Книга 2. Воздушный стрелок. Учитель

Я отвлекся от размышлений и прислушался к разговору Гдовицкого с дедом.

— М-да. Но они явно использовали незнакомую мне технику, — покосившись на меня, признался Владимир Александрович.

— Дуришь меня, Володя... — тихим угрожающим тоном проговорил Громов но, заметив, как Гдовицкой покачал головой, пожевал губами и усмехнулся. — Ла-адно. Проверим. Ну-ка. Ты сейчас купол тишины ставил... Вот пускай они его... пройдут.

Ни хрена же себе запросы у старого! Да меня на экзамене на статус так гоняли!

— Но... это практика уровня подмастерья, — нахмурился Гдовицкой... и осекся. Ну да, а что тут скажешь. Громов — он Громов и есть. Только глянет — и любые возражения в глотке застревают... р-родственничек боярского розлива.

Услышав слова деда, сестрички явственно задергались. Не вовремя. Хм... А впрочем... Экзамен, говорите? Я повернулся к близняшкам и, сосредоточившись, попытался проделать то же самое, что и на своем испытании. Эмоциональный пакет с образами волной ушел в их сторону. Мила с Линой удивленно взглянули на меня и... неуверенно кивнули. А вот это уже дед заметил.

— Кирилл, будь добр, отойди в сторонку... для чистоты эксперимента, — безразличным тоном проговорил дед. Очень мне надо его дурить...

Гдовицкой вернулся на помост веранды и, остановившись рядом с Громовым, снял защиту от ветра.

— Не вопрос. — Сделав пару шагов в сторону, я сошел с веранды и, опершись спиной на деревянный столб, поддерживающий навес, принялся наблюдать. Вроде бы они все поняли правильно. Черт, все-таки насколько было бы проще, если бы проверку с самого начала вел Гдовицкой. Уже давно бы закончили с этой тягомотиной и разбежались по своим делам. Ну вот как, как может человек совершенно не знакомый с Эфиром и его применением, проверять знания по этой дисциплине? Бред...

Я ощутил, как рядом развернулся купол тишины, и плотнее прижался спиной к столбу. А Мила с Линой, сосредоточившись, "потянулись" прямиком к выстроенной Гдовицким защите. Э-э, не-не-не... я чуть слышно притопнул каблуком по мерзлому грунту. О, умницы, поняли. Да, заставить поисковик работать на разных поверхностях они пока не могут, но сейчас им это и не нужно, не зря же я тут звукоснимателем работаю...

Мила еле заметно кивнула и коснулась руки сестры. Ха, и работать над резонансом я их заставлял тоже не зря! Замечательно... Минута, другая... и Гдовицкой, заметив, как вскинулись белобрысые головы близняшек, снял купол.

— Только с разрешения учителя! — эк они, в унисон-то!

— А ты что скажешь, Кирилл? — поинтересовался дед, никак не отреагировав на выполнение задания. Ну на фиг!

— А о чем речь, Пантелей Дмитриевич? — поинтересовался я... Ну правильно, я же "ничего не слышал".

— Да вот я как раз Володе говорил, что Антуфьевы интересовались возможностью заключения брачного соглашения...

— Рано им замуж, — покачал я головой. — Вот обучение закончат — тогда пусть сами решают. А сейчас... Нет, если хотите через неделю после свадьбы платить виру за каждого убитого мужа... то пожалуйста. Но я бы не рекомендовал.

Дед ощутимо дернулся. А ты что думал, старый? Если мне пятнадцать лет, то я от перспективы избавиться от учениц голову потеряю, хвостом завиляю и сдамся? А вот выкуси.

Хм. Нет, когда тебя недооценивают, это, конечно, хорошо. Но вот когда считают идиотом...

— Экий ты резкий... — Громов вздохнул. — Можно же и таких мужей подобрать, чтобы и по статусу, и по опыту...

