Андрей Васильев Хранитель кладов

Любимое руководство обо мне не забыло, я значился в списке, пусть даже и на последней строчке. Ради этого стоило попотеть, причем в самом прямом смысле. Мы не банк, кондиционеров в достаточном количестве нам не полагалось, потому, когда я часа через три наконец закончил свои труды, то со стороны, наверное, казалось, что я в одежде искупался. Сейчас бы душ принять, да где его тут возьмешь? Все, что есть, — раковина в туалете и кран, из которого течет не слишком холодная вода, пахнущая железом. Центр, здесь трубы местами со времен царя-батюшки не меняли. Не потому, что нет денег и надо как-то без них держаться, а потому, что трубы эти сих пор не требуют замены.

Я запаролил тот компьютер, который предназначил для себя (если этого не сделать, то в следующий понедельник, когда выйду на работу, выяснится, что он больше не мой), с удовольствием умылся и направился к начальству с докладом.

— Розалия Наумовна, — я заглянул в кабинет, — дело сделано, все установлено, все работает. Ну а подключение к общей базе — это уже не ко мне, это надо спецов из "управы" вызывать.

— Как все это хлопотно, — поморщилась руководительница и глянула на родственницу. — Раньше было жить проще и зависимости от сторонних факторов было меньше. Бумага — она и есть бумага, она только огня боялась, а эти компьютеры то и дело перегорают. И забраться в них проще.

— Что написано пером, не вырубишь топором, — поддержала ее подруга, а после спросила у меня: — Ты чего такой расхристанный? Все-таки к начальству... Постой-ка, парень! Это у тебя что такое?

Взгляд старушки, до того добродушный и веселый, вдруг стал другим. Даже не знаю, как верно его описать. Профессионально-цепким, что ли? И направлен он был на мою грудь, туда, где на кожаном шнурке болтался амулет.

— Ты где эту пакость взял, милок? — Павла Никитична невероятно легко для своих лет снялась со стула и подошла ко мне. — А?

— На Арбате купил, — махнул я рукой в ту сторону, где за переулками и домами гудела голосами, звенела струнами музыкантов и шаркала сотнями подметок никогда не знающая сна главная пешеходная улица столицы. — Там чего только не продают. А чего, забавный кругляш, теперь такое в моде. Ретро.

— Ретро, говоришь? — старушка щелкнула ноготком по черной коже, и мне на секунду показалось, что та недовольно загудела, как лопнувшая струна или согнанный с цветка шмель. — Ну да, ну да... Роза, душа моя, пойди-ка проверь, как этот модник компьютеры на столах расставил. Чую, все там криво-косо расположено.

Моя начальница отчего-то встревожилась, я это сразу понял. Все-таки не первый день вместе работаем, научился разбираться в ее настроении.

— Да не переживай, — Павла Никитична, похоже, тоже сообразила, что к чему, по этой причине в голос ее вплелись успокаивающие нотки. — Ничего с ним не случится. На что он мне, такой красивый? Годы мои не те. Пошепчемся немного — и только.

Это кто же сейчас стоит рядом со мной, а? В первый раз вижу, чтобы наша железная леди, для которой нет закрытых дверей и неразрешимых вопросов, вот так безропотно выполнила то, о чем ее просят.

— Еще раз спрашиваю — ты где взял амулет? — спокойно и уверенно произнесла Павла Никитична, как только за Розалией закрылась дверь. — Отвечаем быстро, кратко, честно. И еще — я очень не люблю, когда меня заставляют ждать и когда мне врут. Я тогда становлюсь очень неприятна в общении.

Не знаю отчего, но мне стало немного не по себе. Сухенькая и веселая старушка? Да как бы не так! Кто угодно, только не она. На меня смотрели не два поблекших от времени глаза, а дула пистолетов, в голос же ее вплелось лязганье тюремных засовов и еще какие-то звуки, нагонявшие смертную тоску.

Черт, да кто она такая, на самом-то деле?

— Подарок, — хрипло ответил я. — Правда подарок.

— Это кому же ты такому дорогу перешел, милок, что он тебя работой Филиппа Черена облагодетельствовал? — с легкой ехидцей осведомилась собеседница. — Да еще и времен его расцвета? Знаю я этот амулет, как же. Видела в коллекции Гурджиева, он его в специальной шкатулке с защитными ведическими рунами держал вместе с серьгами Екатерины Медичи, заколкой Марины Мнишек и другими не менее прелестными экспонатами.

— Гурджиева? — изумился я. — Это того, который экстрасенс был?

А следом за этим в ушах прозвучал голос одного из наших институтских преподавателей, который мерно бубнил на лекции: "Последний российский император, равно как и его жена, увлекались эзотерикой, приближая к себе таких сомнительных особ, как Распутин и Гурджиев".

