— Потому что те, кто остался, отказались от христианской веры. Они стали верить в то же, во что верим и все мы. Иначе им было бы сложно остаться среди нас.
Брат Томас так и сел, открыв рот, потом стал читать слова молитвы. Промолившись где-то минуту, он сказал:
— И они пошли на это... даже не под угрозой пыток?
— Да.
— Чудовищно... сколько душ погибло... хотя если некоторые из них ещё живы, их ещё можно спасти.
— Почему погибло?
— Потому что если человек был окрещён, но потом отказался от Церкви, то на том свете он будет подвергнут страшным мучениям.
— Почему?
— Я понимаю, что ты язычник, и тебе трудно понять это... Но вот ты присягал своему государю и понимаешь, что если ты нарушишь присягу, тебя жестоко накажут.
— Однако присягают взрослые люди, которые осознают всю важность своего поступка, а крестите вы ничего не понимающих младенцев. Крестите вы также взрослых людей, которых принуждаете к этому силой оружия. Неужели вы думаете, что к клятве, данной под угрозой насилия, они могут потом относиться серьёзно и считать своим долгом её соблюдать?
— Что касается младенцев, ведь родители-христиане считают своим долгом окрестить дитя как можно раньше, так как оно в любой момент может умереть, и лишиться из-за этого спасения. Что же касается принудительного крещения взрослых — знай, что лично я не считаю это правильным, ведь когда перед язычником стоит выбор — крещение или смерть, он выбирает крещение, но не потому, что выбирает Христа, а потому, что не хочет умирать. Нет, это неправильно. Я верю, что Бог безгранично милостив, и все людям сам так или иначе указывает путь к себе. Ведь даже то, что произошло этой ночью... Первый Инка мог погибнуть, но Господь не попустил этого, это знак, что Господь хранит его и не хочет его вечной погибели, хочет, чтобы он обратился к нему и покаялся.
— Покаялся в чём?
— В смерти Горного Льва, например. Ведь он приложил к этому руку?
— Скажи мне, христианин, как вы всё-таки относитесь к пролитию крови? Вроде вам завещано "не убий", но лить кровь для вас не редкость.
— Можно убивать только в бою, ну или, в крайнем случае, казнить преступников. Всё остальное — грех.
— Значит, когда некто подсылает к другому убийц, он грешит?
— Безо всякого сомнения.
— Скажи, ведь убивать в бою или казнить преступников не считается грехом, потому что они сами покушались на чью-то жизнь, так?
— Ну, в общем да.
— А вот если некий человек раз за разом подсылает другому убийц, то имеет ли право его жертва убить того, кто пытался отнять у неё жизнь? Или это грех?
— Лучше в такой ситуации попытаться вызвать на честный поединок.
— Но если это невозможно?
— Тогда... не знаю. Конечно, люди имеют право защищать свою жизнь, но грань тонка...
— А как бы ты сам поступил в такой ситуации?
— Лично я бы смирился с судьбой. Будь что будет. Если умру, то значит, таков Промысел Божий обо мне. Однако советовать такое другим я бы не решился. Я монах, моя жизнь итак принадлежит Господу, но я не могу посоветовать поступать подобным образом тому, после кого останутся вдова и сироты. У меня бы язык не повернулся сказать ему такое.
— Ну а если бы погиб наш государь, осиротела бы вся страна. Значит, с его стороны убить Горного Льва было правильно, и каяться тут не в чем.
Брат Томас несколько ошалело смотрел на своего собеседника, не зная, что ответить. С точки зрения логики он был прав, но и соглашаться с ним не хотелось. Брат Томас не мог бы объяснить почему. Вспомнился вчерашний разговор с Кипу. Да, местные жители рассуждают в первую очередь критериями вреда или пользы для общества, для христиан же это хоть и важно, но не самое главное. Критерий пользы с размаху перечёркивал кающихся блудниц и разбойников, вообще весь этот мир вины и покаяния, который безумно дорог любому искреннему христианину. А местные жители? Да, они не предаются порокам, они добродетельны, но чисто по-язычески. Они не ведают ощущения собственной греховности и горькой радости покаянных слёз. Жизнь без этого, пусть даже достойная и добродетельная, казалась брату Томасу какой-то безвкусной и пресной. Но объяснять это сейчас Саири — всё равно что пытаться объяснить про краски слепому от рождения.
