Алое на белом всегда выглядит превосходно.
И, когда лезвие прорезало его горло, Тсо Кэрэа Рейни наконец-то...
Матиасу снится сон.
Матиас просыпается.
Дверь в мою комнату была открыта — я лежал, закрыв глаза, но чувствовал это. Матиас стоял в дверном проеме, молча и глядя на меня. Стоял долго, а потом бесшумно ушел.
Утром заметно похолодало — лужи покрылись льдом, и тростник стал ломким и хрупким. Мы ехали вдоль южного берега, а я штриховал на карте области, где ощущал темную магию. Матиас удерживал большую диагностическую печать, и светящиеся линии, уходящие далеко по поверхности воды, казались нитями паутины. С утра моя вчерашняя выходка с купанием в ледяной воде казалась необдуманной и даже глупой — но если даже темный магистр счел, что все нормально, то почему я должен беспокоиться?
Сопровождение держалось достаточно близко, и на всех остановках следило, чтобы расстояние между ними и мной было всегда меньше, чем между мной и озером.
Темные мешали, и мешали фоновые заклятия, и, как полагается плохому магу, мешало все подряд, но я старался концентрировать внимание исключительно на воде. Штриховка постепенно покрывала бумагу — я выбрал карту с самым большим масштабом, и постепенно уточнял ранние наметки. Темные способны отследить свои заклятия, это без сомнения — но также без сомнения, что они никогда не увидят, что в мире что-то... неправильно, если их поисковые печати этого не покажут. А поисковые печати обмануть несложно. Всегда, если уровень того, кто прячет, выше того, кто ищет.
Хорошо, что хотя бы здесь не замешаны заарнейские твари. Существа из Нэа боялись воды, особенно текучей воды — настолько, что даже ручей становился для них неодолимой преградой.
Пятна группировались так, что при большой фантазии можно было выделить несколько очагов. Чуть дальше от дамбы водохранилище резко сужалось, и самый крупный и размытый очаг захватывал оба берега. Эпицентр предполагался где-то посередине, и я повернулся к темным, сообщив:
— Мне нужен катер.
Ответная реакция выражала лишь сомнение. Возможно, они видели свою миссию в том, чтобы приглядывать за светлым магистром — чтобы я случайно не споткнулся о камень или не решил снова искупаться в ледяной воде — а не выполнять его глупые поручения. Хотя вряд ли приказ Шеннейра подразумевал именно это, и я повторил, вежливо и твердо:
— Пожалуйста, мне нужен катер для осмотра с воды. Или мне нырять самому?
Теперь подействовало.
Маленький белый катер прибыл быстро — дамба, гостевой дом и пристань оставались на виду. Отъехали мы совсем недалеко, и проверка всего водохранилища, если по-хорошему, грозила затянуться на дни. Я уже сомневался, что хочу что-то найти, но не найти ничего было еще страшнее.
Белым катер был не из-за связи со светлыми, а для заметности. Лезть в лодку Матиасу не хотелось совсем; я не настаивал, давая ему возможность остаться, но заарн все же забрался на борт, крепко вцепился в поручень и закрыл глаза. Ну что же; это тоже был его выбор.
В культуре заарнов синий цвет означал опасность и агрессию. Зеленый отвечал за смерть.
Вода даже вблизи казалась слишком синей. Я давно не оказывался там, где столько воды кругом, отвык от волн и лодок — да, был шторм и волновые башни на Побережье, были Острова, но слишком давно. Катер двинулся по широкой спирали, постепенно сужая круг; я свесил руку с борта, но так и не коснулся. На душе было муторно — хотя на душе всегда царила муторная серость, и я даже пожалел, что рядом не было Шеннейра. Шеннейр обычно раздражал, но его присутствие удивительно развеивало тоску.
Матиас продолжал держать печать, и мне становилось неуютно от мысли, что она накрывает все водохранилище — что паутина теряется между холмов, истончается и цепляется за северный берег, до которого ехать несколько часов.