Начало двадцатого века. Бабушка, а тебе сколько лет? Хотя, возможно, этот Гурджиев прожил долгую жизнь и она видела его коллекцию в пятидесятых годах, когда сама была молоденькой студенткой?

Вот только отчего-то мне кажется, что я сейчас сам себя пробую обмануть, что есть величайшая глупость. Врать можно кому угодно, только не себе, потому что этим самым только можешь навредить исключительно одному-единственному человеку. Ну да, правильно. Себе же самому.

— Сам ты экстрасенс, — палец старушки тюкнул меня в лоб. — Не суди о том, чего не знаешь. Георгий Иванович был одним из последних настоящих "знающих", равных ему после практически и не было. Другое интересно — как эта вещичка из его рук уплыла? Ладно, это не самое главное. Вот что, начнем с самого начала, внучок. Так кто тебе его кто дал?

И что мне теперь делать? Отвечать или нет?

Глава восемнадцатая

— Хороший человек, — помолчав, сказал я. — Вошел в мое положение, решил помочь.

— Знать не знаю, что там у тебя за положение такое, но все остальное чушь, от первого до последнего слова, — деловито заявила Павла Никитична. — Хороший человек подобные вещи держать у себя не будет и уж точно не станет кому-то помогать таким образом.

— Да что с ним не так? — я потрогал амулет, а после уставился на нее. — Действует эта штука так, как мне и было обещано, кое-кого отлично отпугивает. А большего мне от нее не надо.

— И кого именно? — ехидно осведомилась старушка. — Вурдалаков? Или оборотней? Да не дергайся ты так, парень. Это для тебя все в новинку, а для меня — дела давно прошедших дней. Я в "поле" давно не хожу, перевели меня на другой фронт работ, но это не значит, что я из ума выжила или склерозом начала страдать. Так кого боишься, Валерий?

— Вурдалаков, — пробубнил я, опустив глаза. — Повадились ко мне таскаться каждую ночь. То в окно стучатся, то у подъезда поджидают. А оборотни, стало быть, все-таки тоже есть? И что, они на самом деле враждуют с кровососами? Ну, там, девок делят и все такое?

— Что за чушь? — сдвинула брови старушка. — Жрут они девок, как те, так и другие. А делить им нечего, у них разные зоны обитания, причем совершенно. Те же оборотни город совершенно не переносят, поскольку у них обоняние очень тонкое, им выхлопные газы и прочая вонь — что тебе гвоздь в пятку. И нравы городские им не по душе, они испокон веку за устои цепляются. Потому в лесах да степях их встретить еще можно, а в городе — нет. Прежнего раздолья, понятное дело, и там теперь не сыщешь, так ведь и стай куда меньше стало. Естественная убыль популяции, круто замешанная на глобализации, ничего не попишешь. Людей все больше, живут они теперь куда кучнее, чем раньше, и если кто сгинет, его непременно ищут. Раньше как? Пошел мужик в ближнюю рощицу за дровами да и сгинул. Родичи, конечно, по первости побегают по лесу, покликают его, а после рукой махнут, дескать, помер Максим, да и пес с ним. У всех хозяйство, у всех хлопоты. А что пропал человек — так что же теперь? Лес, братцы, лес. В нем чего хошь случается, стало быть, не уберегся пропавший. А теперь все не так, теперь сразу МЧС подключается, волонтеры, другие разные службы. Вот и выходит, что жрать кого попало стало делом неблагодарным, после покою не дадут. Потому вырождаются потихоньку мохнолапые, человечье в них все больше верх забирает. Мне рассказывали, что парни да девки, которые ни разу в лесу через нож не прыгали, теперь даже в старых родах не редкость.

— А зачем через нож прыгать? — заинтересовался я.

— Чтобы обрести второе "я", — охотно пояснила старушка. — Оборотнями не рождаются — ими становятся. Звериное начало — оно же в душе до поры до времени дремлет, ждет пятнадцатой весны. А вот как она наступит и майская полная луна на небо выйдет, тут и надо делать выбор: либо ты человеком свой век живешь и не слышишь более зов предков, либо в заповедной роще через родовой нож, в пень заветный вогнанный, перекувыркнешься, и Велесово благо в себя впустишь, и вторую суть обретешь. То есть от радостей цивилизации откажешься, станешь жить по древнему укладу, жрать живую плоть в зверином облике, днем ждать ночи, а после в ней со стаей по лесам бегать. Так вот, теперь каждый второй предпочитает четырем лапам четыре колеса, а темному лесу — спутниковое телевидение и теплый туалет. Оно куда удобнее, безопаснее и проще. Что там! Нифонтов мне недавно рассказывал, что общался с оборотнем-вегетарианцем. Ты комизма ситуации не осознаешь в полной мере, но поверь, это очень смешно.

— Ну почему? — тактично заметил я. — Оборотень-веган — это в самом деле забавно.