— Не выйдет. Все равно грохнут, — развел я руками и повернулся к сестрам. Достал меня этот хитровымудренный дедушка... окончательно достал. — Девочки, давайте-ка на касаниях пурпурную серию, во-он в тот валун. А вас, Пантелей Дмитриевич, я попрошу установить "щит Перуна" на него же... От души.

Необходимый "инвентарь" я телекинезом вытянул из кучи таких же камней, оставшихся после разборки фундамента бывшей конюшни, и установил точно по центру тренировочной площадки.

Дед неопределенно хмыкнул, пожал плечами, но просьбу выполнил, и двухметровый в диаметре валун затянуло пепельным маревом защиты уровня гридня... Древний щит, но очень мощный. От площадных дистанционных атак — самое то...

Сестры переглянулись, улыбнулись... и в щит полетела длинная очередь мелких пурпурных шариков света. О-оп! Переборщили, явно! Похоже, дедушка достал не только меня... Эту мысль я додумывал, уже падая наземь с криком "Бойся!".

Камень рванул, словно хороший фугас, и мы едва успели укрыться щитами, когда нас накрыло дождем каменных осколков.

Глава 4. Лицедейные лицедеи в лицедействе

Пантелей Дмитриевич был впечатлен... возмущен и ошарашен. Такой вывод я сделал, когда в ушах прошел звон от близкого взрыва... хотя чему в том валуне было так "бахать", я до сих пор не пойму. А вывод был основан на той матерной руладе, что доносилась до нас из-под черного купола, окутавшего деда. Хм... кажется, уходя в отставку с должности командира тяжелой минометной бригады, Пантелей Дмитриевич забыл сдать часть личной экипировки. По крайней мере, если меня не обманывает память Кирилла, именно так и выглядит "последний шанс" — личный щит, входящий в обязательный артефактный комплект каждого офицера русской армии.

Не ожидал дедушка такого выверта от пацифистских эфирных техник. Точно. А вот я не ожидал от него такой реакции. Ну в самом деле, кто бы мог подумать, что бывший военный, старший вой может так перепугаться?

Но вот маты стихли, щит свернулся, и Громов, с кряхтением разогнувшись, поднялся с дощатого пола веранды. Окинул нас взглядом и... сбежал. Нет, честное слово, он просто развернулся и потопал на выход... очень быстро потопал. Ну и черт с ним. Зато теперь совершенно точно никто не сможет сказать, что я плохо учу близняшек. Хотя, конечно, использовать такую мощную напитку воздействий им все-таки пока рановато. Вон как побледнели...

Переглянувшись с Гдовицким, я кивнул, давая понять, что позабочусь о пошатывающихся от перенапряжения сестрах, и Владимир Александрович, ответив таким же кивком, отправился догонять Громова.

Я окинул взглядом близняшек и вздохнул. Вот ведь чертов Пантелей! Не мог, что ли, прихватить девчонок с собой?

Проводив сестер в свою спальню, где они, что-то невнятно пробормотав, тут же завалились на кровать и моментально уснули, я вздохнул и отправился готовить обед.

А на следующий день меня ждал еще один "экзамен"... Двадцать шестое ноября — день демонстрации клубных проектов. В моем случае это означает, что первую половину дня я вынужден буду провести у плиты... Хорошо еще, что большую часть "подготовительной работы" я провел заранее, убив на это остаток дня после визита Громова.

* * *

Екатерина Фоминишна Нелидова отключила видеопанель и, потянувшись, поднялась из-за стола. До начала просмотра проектов новых клубов осталось всего четверть часа, а значит, пора собирать учителей, назначенных директором "судьями", и идти в главный зал, где с самого утра стоит дым коромыслом.

Шум и гул учителя услышали еще на лестнице. А спустившись на первый этаж, и вовсе замерли в удивлении. Все пространство холла перед главным залом оказалось заполненным учениками гимназии, среди которых можно было увидеть несколько островков спокойствия, представляющих собой небольшие компании взрослых, получивших персональные приглашения на представление.