— Послушай, — сказал Саири, — где твой собрат?
— А, это... он отдыхает, — ответил обескураженный вопросом брат Томас.
— В такое время дня?
— Он очень неважно себя чувствует после путешествия, так что ему нужно восстановить силы.
— Однако вчера он выглядел вполне здоровым... Если хворь на него напала внезапно, то думаю, стоит обратиться к нашим лекарям.
— Благодарю за совет, однако со своими болезнями мы умеем разбираться лучше, чем они. Любой миссионер владеет искусством лекаря.
— Так обстояло дело лет 50 назад, но с тех пор мы научились лечить занесённые к нам хвори не хуже вас, а может, даже и получше. Ведь наши лекаря до того имели свой опыт, и освоили ваш, а у вас есть только ваш. Во всяком случае, нам теперь не подсунешь яд под видом лекарства, — судя по голосу, Саири улыбнулся.
— Не понимаю, о чём ты. Может, ты думаешь, что мы хотим отравить твоего господина? Но разве мы, служители Господа, могли бы пойти на столь страшное преступление, чтобы дать больному смерть вместо исцеления?
— Зачем ты лукавишь, чужеземец? Ведь историю Ортиса и Маркоса знает у нас любой школьник.
— Знает? Но ведь несчастные пострадали безвинно, оклеветанные кровавым тираном Манко, который с чего-то решил, что они колдовством уморили его сына.
— Неправда, чужеземец. Монахи отравили Титу Куси Юпанки, любимейшего сына Манко, дав ему яду вместо лекарства. Они сказали, что это снадобье поможет ему от кашля и боли в груди, мучивших его много дней до того, но на следующий день он умер в страшных мучениях, а перед смертью его рвало. Убийцы были разоблачены и казнены, но, увы, это уже не могло вернуть ему жизнь, а казнь миссионеров стала поводом к Великой Войне.
Брат Томас с полминуты не мог прийти в себя, а потом вымолвил:
— Клянусь, я не знал всего этого. У нас Ортис и Маркос объявлены святыми. Но что же получается... что церковь десятилетиями молилась убийцам?! Нет, я не могу в это поверить.
— Мы не виноваты, что у вас святыми назвали убийц. Я слышал, правда, что убийство язычника для вас не грех, но ведь Титу Куси не был язычником, он был крещён и принял христианство, но только отказался разрушать наши уаки и крестить людей насильно, за что и поплатился своей жизнью.
— Я не знаю всех подробностей и не берусь судить, — сказал брат Томас, — буду молить Господа, чтобы он вразумил меня, и я мог бы ответить на твои вопросы. Конечно, если Ортис и Маркос сделали то, в чём их у вас обвиняют, они злодеи и убийцы, но не исключено, что кровавый тиран их просто оклеветал.
— Но зачем Манко было клеветать на них? И почему вы считаете его тираном? Разве казнить убийц — не долг правителя?
— Долг, но... даже не знаю, как тебе объяснить. У нас в христианских странах принято считать тиранами всех правителей-нехристиан. Мы слышали, что Манко сделал много жестокостей, но если я тебе начну про всё это рассказывать, то ты не поверишь. Я очень надеюсь, Саири, что мы ещё встретимся, ведь Асеро должен будет пустить нас в Куско.
— Может, я ещё вернусь в Тумбес до твоего отплытия, — ответил Саири.
Уходя от монахов, скрывающийся под маской "Саири" Инти размышлял. Относительно покушения брат Томас, похоже, чист, все разговоры на эту тему ведёт без всякой задней мысли, а о преступлении Ортиса и Маркоса, видно, и впрямь впервые слышал. А вот Андреас... все разговоры про внезапную хворь похожи на отговорки, скорее всего, тот просто отсыпался после ночи, проведённой явно не в постели. Где-то ночью он был... но вот где? И связано ли это с покушением? Тут две возможности — или Андреас с покушением не связан, или связан, но собрата в это дело не впутывает. И то, и другое казалось Инти маловероятным, но в работе с христианами даже маловероятные версии отбрасывать нельзя. Инти изучал своих врагов уже более двадцати лет, но не мог бы с уверенностью сказать, что до конца понимает их.
