Грэйв. Общий файл

— Замрите! Сейчас отсюда вылетит птичка!

Макс делал воображаемые снимки, бегал влево-вправо, падал на колени, фотографировал подбегал, поправлял прическу, требовал поднять подбородок, улыбнуться, не мигать, отбегал, фотографировал, ложился на спину, фотографировал, строил рожи, в общем, дурачился вовсю. Наконец объявил, что пленка закончилась, всем спасибо, можно одеваться, красить губы и ресницы, после чего идти купаться. Девчонки со смехом опустились на лавочку. Отсмеявшись они немного пошептались, Зинка что-то скомандовала и девчонки накинулись на фотографа, повалили его, подхватили за руки за ноги и потащили к морю, там неловко раскачали и бросили в воду.

— Будешь знать, как от коллектива отрываться — объявила Зинка. Ходи теперь в мокрых джинсах. А высохнут — мы тебя снова намочим, правда, девочки? — Те закивали.

Макс поднял руки, выходя на берег

— Все-все, сдаюсь. Только не стреляйте. Глазками.

Зинка в этот день прикалывалась вовсю, девчонки пытались не отставать, так что Максу не удавалось выкроить ни минутки, чтобы вспомнить покинутый семьдесят седьмой и грядущий девяносто первый. Впрочем, к вечеру, когда он развел костер, чтобы пожарить "остатки" мяса, ему не удавалось вспомнить и то, чем именно они занимались весь этот так быстро пролетевший день. Вроде загорали, вроде купались, вроде играли в футбол волейбольным мячом, вроде бросали друг-другу Ленкину летающую тарелку, вроде даже в глупейшую Зинкину бутылочку играли, вдоволь перецеловавшись каждый с каждым. Вроде крайне насыщенный день, а вспомнить ничего не удается. В голове не осталось совершенно ничего конкретного, кроме того, что Юлька с Ленкой целуются не хуже Зинки. Как будто в детство впал — думал Макс, укладывая вещи в багажник — вот точно также проведешь весь день в парке культуры, а что именно делал, не вспомнишь — вроде целый день на карусели катался, а денег родители дали всего-навсего гривенник, на один раз.

Остаток вечера был посвящен гаданиям и воспоминаниям, где именно могли вывалиться из кармана джинсов ключи от машины. Смущенная Зинка облазила весь маршрут, по которому несла ворох одежды. Макс сказал, что в море ключ вывалиться не мог никак, но и там его немного поискали, волн не было, а вода была кристально чистой, как зимой. Искали и в салоне машины, и в багажнике, выгрузив всё и перебрав все вещи, и в беседке, и вокруг машины. Наконец Ленка вспомнила, что Макс утром ходил в лес за дровами. Дальше все пошло по намеченному плану. Высаживая девушек, кого у подъезда, кого за углом соседнего дома, Макс еще раз извинялся за дождливую ночь в палатке, обещал исправиться и отдариться.

— Ты, Эдик, — сказала Зинка, зайдя к Максу в кабинет, — главное, с парнями там не трепись, а не то комсомольское собрание соберут по поводу морального разложения сотрудников 87-й лаборатории. В Риге нравы хоть и посвободнее, чем в Закавказье, но любителей паранджи тут тоже хватает. Ничего не было, а припишут невесть что. С тебя то как с гуся вода, своей квартиры нет, снялся да уехал в другой город, а мы здесь с рождения живем.

В понедельник строительные художества Макса чуть было не открылись на всесоюзном уровне. Приехавший на день из Москвы старый приятель главного архитектора города спросил, что за слухи ходят здесь о каком-то скоростном строительстве. Анцис Рихардович, уточнив у подчиненных, где именно находится этот новострой, отправился взглянуть своими глазами. Никакой стройки, конечно, не было и в помине, все было готово, не придерешься.

