А в начале апреля под утро с грохотом вскрылся Волхов, и как только последние льдины унесло течением, зафрахтованный караван стругов и насадов стал спешно готовиться к плаванию в Корелу. Заранее нанятая новгородская гильдия грузчиков быстро справилась с погрузкой, и судовая рать ушла из Новгорода самой первой, вызвав лишь глухое недовольство у купцов, чьи корабли грузились только во вторую очередь. А торговля, как известно, промедления не любит, да ещё Андрей в полной мере использовал свой административный ресурс, загрузив корабли своей компании вместе с кораблями судовой рати.
Устье Волхова в этот раз оказалось без привычного по весне ледового затора, так что в Ладогу караван вышел без промедления, но, тем не менее, путь до Корелы занял всё же больше времени, чем планировалось изначально, так как кораблям пришлось спешно укрываться от застигшего их в дороге шторма. Благо обошлось без потерь, так что первый этап операции можно было признать успешным.
В середине апреля новгородские мужики, поплевав на руки, ухватились за отполированные годами рукояти отремонтированных за зиму сох и вышли, наконец, на весеннюю пахоту. Работали споро, чувствовалось, соскучились мужички по землице. Большинство, правда, проходило свои наделы на один раз, но были и те, кто не ленился пройтись по ней повторно. Такой двукратной вспышкой они добивались улучшения качества обработки земли и, как следствие, хоть и небольшого, но увеличения урожайности яровых. Ведь давно было замечено, что многократная вспашка хоть как-то компенсировала нехватку навоза. Потому как его, по обычаю, на всё не хватало.
Дворяне, которым гонцы уже донесли дату сбора, торопили своих работников как могли. Но умудрённые годами крестьяне спешить не любили, ведь тут лишь раз поспешишь — и на весь год без хлеба останешься. А потому сев начали как обычно, около Николина дня, то есть, около 9 мая. И как обычно, первым из яровых сеяли овёс, так как он отличался малой требовательностью к теплу, устойчивостью к заморозкам и повышенной требовательностью к влаге. Отсеяв овес, приступали к высеву ячменя, и лишь потом ржи. Сеяли и свои уделы, и барскую запашку, под пристальным взглядом либо самих хозяев, либо тиунов у тех, кто уже был исполчён и теперь отрабатывал своё право хозяйствовать на ратной службе.
Но к этому моменту ни Андрея, ни малой рати в Новгороде уже не было.
* * *
*
Камский полк с небольшим отрядом вогуличей, которых вёл молодой сын окса Айтюх, добрался до Волхова как раз к началу сельскохозяйственных работ и изрядно вымотавшимся. Но князь, дав людям лишь два дня на отдых и нежно попрощавшись с женой, тут же погнал их в новый поход. А вместе с ним увязался и князь Ростовский, решивший своими глазами понаблюдать за тем, как юное поколение исправит те ошибки, что совершили он и другие воеводы в прошлую войну со шведами. Тем более что под ненавистным Олафсборгом он тоже провёл немало дней и до сих пор помнил злые насмешки, что неслись с его стен.
Лёгкие речные ушкуи легко скользили по водной глади, прямые паруса под попутным ветром изгибались белоснежной дугой, а пенные брызги крыли низкие борта, заставляя почерневшее от времени и смолы дерево блестеть, словно лакированное. Когда же ветер менялся, паруса просто скидывали вниз и дружно брались за вёсла. Так они и бежали день за днём, приставая к берегу лишь на ночное время.
Корела открылась взору спустя полторы седьмицы, когда Андрей уже начал изрядно волноваться. Но, как говорится, любому пути приходит конец.
Деревянный город-крепость Корела запирала собой второе устье Вуоксы и тем самым контролировала важную стратегическую точку на торговом пути между Балтийским морем и Ладожским озером. Через неё осуществлялась торговля карельских земель с Новгородом и далее — с внутренними областями Руси, куда отвозилось главное богатство северных лесов — пушнина. Сам же город славился своими ткачихами и умельцами, изготавливавшими узорчатые украшения из металла. Кроме десятков складов, городе и посадах стояли пять монастырей — Никольский, Георгиевский, Иоанно-Предтеченский, Воскресенский и Троицкий, а также четыре приходские церкви — Воскресенская, Спасская, Ильинская, Никольская. А население давно перевалило за тысячу.
Ныне же к ним добавилось почти две тысячи ратных людей, заполнивших своими палатками всю ближайшую округу и превратившись в один большой торговый лагерь. Корельский воевода приезду высокого начальства был и рад и не рад одновременно. С одной стороны с приездом наместника он переставал быть первым лицом в округе, с другой это говорило о том, что скоро вся эта вакханалия кончится, войско уйдёт в поход и жизнь в городе вернётся в привычное русло. А пока же он радушно принимал долгожданных гостей.
Пир, случившийся в воеводском тереме, растянулся за полночь, так что ни о каких делах заикаться даже не стоило. Пару раз Андрей вылезал из-за стола по естественным надобностям и уже в сумерках, идя по двору, углядел молодку с вёдрами. Смеха ради — алкоголь уже играл в голове — обхватил тонкий стан и предложил прийти ночью на сеновал, только без кузнеца, добавил он, вспомнив старую комедию.