Заря ждала Ветерка на условленной скамейке в парке возле университета, чтобы передать ему отчёт для Инти. В руках у неё была книга, и если кто-то поинтересуется, что она здесь делает, она может не моргнув глазом ответить, что должна её передать. Поскольку у Ветерка были сегодня экзамены, и точное время его выхода ей было неизвестно, она, чтобы скоротать время, принялась её читать, и вскоре увлеклась. Книга называлась "Порох, сталь и болезни", автора её звали Бриллиант, но чаще его имя переводили на испанский как Диаманте. Написана она была сразу после Войны за Освобождение, когда общественная мысль только-только стала выходить из тяжёлого кризиса, вызванного поражением от испанцев, и даже победа не могла сама по себе объяснить поставленных этим поражением вопросов. Требовалось объяснить, почему Тавантисуйю, несмотря на мудрое государственное устройство, поначалу не смогла дать отпор незваным гостям, почему её несокрушимая и легендарная армия оказалась бессильна. Конечно, самый простой ответ лежал на поверхности — ружья и сталь, неведомые тогда тавантисуйцам, не могли не вызывать панику среди воинов. Однако вслед за этим следовал другой вопрос — почему же в Тавантисуйю, несмотря на её мудрое государственное устройство, не изобрели до этого ружья и порох? Почему она так отстала от государств белых, устроенных далеко не столь разумно? Диаманте тщательно изучил все доступные ему сведения о государствах белых и других государствах американского континента, завоёванных белыми, и пришёл вот к какому выводу. Европейцы — баловни природы, жители Америк — её пасынки. Для того чтобы успешно обрабатывать землю, европейцам не нужны сложные оросительные системы, молоко им частично заменяет мясо, а благодаря лошадям им не так нужно для связи налаживать чётко работающую систему почты, ведь гонец на лошади с большой вероятностью итак доскачет куда надо, и ему не нужно передавать сообщение по цепочке. Если государства американского континента при неразумном общественном устройстве неизбежно скатывались к человеческим жертвоприношениям и всё равно гибли, то европейские государства могли и при неразумном общественном устройстве существовать и даже накапливать технические знания, а идея устроить общество разумно существовала только в головах отдельных мечтателей. Богатство европейцев позволяет им быть расточительными, а их техническое превосходство над другими народами позволяет им их завоёвывать, но рано или поздно их расточительность должна их погубить, так как когда восстанут народы колоний и сбросят их иго, то перед европейцами встанет выбор — или изменить своё общественное устройство, или погибнуть. Будущее же в любом случае за Тавантисуйю.
Краткое содержание книги Заря знала и раньше, но одно дело — послушать об этом немного на лекции, а совсем другое — читать сам оригинал, следя за ходом мысли автора. Увлёкшись, Заря даже забыла зачем пришла. Вдруг кто-то тронул её за руку.
— Ветерок... — сказала она, — Ой!
Перед ней был не Ветерок, а Кипу. От неожиданности девушка растерялась и не знала что сказать.
— Здравствуй, — сказал он, — извини, что я тебя напугал. А ты, значит, Ветерка ждёшь?
— Жду... а что?
— Он сегодня задерживается, экзамен у нас, он один из последних.
— А... и он послал тебя, чтобы передать, что задерживается?
— Да нет... просто я знаю, что его тут часто кто-нибудь ждёт. Ведёт он всё-таки некоторые дела с отцом, хотя на словах и открещивается.
— А при чём здесь его отец? — Заря постаралась изобразить удивление, — мне ему просто книжку передать надо. Он её у нас в столовой забыл.
— А... понятно. Но странно, что ты её читаешь. Ведь ты, судя по платью, из простых слуг?
— Я раньше... раньше была Девой Солнца. Ну и привыкла к умным книжкам.