— И вокруг все чистенько, свежая травка. И проект очень знакомый. Гармонично здание вписалось в существующий ансамбль. Хороший проект, только когда же я его подмахнул то? Или это зам постарался? Нет, наверное, я. Слишком знаком проект. С той вот стороны колонна от крана должна быть. — архитектор попросил водителя проехаться в сторону реки, осматривая здание с этой стороны. Колонна была, именно там, где и представлялась в памяти. — Нда, стройка стройкой, а вот эту грунтовку могли бы и заасфальтировать заодно. Хотя, конечно средств на это нет. Да и территория пустовата, как раз промзону расширить, значит, дорога пропадет. По— моему, я и эти планы уже видел — вот тут еще два здания, четыре этажа, красивая галерея между ними и еще несколько зданий. Черт, ну все-таки, когда же я это подписывал то? Память уже отказывает, надо в хороший санаторий путевку выбить. Вернусь, надо документы на эту стройку поднять. Осторожно только, а то сразу пойдут слухи, что на пенсию мне пора. А мы, дети красных латышских стрелков, должны соответствовать. Мы, латыши, не то что эти русские, они мятеж проморгали, а мы революцию спасли, самого Ленина. Да и Бермондта именно мы в 19-м не пустили через Ригу, без нас взяли бы белые Петроград и не было бы никакого СССР. Сплошные заслуги, а ни одного олимпийского объекта не дали в Риге построить, черная неблагодарность. Когда же это строительство могло начаться то? Нулевой цикл явно не позже середины мая прошлого года начали, значит, проект надо искать в прошлогодних мартовских папках и раньше. Что я там искать могу? Ага, проект на тот дом, который, как только его приняли в эксплуатацию, так сразу фундамент просел, разбирать дом пришлось. Вроде как анализирую, с другими проектами сравниваю, виноватых ищу. Зря я проект того дома не глядя подмахнул, на этих русских понадеялся. А нет, это же Вилниса племянник виноват, допелся, дотанцевался на праздниках песни, нолик где-то пропустил. Все равно русские виноваты, могли бы и проверить расчеты молодого таланта. Так что по геологам пройдусь, эти вернее всего на проект выведут. Все, решено. Иван-дурак сразу бы документы приемной комиссии запросил бы, а потом и всю историю по номерам выудил бы, тут то он и спалился бы, расписался бы в своем склерозе.

Анцис Рихардович вернулся к себе, сходил в архив и в первой же папке за март 76-го обнаружил искомое. Ну да, вот и моя подпись. И чего всполошились — стройке больше года. Вот любят эти русские сплетничать, хлебом их не корми, год в неделю превратили, слухи аж до Москвы дошли. Да, год на все это, конечно, быстро, но не настолько же, чтобы слухи распускать.

Провожая приятеля на вечерний поезд, Анцис Рихардович рассказал, из чего слухи выросли. Вместе посмеялись над глупым населением, для которого что год, что неделя — все едино.

Великая вещь сны, — думал Макс, слушая оперативный доклад грэйва по нагрянувшему к институту архитектору — вот не было их, ну как внушить человеку хоть что-то? Подсадка бакриса была бы бесполезна, бодрствующий человек сразу заметил бы лишнюю картинку нейромонитора. Только обрывки мыслей узнать можно было бы, да поди в них разберись. Ну еще самочувствие менять. А так, сразу после выхода из сна, покажи картинку, человек думает, что сон продолжается, а сон, он хоть и относится к мечтам, но основан лишь на той информации, которую человек получал в прошлом. Хорошо бы, конечно, вживить что-то, чтобы мысли поменять, но нельзя, да и не человек это уже будет, а тот же робот — левой-правой, стоп, шагом марш. Убери бакриса — и человек пойдет куда раньше шел.