— Екатерина Фоминишна, а почему они все здесь... а не в зале? — поинтересовался директор, окинув взглядом толпу. Но ответ на этот вопрос пришел совсем с другой стороны.

— Потому что представление еще не началось. Вы позволите? — Русоволосый младшеклассник, наряженный почему-то в костюм мажордома Большого протокола, выскочил из-за спин застывших на лестнице учителей и, спустившись на пару ступеней, провозгласил, иначе не скажешь: — Дамы и господа, мы начинаем представление клубов Гимназии имени святого равноапостального князя Владимира! Прошу вас пройти в зал!

Голос ученика, с неожиданной легкостью перекрывший шум в холле, заставил будущих зрителей развернуться к нему. А Бестужев-младший, ничуть не смутившись таким вниманием, коротко кивнул и грохнул о ступень тяжеленным посохом, увенчанным двуглавым орлом. В ту же секунду высокие двери главного зала разошлись в стороны, и холл наполнила музыка гимна времен начала прошлого царствования.

— Мне казалось, что сегодня мы будем смотреть совсем не выступление театрального клуба, — тихо проговорил директор, оказавшись в своеобразном амфитеатре, выстроенном в главном зале.

— Не вам одному, — согласилась Екатерина Фоминишна, покосившись на руководителя младшего "Б" класса. Но тот, поймав ее взгляд, только невинно улыбнулся.

Зрители заняли места, и в зале тут же начал гаснуть свет. Музыка затихла, и до слуха гостей донесся негромкий приглушенный голос все того же Бестужева-младшего:

— Эта история началась в одна тысяча девятьсот тридцать пятом году...

* * *

На самом деле она началась на семь лет раньше... именно тогда канцлером Второго рейха, по выбору имперских князей, стал Фридрих Отто Рейтнер, регент при малолетнем императоре Вильгельме Третьем. Именно благодаря усилиям регента, поддержанным курфюрстами, герцогами и прочими владетелями, Второй рейх, с таким трудом собранный Бисмарком, оказался вновь раздроблен на куски. А в тридцать пятом году русские князья созрели для повторения этого сценария у себя на родине. Благо обстановка в стране соответствовала... за исключением регента. При шестнадцатилетнем Василии был не ставленник князей, послушный и сговорчивый, а опричный боярин. Но это означало только одно: перед дележом страны нужно было устроить маленький дворцовый переворот...

Темное пространство в центре зала осветилось софитами, и зрители увидели интерьер небольшой спальни, явно копирующий известную комнату в Старом дворце, когда-то объявленную мемориальной. Огромная кровать с балдахином, среди подушек которой потерялась фигурка дремлющего юноши, небольшое бюро в углу, отгороженном ширмой, за которым сидит человек и что-то пишет под тусклым светом небольшой лампы. Тени мечутся по стенам... зал прорезает вспышка, и тут же раздается грохот грома.

— Игнат! Слышишь?

— Спи, государь. Это гроза... это только гроза, — оторвавшись от письма, говорит боярин... Но поднимается со стула и, словно прислушиваясь к чему-то, застывает на месте.

А в следующий миг интерьер озаряет еще одна вспышка, и боярин срывается с места к двум темным фигурам, неизвестно откуда появившимся в комнате. Бой короток, и несколько секунд спустя в центре комнаты уже лежат тела убийц, так и не добравшихся до своей цели. Но они не последние, и спальня юного правителя наполняется людьми. Эфир дрожит от применяемых техник, холод и жар сменяют друг друга... В какой-то момент боярин швыряет юношу себе за спину, и тот кубарем влетает в проход, неожиданно открывшийся в стене. Фальшпанель тут же встает на место... и бой продолжается... пока в комнате не остаются лишь распростертые на полу тела регента и шести нападавших.