— Как тебе удается так быстро обучаться магии?
Знать, что рядом с тобой сидит потенциальный великий маг, было странно. Да с людьми тоже случается, что талант проявляется сразу: маги-Элкайт, Шеннейр, по обмолвкам про обучение которого у меня сложилось впечатление, что сразу после инициации все ахнули и сказали "вот наш будущий магистр", Миль. Матиас, даже будучи светлым, оставался мне непонятен.
Не сказать, чтобы я старался его понять.
Матиас явно колебался между желанием сохранить что-то в тайне и все рассказать. Хотя скрываться он не умел — или, что пришло мне в голову в последний миг, он не мог не ответить на вопрос, потому что не знал, когда я заговорю с ним в следующий раз.
Солнце зажгло глубокие алые искры в крупном рубине. Рубине, который когда-то отдал мне Лоэрин как ключ к подчиняющему заклятию, а я передал Матиасу. Заарн повернул алый кулон, любуясь игрой света на гранях, и вновь спрятал его в одежде, самодовольно сообщив:
— Я могу заставить сделать себя все, что угодно.
Он явно гордился своей предприимчивостью. Да, использовать подчиняющую сознание магию для саморазвития способен не каждый.
Я не предполагал, что он в самом деле использует это на себе.
Человек на его месте предпочел бы солгать, что всего добился сам. Но заарны выращиваются с четко заложенными характеристиками и уже в инкубаторе получают ментальный образ. Матиас гордился не тем, чего добился — это само собой, с самоуверенностью у него было все в порядке — тем, что получил возможность этого добиться. Обмануть систему. Я посмотрел на кожаный блокнот, который он постоянно носил с собой, делая заметки про дела и встречи, и утвердительно произнес:
— Ты ведь не любишь работать с документами.
Матиас не был любопытен. Он презирал людей, не хотел вникать в их жизнь, а когда мы давным-давно в Шэн вместе разбирали архивы, то заарн брезговал к ним даже прикасаться.
Люди умеют меняться. Свобода выбора дана для того, чтобы меняться.
— Что значит "любить"? — презрительно отозвался он. С презрением не ко мне, а к самому слову. — Ты сам сказал, что я должен это уметь.
...Доброго утра, Миль. Одно разумное существо полностью перекроило себя по моим случайно высказанным пожеланиям. Я просто хотел послушную полезную фишку. И, кажется, я ее сломал.
Катер двигался по сходящейся спирали. Я сверился с навигационной печатью, отмечающей, где именно по карте мы находимся, вслушался в эмпатическое поле и поставил карандашом точку.
Грифель сломался, порвав бумагу. В воде вспыхнуло маленькое солнце, и лодку подкинуло в воздух. Удар о воду вышел жестким; я рванулся вверх, на поверхность, и мысленно выругался, ощутив панический призыв о помощи.
Матиас сразу же ушел на глубину, парализованный ледяной водой. Я нырнул, хватая его за куртку, радуясь тому, что заарн не барахтается и не старается утопить. Воздуха не хватало, онемевшие пальцы только царапали застежку ошейника, и я уже не различал, где поверхность, когда меня потянули наверх.
Темный маг помог мне забраться в лодку. В четыре руки мы вытащили Матиаса; я мельком отметил щиты, окружившие катер, и вторую лодку, что летела к нам по воде, и склонился над заарном. Тот даже не успел нахлебаться воды, сразу отключившись; я подозревал, что несмотря на регенерацию, иномирцам не дают никакого запаса прочности. В голову лезли слова Нормана о том, что гельдам отмерено немного, но Матиас все еще дышал.
Маг, который помог мне выбраться, тяжело рухнул поперек дна лодки. Из-под его век тянулись дорожки крови. Второй катер подлетел по правому борту, и сверкающая дуга пронеслась мимо, не задев меня и краем, и ударила по лежащему Матиасу.