Макс вернулся к изучению будущего. Ясно было одно — ничего не ясно. Вот даже эти четверо, сгоряча отправленные на другую планету хлебать баланду из корыта. То ли завербованные предатели, то ли искренне заблуждавшиеся, то ли просто мародеры. Даже полиграфом их не проверил. Теперь все равно поздно, назад их не вернешь. И ведь двое из четверых сейчас были вообще никем. Как они потом пролезли во власть — непонятно. Кто-то ведь наверх их тянул. То ли моральное разложение, то ли осознанное предательство. Или еще что-то, нельзя же назвать предателем человека, ловко маскирующегося под своего. Или можно? А если он сейчас верит в одно, а потом в другое, он кто? Даже те, кто в будущем станут кровожадным зверьем, для которого жизнь всего лишь немного несогласного с ним и копейки не стоит, даже те сейчас могут быть хорошими ребятами. Расскажи такому хорошему про него самого, будущего, как про кого-то другого, готов ведь задушить будет, горло тому мерзавцу перегрызть. Что же с вами стало, хорошие парни и девушки, что через пару десятков лет вы готовы будете по головам идти, да еще и гордиться этим? Кем станет хороший парень Сидоров-три, кем станет хорошая девчонка Ленка, кем станет умный и рассудительный Один? Что с ними сделают эти горбачевские очереди? Смотрел я выдержки из перестроечных фильмов. Очереди за водкой и вином, отвратительные звериные лица бывших передовиков производства. Рядом посмеивающиеся милиционеры, они, конечно, и сейчас не поголовно ангелы, но сейчас то хоть кто-то из них старается жить по закону, во всяком случае большинство сейчас мимо такого безобразия не пройдет. Интеллигентные профессора, собирающие бычки на тротуарах. потому что сигарет в киосках нет никаких. Талоны на макароны. Куда однажды исчезли товары с полок и откуда они заново появились сразу же после смерти СССР?

Нет, Горбачев все-таки виноват. Тракторист, севший за руль фуры и разбивший ее уже через сто метров. Главком, бросивший армию, испугавшись крикливого начальника стройбата. Хирург, не пожелавший причинить боль пациенту с загноившимся аппендицитом. Даже, если он не предатель, а просто дурак, виноват однозначно.

Но ведь кто-то его продвигал. Похоже Андропов, будущий генсек. И давно продвигал. И сам он тоже весьма неоднозначен, потомки так и не определились с его ролью. Идиотизма в его действиях местами просматривается не меньше, чем в действиях Горбачева. И очень похожего идиотизма. Остановить все движение на дороге ради одного нарушителя. Один с облавами в кинотеатрах, другой с антиалкогольной кампанией. Идиоты или диверсанты? Вот и посмотрим, всех посмотрим. Если человек верит, что цель за холмом, он в болото не свернет. Вот Брежнев верит. Я-то на основании информации из будущего думал, что давно не верит, если вообще верил когда-то. А ведь верит. Так что с Брежневым еще разберемся, чего он хочет, что ему мешает. Ангелом он быть не может, давно погряз в аппаратных играх, вон, Хрущева здешнего подсидел. Хрущева уже не проверишь, может и правильно подсидел, но все-таки ведь скинул, того скинул, кого долго заверял в искренней преданности. Информация из будущего — всего лишь галочка напротив фамилии. Самых одиозных будущих проверим в первую очередь и со всем тщанием. Пусть молятся своим гитлерам и бандерам в соседней с Горбачевым клетке. Минимум четыре измерения на планете, места всем хватит, никто не уйдет обиженным.

Брежнев проснулся поздно, в двадцать минут девятого. Сразу вспомнил ночной кошмар. Машинально взглянул на плечо — никакого следа от укола. Конечно, какие могут быть наяву следы от укола во сне. Брежнев легко поднялся, подошел к окну, раздвинул шторы. Что-то как-то слишком легко. Вернулся к кровати, сел. Легко. Сомнения усилились. Встал. Сегодня ничего не болело, не тянуло, не пульсировало. Как будто пару лет скинул. Нет, минимум пять. Брежнев взглянул на пол, туда, куда во сне черт бросил халат и крылья. Конечно же, там ничего не было. Кроме кучки легкого пепла. Не сон. Брежнев достал из стола конверт и чистый лист бумаги, легко сел на корточки и смел пепел с пола в конверт. Вызвал охранника.

— Держи, Владимир. Хоть твоя епархия только охрана, все же дуй к вашим химикам, и чтобы уже через два часа я знал, что там внутри. Приказ Генерального секретаря. Не просьба, а именно приказ.

Богомолов удивленно взглянул на генсека.

— Хорошо выглядите сегодня, Леонид Ильич.

Брежнев взглянул на часы.

— Две минуты прошло. И чтобы первым знал я, а не твое прямое начальство. Распустил я вас.

Богомолов щелкнул каблуками и удалился.