Сцену скрывает темный купол, а в зале вновь разгорается свет. Зрители, до этого молча наблюдавшие представление, начинают переговариваться, делясь впечатлениями, но раздается голос Бестужева-младшего, явно взявшего на себя роль ведущего этого странного представления, и в зале вновь воцаряется тишина.

Василий Шестой бежал из столицы, а собранный тем же утром совет князей объявил о его смерти... от руки регента. Начинаются гонения на бояр, присягавших государю. Боярская Дума молчит. Династия, правившая Русью на протяжении тысячи ста лет, обезглавлена, и князья готовятся делить огромную страну на части, словно пирог. Но перед этим нужно задавить город, который никогда не смирится с таким дележом... не из какой-то неземной любви к правителю, а просто потому, что большинство тамошних бояр — личные вассалы государя, и их смертей роды князьям не простят. И спустя год после взятия власти Княжеский круг отправляет свои войска "на подавление бунтов" в Новгороде.

Купол, скрывавший "сцену", исчезает, и перед гостями оказывается искусно сделанный макет Великого Новгорода и его предместий. К городу тянутся звенья миниатюрных истребителей, сопровождающих внушительные по сравнению с ними тушки бомбардировщиков, и им навстречу тут же бросаются самолеты защитников города. В воздухе завязывается бой, а по земле уже ползут коробочки танков, смешных, угловатых, ничуть не похожих на современные. Крошечные язычки огня вырываются из стволов, и над позициями защитников взметываются султанчики взрывов. Но вот артиллерию нападающих, долбившую по городу, вдруг накрывает настоящий огненный дождь, а следом за ним рвущееся вверх столбом облако блистающих в свете софитов снежинок промораживает насквозь целую группу танков... Между атакующими машинами расцветают взрывы, а на позиции княжеских войск, появившись словно из ниоткуда, обрушиваются штурмовики с двуглавыми орлами на фюзеляжах, и бой постепенно превращается в бойню.

Разогнанные было гвардейские полки появились под Москвой через две недели после неудачной для князей битвы под Новгородом. Вооруженные со складов опричников, под государевым стягом, они почти без сопротивления взяли столицу, где в это время уже шла резня всех со всеми. Князья добивали ослабевшие роды неудачников, участвовавших в "подавлении бунта", уменьшая количество участников дележа "пирога", и не обращали внимания ни на что вокруг. А может и обращали, да только времени, чтобы дать отпор государевым войскам, у них просто не было. А тут еще и переметнувшиеся к ним во время переворота бояре решили напомнить, что предавший однажды предаст не раз, и рьяно взялись резать своих недавних "благодетелей".

В результате от изначального Княжеского круга из двадцати шести родов до суда дожили только пять, да и то изрядно прореженные. Настолько, что из прямых участников заговора уцелели только трое князей...

Вновь, темный купол окутал "сцену", а когда он исчез, перед гостями оказались интерьеры Старого дворца. На плечи молодого государя ложится расшитая обережная рубаха, бояре подносят коронационное облачение... И вот Василий уже в соборе, под пение хоров принимает царский венец... Чтобы первым своим решением на престоле отправить оставшихся в живых князей на плаху и изгнать их роды из пределов государства. А вторым указом становится объявление о мобилизации. Бушевавшая в Европе уже три года война постучалась в двери России.

— На этом, первую часть нашего представления, объявляю закрытой... а столы уже накрыты и ждут. — Звонкий голос Бестужева вырвал гостей из задумчивой тишины, воцарившейся в зале, когда сцена вновь была скрыта уже знакомым куполом.

* * *

Двое из приглашенных взрослых устроились в нише у высокого окна школьного холла и, время от времени прихватывая со стоящих на подоконнике тарелок канапе, тихо перебрасывались короткими репликами. Предметом их обсуждения стал только что завершившийся показ проектов новых школьных клубов, созданных неугомонными младшеклассниками.