— Была? А почему перестала?
— Провинилась я... У меня пропала одна книжка, а второй такой в Тавантисуйю нет.
— А ты откуда?
— Я из Куско.
— Значит, у вас тоже книжки крадут?
— Не знаю... у нас это очень редко случается. А у вас часто?
— Ну, так ведь у нас порт, мы торгуем с заграницей, и есть куда краденое сбыть, потому у нас такое хоть изредка, но случается.
— Может, в Тумбесе ещё и замки на дверях в ходу? — спросила Заря.
— Да нет... разве что у наместника. И у Инти. Ветерок ведь его сын.
— Да? — Заря старательно изобразила удивление.
— Только он не любит, чтобы ему про это напоминали. Стыдится. Хотя зря, на мой взгляд.
— Кипу, а ты...
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
— Видела тебя вчера на площади.
Кипу приосанился, и глаза его заблестели довольным блеском.
— И как? Здорово я монахов расчихвостил? — спросил он.
— Здорово. Только... ты не боишься?
— Чего? Что инквизиция мне за это смертный приговор вынесет?
— Да.
— Нет, не боюсь. Она уже итак вынесла всем нам смертный приговор давным-давно. Между прочим, та книга, которую ты держишь в руках, входит в Индекс Запрещённых Книг. Впрочем, как и почти вся библиотека нашего университета. А вон тот престарелый амаута, — Кипу указал рукой на медленно выходившего из здания старика, который одной рукой опирался на палку, — заочно сожжён в Мадриде уже 30 лет назад.
— Кто это? — спросила Заря.
— Хромой Медведь. В христианских странах более известен как дон Рикардо. Он, как и я, смешанных кровей.
Хромой Медведь... конечно, Заря слышала это имя. Его книги были в библиотеке в Куско, было время, когда его считали одним из величайших амаута, а его труды переводили на испанский, чтобы распространять в вице-королевствах, но потом он почему-то попал в опалу. Говорили даже, что его отправили в Тумбес в почётную ссылку, добавляя (совсем уж шёпотом), что свою роль в этом сыграл отец Инти, бывший тогда Главой Службы Безопасности.
— А ты не знаешь, почему его сюда сослали? — тихонько спросила Заря.
— Сослали? — удивился Кипу, — Но разве Тумбес — место для ссылки? Ведь это третий по величине город в Тавантисуйю!
— Но ведь раньше он жил в Куско.
— Да. У него в своё время учились ещё Инти и Асеро. Он нам их нередко в пример ставит.
— Но почему он всё-таки переехал сюда?
— Видишь ли, он поставил под сомнение, что Манко Капак и его братья и сёстры были детьми Солнца в буквальном смысле этого слова. В это легко было верить нашим предкам, которые думали, что Земля плоская, теперь, когда мы знаем, что Солнце — это шар, и Земля — шар, пусть даже и спорим, что вокруг чего вертится, и поэтому верить, что Манко Капак напрямую произошёл от Солнца, мы не можем. Некоторые, правда, говорят, что рядом с тем Солнцем, которое мы видим, живёт бог, который сошёлся с такой же богиней, живущей около Луны, и таким образом породил детей, но это звучит неубедительно, и потому большинство амаута вообще предпочитают избегать этой темы, говоря, что это само по себе не так важно. Но Хромой Медведь осмелился сказать, что отношение к учению Манко Капака как к чему-то божественному и потому недоступному простому уму уже успело сыграть с нами злую шутку, ибо учение о правильном устройстве общества не должно застывать, подобно мумиям правителей, так как всё время появляются новые вызовы, которые нужно правильно осмыслять. И ведь сам Манко Капак не говорил ничего такого, чего человек не мог бы понять. Значит, до всего этого можно было дойти и без вмешательства богов. Ведь от того, что Манко Капак был человеком, его учение не перестаёт быть верным. Мы же не христиане, вера которых в необходимость признания ничем не подтверждённым догматам так часто вызывает насмешки. У нас есть железное доказательство правоты учения Манко Капака — благодаря ему нам удалось построить наиболее мудро устроенное общество.