Боль огненной волной пронеслась по эмпатической связи, и я с трудом различил, как тени спрыгивают на борт, заворачивают руки за спину, и в предплечье впивается игла. Все чувства мгновенно обострились до предела, и мир стал красочным-красочным. Полным страданий, крови и смертей.
Били Матиаса быстро и жестко — ломая кости, нанося увечья, стремясь причинить как можно больший вред. Чтобы не успел регенерировать и ответить. И чтобы парализовать меня. Эмоции рушились водопадом, не давая осознать, что происходит...
Ничего.
Шею поверх сжал горячий стальной обруч, запаивая застежки ошейника. Они выбрали правильную последовательность. Я мог бы уйти; я не мог уйти. Матиас был моим якорем. И сейчас он связал по рукам и ногам намертво. Как штатный телепорт, я хорошо работал в группе. Потому что ведущий группы указывал, что делать. Даже в последний раз, когда Шеннейр устроил бойню, я не смог уйти, пока они все не умерли...
— У него метка Нэттэйджа! — предупредили над ухом. Я мысленно потянулся к печати связи — связь отзывалась глухо, и на той стороне было молчание. Как обычно. Ничего не работает, когда оно нужно.
Земля ударила по ногам. Меня выволокли на пристань; на пристани лежали тела, и, кажется, жертвы даже не успели защититься, прежде чем их распылили в кровавую пыль. Вперед протолкался полукровка-ашео и прижал к моему виску что-то холодное и круглое, резко повернув.
Если однажды мне в голову воткнут нож и повернут, я буду знать, как оно происходит. Но удивительным образом новая боль и приступ головокружения помогли прийти в себя. Мысленно прощаясь с татуировкой, я смотрел перед собой, испытывая не удивление, а обреченность. Надо было послушать Нэттэйджа.
Нэттэйдж настаивал на казни, но кто же знал, что Джиллиан поступит прямо по заветам Шеннейра. Не получилось один раз — попробуй снова. И на второй раз все сложилось.
— Следящая печать. Мы сбили координаты, — высоким жестким голосом объяснила его спутница. Кажется, в ней тоже текла кровь ашео — ашео предпочитали держаться вместе. — Теперь они будут видеть неверное направление.
Невдалеке скреб по земле раненый паук. Почуяв меня, он в броске попытался дотянуться до врагов, и покатился по земле, подгибая перебитые лапы. Следующая смертельная печать оказалась точнее.
Матиаса выгрузили на бетон. Я отвернулся, в полной мере ощущая то, что доносила связь, и прошептал:
— Хватит... хватит. Я буду делать то, что вы скажете.
Стоит найти что-то важное, и его уничтожат. Разрушат, растопчут, ударят по самому слабому месту. Когда угодно, в любой момент. Это то, что значит жить бок о бок с темной гильдией.
— Джиллиан. Амара. Смотрите за ним внимательней. Снимет ограничитель — не поймаем.
Я наконец-то узнал мага, который командовал нападением. Не по виду, а по голосу: мы встречались всего раз, после нападения загорцев. Кажется он вел вторую группу; кажется, его звали Рийшен. Неудивительно, что моя охрана не успела отреагировать. Он же свой.
Вероятно, предупреждение звучало уже не в первый раз, и волшебница-ашео задумчиво пробормотала:
— Это все ясно, но почему именно ошейник?
Потому что все остальное я буду терять еще чаще?
Мысли стали кристально ясными и холодными. Так, что я почти чувствовал, как тикает часовой механизм, быстро и четко отсчитывая время. Что я могу сделать, пока моя эмпатия на пике? Вызвать симпатию, чтобы они раскаялись и меня отпустили? Это так не работает. Увы, как и все плохое, проще всего и быстрее появляются гнев и злость. Здесь достаточно мелочи — а эмоции всегда, всегда заставляют проигрывать.
— Матиас прибыл из Заарнея, — собственный голос оглушал. Эмоции расходились от магов разноцветными кругами после каждого слова, и это путало. — Чистая кровь, творение Лорда, ведущего нынешний прорыв. Он знает о Заарнее и Лордах больше... чем все мы. Я сделал его светлым, чтобы не терять... не отдавать такой источник информации Шеннейру.