— Охолонь, княже, чай не молодица, по сеновалам бегать, — вырвалась из его объятий женщина, слегка расплескав воду. — У самого жена, дети, поди, есть, а всё туда же.
Сфокусировав зрение, Андрей убедился, что перед ним и впрямь была женщина лет так тридцати-тридцати пяти. Но фигурка, ладно обтянутая сарафаном у неё была фотомоделям на зависть. Громко рассмеявшись, князь шутливо вскинул руки.
— Ух, горяча. Спасибо, что коромыслом не отходила. А то хорош был бы воевода с синяками от бабы полученными.
И смеясь, пошагал в горницу, откуда уже неслась лихая плясовая.
А ночью незнакомка сама пришла в его спальню, мол, надобно постелить гостю. Думаю, чем это подстилание постели закончилось и так понятно.
Утро же началось с головной боли и гонения "синего коня". Когда тело уже начало ломить от физической нагрузки, похмелье, наконец-то, покинуло голову, и Андрей с большим наслаждением вылил на себя пару вёдер, которые подала всё та же ночная знакомая, оказавшаяся вдовой и зарабатывавшая на жизнь прислугой в воеводском тереме.
А военный совет смог собраться лишь после обеда.
В ярко освещённой через большие, крытые слюдой окна воеводской повалуше собралось всё командование будущего похода, включая и Охрима, который стал этаким нештатным начальником наряда.
Сам князь оживленно ходил вокруг большого стола, за которым сидели воеводы и были разложены карты с начертаниями дорог, рек, деревушек, лесов, болот и озер на пути от Корелы до Олафсборга. Причём хорошо было видно, что многие данные были нанесены на пергамент совсем недавно, словно кто-то проводил корректуру карты. Впрочем, что значит словно? Именно так и было. Ещё находясь в Москве, Андрей затребовал все чертежи тех земель и с ужасом понял, что воевать по таким картам просто невозможно. Хотя уже то, что хоть какие-то карты есть, уже было хорошей новостью. Теперь предстояло нанести на них истинную обстановку, чем и занялись картографы компании.
Да-да, созданием картографической службы Андрей занялся ещё до войны и создания самой компании. Проблема была в том, что как таковых, картографов на Руси было очень мало. Не то, чтобы их не было совсем, но все они работали на государя и большая часть из них были иноземцы, которые приехали на Русь чуть ли не с Софьей Палеолог. В 1497 году их трудами вышел большой "Чертёж московских земель". Так что и это дело тоже не с нуля поднимать можно было, главное и самое сложное — сманить к себе пару-тройку специалистов.
И вот тут связи, как известно, помогают решать дела во все времена. А связи у Андрея были. Тот же дипломат и путешественник Дмитрий Герасимов много работал над чертежами и картами Руси. И так получилось, что войдя в литературный кружок московских книжников, Андрей свёл с ним весьма близкое знакомство. Настолько, что Герасимов занялся обучением князя латинскому языку, которым владел в совершенстве, имея постоянную практику. Недаром в Ватикан к папе на переговоры ездил именно он.
Вот через него-то, связанного с государевыми картографами, Андрей и выпросил для себя аж двоих умельцев "во временное пользование". Ему, конечно, больше нужны были бы умельцы морские портоланы составлять, но за не имением гербовой и рак, как известно, рыба. А немца-картографа он через пару лет сманил-таки, пообещав нереально высокую зарплату. А что делать, коли это направление на Руси давно уже в загоне было. Нет, читывал он про беломорские лоции, но всё как-то руки не доходили до тех мест. Да и Данило, проживший там не один год, ничего про подобное не рассказывал. Может, нет их, а может, просто не обратил внимание. Так что пришлось исходить из того, что было.
Мастерам в обучение уже привычно выделяли мальчишек, тем самым работая на перспективу. Причём кроме самой картографии мальцов учили ещё и иным наукам, в том числе и геометрии. Кстати, вот тут Андрей вновь сработал как истинный попаданец, на полвека раньше создав русский учебник. Ведь в его-то мире "Книга, именуемая геометрия, или землемерие радиксом и циркулем ... глубокомудрая, дающая легкий способ измерять места самые недоступные, плоскости, дебри" была издана только во времена Ивана Грозного. А ведь всего и нужно было собрать воедино то, что и так на Руси известно было, да дополнить последними достижениями европейских геометров.
Зато теперь часть тех мальчишек, уже переступившая порог взросления, и была привлечена к работе по профилю, результатом которой и стала карта-чертёж, что лежала сейчас перед воеводами.
Кстати, князь Ростовский был первым, кто оценил сей труд, и уважения в его взгляде на молодого Барбашина ещё немного добавилось, что, конечно, весьма льстило Андрею. Ведь в тех высях, куда он всё же взлетел, поддержка любой весомой фигуры была на вес золота.
Глядя на очертания рек и дорог, новгородский наместник весело усмехнулся и проговорил воеводам:
— Ох и добре всё начертано. Я будто очами вижу, как полки наши пойдут. Вот только как будем замок брать? Бывал я в тех местах: больно уж он неприступен.