Всегда бы так. Не прикрикнешь, так неделю будут возиться. Но до чего же сегодня легко. Не обманул черт со своей рекламой. Вот только зачем ему моя душа? Я что, в рай должен попасть, вот и перекупают? Или что-то другое ему нужно? Чтобы я сделал что-то такое, чтобы вся страна меня прокляла? Зачем мне тогда молодость, сам ведь застрелюсь. Ага, вот он то самый грех, за который в рай никогда не пустят, грех самоубийства. Может, именно это черту и надо?

Мучиться сомнениями можно было еще долго, поэтому Брежнев решил заняться делами. Все сегодня делали ему комплименты, все немного удивлялись. Брежнев спросил у Косарева, когда тот мерял ему давление — "Ну как там, Миша, долго еще мне осталось?", на что тот ответил, что медицина сейчас делает громадные шаги, так что не стоит думать о возрасте, да и какой это возраст, всего-то семьдесят, что сегодня давление отличное, и вообще, последнее время наблюдаются значительные улучшения, что сегодня даже дикция отличная, но курить все равно не стоит, даже с курящими находиться противопоказано.

В назначенное время прибыл Богомолов. Пепел оказался самым обычным, сгорело что-то органическое, вроде хлопка, а также что-то животного происхождения, судя по следам какого-то керотина. В пепле имелось повышенное содержание серы, но на остатки спички непохоже, нет ни кремния, ни калия, ни цинка, имеющихся в головках. Более точно можно сказать только после длительных исследований. Брежнев велел передать, что точные результаты ему не нужны, главное, не отрава какая-то была вместе с письмом в лично полученном конверте.

— Пусть побегают, понервничают, — подумал Брежнев. — А то окружили, все письма только через секретарей, даже личная записка мимо них не проскочит. Был бы я молодым, трудно пришлось бы мне с бабами, с такими-то порядками. Вон, даже Нинку в прошлом году убрали. Может и правильно убрали, много себе Коровякова позволять стала, но это я должен решать, а не они. А то получается, как в песне этой молодой певички, король не может жениться по любви. Интересно, кто автору сюжет подсказал? Намек ведь тонкий, вряд ли тезка сам до этого додумался. Ну ничего — помолодею, разберусь. Я им покажу еще, кто такой Брежнев. Конечно, не Володькино управление этим занималось, но все-таки. И вообще, обленились все, в таком ведомстве и такой бардак. А все Никита, с его личными комплексами, рубил направо и налево, правых и виноватых, архивы подчищал, от компромата избавлялся. Уму непостижимо — тоннель есть, а документов на него нет. Зачем им архивы, если сами в них разобраться не могут, все запутали. И все секреты, секреты, дот еще в 41-м взорван, потом еще раз, дорогу над ним проложили, а докладная, сколько бетона и арматуры на дот израсходовано, все еще секретная. Вот сколько страна сил в этот забайкальский тоннель вложила, и все напрасно могло бы быть. Ладно, война началась — понятно, не до стройки, замаскировали-засекретили до лучших времен, ладно послевоенные годы — восстановление разрушенного, средств на новую дорогу не было. А потом то что? Пертурбации в ведомстве, одних в расход, других на их место, тот же 37-й, только все по-тихому. И все, допертурбировались пертурбаторы — никто ни черта не помнит, пожалуйте, стройте все по-новому. Ну вот обнаружили тоннель — ладно, черт с ним, пусть все эти "кто строил, да когда строил, да сколько народу положили на стройке" остаются секретными, но план то, сам проект зачем теперь скрывать то? Два раза на Юру сообща давить пришлось, пока он все старые планы нашел и отдал. А все ли? Может еще чего-то строили да засекретили, может из-под Кремля есть метро до самого Сахалина? Ну или хотя бы тоннель под Сахалином? Ведь копошились там чего-то после войны, точно помню. Надо с Юрой по душам поговорить, пусть все-таки продолжает архивы на предмет строек шерстить. Может тогда этот БАМ еще при моей жизни построят. Как это там было у Некрасова, "папаша, кто строил эту железную дорогу?" Возможно и про меня потомки нечто подобное сочинят, только светлое и без издевки.