— Нам вовсе не обязательно его убивать. Можно просто оторвать руки, — безмятежно предложил Рийшен, и Джиллиан заметно скривился. Его необычная молчаливость удивляла; Джиллиан представлял собой тип людей, которые не умеют молчать.
Я думал, что именно он сморозит что-то вроде "коварство светлых безмерно".
"Вы дали ему стимулятор. Эмпату?!" — черные буквы ползли по белой табличке, которую полукровка держал в руках. После суда ему так и не вернули дар речи?
— Зачем так кричать? — равнодушно откликнулась Амара. — Кому еще, если не эмпату?
Лицо Джиллиана было весьма красноречивым. Его мнение о новых союзниках только что рухнуло ниже точки замерзания. Именно с этой печатью на возвышенном лике он стащил с моей головы венец Та-Рэнэри и швырнул в воду. Мой великий светлый артефакт. Они утопили мой великий светлый артефакт. Откуда я возьму волшебный замок, который можно разграбить и достать новый?
Матиаса упаковали в прозрачный саркофаг — куль окровавленных тряпок и перемолотой плоти. И закинули в открытый кузов; солнце должно было убить его еще до заката, но Джиллиан, проходя мимо, набросил поверх плотную ткань. Сквозь разбитое стекло дома смотрителя плотины я видел, как темные, расчистив пол от мертвецов и обломков мебели, чертят контур рыбы. Большой, кривой и с творческими потеками крови.
— Так это вы бросили Шеннейру вызов? — я моргнул, пытаясь прогнать пятна перед глазами, и протянул: — Любите вы своего магистра, Рийшен.
Боевик усмехнулся и покачал головой, показывая, что светлым не понять, но все же ответил:
— Даже темному магистру не позволено брать в ученики светлого мага.
Голову накрыл мешок, и последнее, что я услышал — смех.
— Темный магистр не умеет никого беречь. Как он мог надеяться, что его ученик, светлый ученик, выживет? Аквариумные рыбки у Шеннейра дохнут первыми.
* * *
Всю жизнь я мечтал во что-то верить.
В то, что я живу в хорошей стране, в то, что меня окружают хорошие люди, в то, что только-только ставший привычным мир не рухнет в очередной раз под ногами. А потом — обычно раз в несколько дней — мир рушился, и все начиналось снова. Я был готов признать, что темные нормальны, ну да, случались плохие вещи — но сколько можно вспоминать, за двенадцать-то лет? Потом меня в очередной раз сталкивало с темными, и ничего не работало.
Наверное, мне стоило взять у Шеннейра ту грозную штуку, научиться стрелять и меньше думать. Стал бы я счастливее?
Дорога была долгой. Обостренная до предела эмпатия выворачивала душу: я ощущал все одновременно и ничего конкретно, но не мог построить в мыслях контур ни одной печати, и вряд ли мог даже составить буквы в слова, чтобы их произнести. Единственная четкая мысль — что я сдохну на полпути — и то оказалась ложной. На разбитой грунтовке машину швыряло во все стороны, и я чувствовал себя слабым и морально и физически.
Мешок не давал нормально дышать, и это была ерунда. Я знал, что пока со мной не происходит ничего плохого.
Но мысль оказалась ложной, дорога закончилась — Свет, Тьма, кто угодно, это случилось! — меня куда-то потащили, толкнули на стул и сняли мешок. Свет был слишком ярок, воздух... дышать все же было приятнее, чем нет.
— И все-таки не вижу в нем ничего уникального, о чем все вокруг говорят, — сказал Рийшен, вдоволь насладившись видом. — Обычный светлый. Сколько их было.
Умоляю, не надо. Для темных баек не было неподходящего места и времени, но выслушивать, как он этими своими руками душил вот этих обычных светлых выше моих сил.