— Нет таких крепостей, которые не брали бы больш..., э, стрелецкие полки, — весело отмахнулся Андрей. — Охрим, что скажешь, сумел побывать?
— Добрался, княже, как иначе-то. Есть удобные места, где пушки поставить, есть, где пороки расположить. А есть, где и мортирки пристроить.
— Какие мортирки?
— Так это, осмотрели мы тут у наместника все загашники, как ты говоришь, да вот и отыскали две небольшие немецкие мортирки. Для крепости должно хватить.
— А пороху-то хватит?
— А мы наш порох токмо в свои пушки сыпать будем, а остальные и простым обойдутся. Известь так же измолота и в горшки сложена. Правда, без беды не обошлось, потравились мужички.
— Я ж велел со всем бережением.
— Прости, князь, но и на старуху бывает проруха. Да ничё, не до смерти потравились, их вон травники ныне выхаживают.
Андрей вздохнул. С другой стороны, а что он хотел, если химией и в двадцать первом веке травятся. А тут известь, которая, как известно, вызывает сильнейшее раздражение слизистых вплоть до смерти от химических ожогов. И даже при простом попадании на кожу негашеная известь оставляет сильнейший химический ожог. Об этой её способности люди знали уже давно, так что стоит ли удивляться, что византийский император Лев VI предложил использовать её при осадах непокорных городов. Принцип был прост: пороком закидывается глиняный горшок с измельчённой в пыль известью, а когда он разбивается о поверхность, на месте падения образовывается большое облако химической гадости, весьма вредно воздействующее на защитников. В истории такие горшки неплохо показали себя как в морских сражениях, так и при осадах.
Теперь вот Андрей решил, что пришло время и шведам испытать это средство и на себе, если они неблагоразумно откажутся сдать замок.
— Ладно, с божьей помощью, мужички оклемаются, а мы же продолжим. Что с лучниками?
— Лучших, как ты и велел, отобрали и свели в отдельные сотни, — ответил князь Шуморовский. — Хотя я так и не понял, зачем?
— Так покойный государь делал, — вмешался в разговор князь Ростовский, — когда на Новгород поход готовил. Только он супротив новгородской конницы это собирал.
— А мы их на ушкуи посадим и будут крепость с реки обстреливать, а ежели шведы рискнут пойти на выручку, то будут и по их коннице работать.
— Думаешь, наместник выборгский из крепости вылезет? — удивился Ростовский.
— Он не дурак, а его шпеги давно нашу рать посчитали, так что может и решится, коли силы собрать успеет. А вот тут уже вопрос к тебе, князь. Коли вылезет — будем Выборг в отместку брать, али просто в поле разобьём?
— Ой, князь, не хвались, на рать идучи, — погрозил пальцем князь Ростовский. Слова про шпегов он спокойно пропустил мимо ушей, потому как помнил ещё по прошлой войне, что шведам хорошо было известно о намерениях русских, о чём сильно возмущался Данило Щеня. Хотя тогда сильно думали на Варфоломея Готана, якобы продавшего сведения шведам из переводимого им с русского на латынь русско-датского договора, где и обсуждались совместные действия русских и датчан против шведов. Доказать предательство тогда не смогли, однако любекский печатник всё одно не ушёл от судьбы и вскоре был утоплен в Волхове, как еретик.
— Знаю, князь, знаю, но для того мы и собрались, дабы все возможные случаи предусмотреть.
— Хм, что ж. Государь строго велел только по нашим землям пройтись, так что никаких Выборгов, князь. Впрочем, ты для начала Олафсборг возьми.
— Возьму, князь, возьму. Он мне во как нужен, — Андрей провёл ребром ладони у себя по горлу.
Потом подошел к развернутой на столе большой карте, и голос его зазвенел твердо и уверенно:
— Итак, из расспросов корел и купцов, мы знаем, что от Корелы до озера Пиелисьярви идёт единый путь, который затем делится надвое: один к Каяно морю и оканчивается у Овлы-городка, а другой к морю Студёному. Таким образом, построив свой замок на нашей стороне границы, шведы держат под своим контролем важный участок скрещения двух главных торговых путей. И третьего, который так же ведёт к Каяно морю, хоть и по иным рекам и волокам. А это слишком жирный кус для них. И посему завтра выступаем водою по Узьерве в озеро Сайма и начинаем осаду шведского замка. Семён — тут Андрей повернулся к Заболоцкому. — На тебе полная водная блокада замка. Чтобы ни одна мелочь не проскочила. Леонтий, у тебя самая сложная задача — перекрыть все пути от Выборга, чтобы нам в спину никто неожиданно не ударил. Александр, на тебе патрулирование берегов, с той же целью, что и у Семёна. Нужно полностью отрезать замок от любого сношения с миром. Охрим — на тебе пушки. Установишь и приступай к обстрелу. Мы, конечно же, предложим шведам сдаться, но вряд ли они согласятся.
На последних словах губы Ростовского растянулись в понимающей усмешке. Уж он-то точно знал, что ответит комендант замка на подобное предложение. Сам слышал когда-то.
