тихо, никто не орал, долбаный телевизор не включался, еда в холодильнике не исчезала с космической скоростью. Подросший внук пропадал у матери — дочки Тучковой, вышедшей второй раз замуж и живущей в Москве.
-Во, бля, и не думала, что так можно жить спокойно! — В разговоре с подругой восклицала Тучкова.
-Тань, ты на похоронах себя как вела-то?
-А-а-а, — засмеялась Тучкова, — подожди, сигарету возьму.
Прикурила:
-Не, я была вежливая женчина, горем убитая, ага. Шалавы дочка культурно так подошла: "теть Тань, можно мы с ним простимся, он ведь нам не чужой был?" — Конечно-конечно, он вам свет в окошке был... я не против!
— А сама отошла подальше, во избежание... Эта нагнулась над ним, а у меня такое желание дикое было...
-Ага, пинка под зад.
-Не, ну с тобой неинтересно совсем, все-то ты знаешь, бабка-угадка прям! А знаешь, как она удобно стояла, прямиком бы в ямку полетела... но я женщина серьезная. Разве я могу?
И долго угорали обе.
-Когда этих, наглых Серпуховских теперь выгонишь? Совсем оборзели, дома у них как будто нет! Татьяна Викторовна вся в стрессе, нет бы приехали, да я, как твоя бабка говорила "в гости навернулась", в шезлонге порелаксировала... Да ездила я к теть Маше, мы там с ней как две таджички-гастарбайтеры два дня от плиты не отходили... Она прям плакала, что урожай пропадет, ну я и помогла, только к ним ездить — ужас.
-Что так?
-Да полмашины банок всяких насовала теть Маша, я материлась-материлась, а она как не слышит, хорошо дяденька Сережка до квартиры сопроводил, не утащила бы все за три ходки. Вот и живу теперь, подруг!
Ленка Петрова, так привыкшая, что Кондратьев всегда рядом и почти беспрекословно слушается её, вдруг с удивлением поняла, что он ей стал совсем прям необходимым... А когда вечером на речке она сидела, отдыхиваясь после долгого заплыва — услышала разговор двух девиц из десятого, из их школы, то ей конкретно стало неприятно.
-Смотри, какой клевый мальчик!
-Который, их здесь много? — лениво спросила вторая.
-Да нет, вон тот, видишь, с того берега плывет.
-Ну ты даешь, я только голову и вижу.
-Будет он выходить из воды, погляди — фигура такая потрясная, и спортивный весь!
Ленка уставилась на речку, интересно же, кто такой потрясный? Несколько человек плыли с того берега, Диман тоже... посмотрим.
А когда приплывший Диман стал выходить из воды, тут Петрова зависла, что называется... эти две дылды обсуждали и положили глаз на её — ЕЁ — Кондратьева!