— Вурдалаки — другое дело. Они с начала времен в городах обитают, среди людей, леса да поля им даром не нужны. Им комфорт подавай, и чтобы за пищей не бегать, а в крайнем случае недалеко ходить. Оборотни — охотники, для них сам процесс добывания еды важен. Ни один мохнолапый сроду просто так жертву не загрызет, он ее сначала погоняет, а после еще и шанс отстоять свою жизнь в последней схватке предоставит. А вурдалак просто сзади подойдет, придушит человечка слегка, прокусит ему яремную вену, да и все. Нет, в старые времена всякое случалось, особенно когда за них инквизиция взялась всерьез. Они тогда и по старым развалинам прятались, и в лесах, и даже в Новый Свет уплывали, хоть и не могут терпеть воду. Но это скорее исключение из правил. Так как имя того, кто тебе дал этот амулет?

— Карл... — вырвалось у меня имя антиквара. Вот ведь ловкая какая старушка, а? Убаюкала меня своим рассказом, я и поплыл. И главное, трюк старый, как не знаю что, но ведь сработал!

— Карл, — нехорошо прищурилась Павла Никитична. — Августович, поди? Ладно, не отвечай, сама знаю, что он. Неймется ему, чёрту старому. Ну, на этот раз я ему веселую жизнь устрою, уж будь спокоен!

— Теперь точно не буду, — расстроенно сообщил ей я. — С чего бы? Получается так, что человек мне помог, а я ему свинью подложил. Нет, я слышал все ваши реплики насчет того, что этот амулет — воплощенное зло, но пока он мне только пользу приносит. Не будь его на мне вчера — не общаться бы нам сегодня.

— Я не говорила, что этот предмет — зло в чистом виде, — погрозила мне пальцем старушка. — Ты мои слова не перевирай. Я сказала, что это очень непростая вещь, с которой обычным людям, таким как ты, дело лучше не иметь, потому что за небольшую помощь, которую он предоставит, заплатить после придется впятеро, а то и вдесятеро больше. И не амулету, а тому, кто его тебе подарил. Он же тебе его подарил, верно? Вернее, сначала наш общий друг, конечно же, говорил, что даст его на время, поскольку это часть его коллекции, а после, воспылав к тебе дружескими чувствами, все же махнул рукой и сказал "забирай". Так все было?

Терпеть не могу ощущение осознания собственной глупости. И самое противное, что я пока не понимаю до конца, в чем именно заключается моя ошибка. Она сделана, это не вызывает никаких сомнений, но суть ее пока остается от меня скрытой.

— Было предложил ему денег за эту вещицу, но он только засмеялся и сказал, что дарит мне ее, — рассудив, что терять уже нечего, признался я. — А что не так-то?

— Да все не так, — Павла Никитична поджала губы. — Амулеты, сотворенные в Средние века, которые, между прочим, еще частенько называют Темными, сами по себе вещи очень непростые. Времена, знаешь ли, накладывают на предметы свой отпечаток, а если еще к ним мастер вроде Черена руку приложил, так и вовсе... Такой артефакт запросто не дарится, Валера, его можно обрести только через определенный ритуал. Если говорить проще: хочешь стать хозяином — подчини его себе, а это дело ох какое непростое. Я вот сейчас за подобное даже не возьмусь, точно сил не хватит. Раньше и не такие задачки решала, но то раньше. А сейчас все, отрухлявела Павла Веретенникова, вышла в тираж. И не надо мне ничего говорить, я про себя все знаю. Вот и выходит, что как эта вещичка Иннерхайбу служила, так и сейчас служит, а ты, внучок, ее просто носишь. И амулет этот с готовностью выполнит любое повеление своего хозяина. Его, а не твое.

— Иннерхайб? — удивился я. — А это кто? Мы точно об одном и том же человеке говорим?

— Твой невысокий такой, сухенький, вечно ходит в шляпе и выглядит как добрый дедушка с новогодней открытки? — тут же уточнила Павла Никитична. — А еще вот тут, на лбу, бородавка? Вот, значит, об одном. А он тебе как представился?

— Карл Августович Шлюндт, — ответил я. — Именно так.

— Значит, фамилию сменил опять, — с каким-то даже удовлетворением заметила старушка. — Он на подобные трюки мастер. Вообще-то его лет двадцать в столице видно не было, с самой середины девяностых. Францев тогда ему хорошо хвост прищемил после истории с... Неважно. Собственно, мы подобрались к самому интересному моменту — ты-то ему зачем? Чего ради он вокруг тебя такие хороводы водит? Ты не из детей Ночи, это точно. Да и не стал бы он с кем-то из них подобным образом церемониться, просто примучил бы и все. А с тобой он дипломатию разводит, и какую! Кто ты, парень?

И снова та же дилемма. То ли отвечать, то ли нет...

Наверное, надо. Сдается мне, понял я, где эта бабушка служит. Нет-нет, сюда она точно не по мою душу пришла, это факт. Хотя, с другой стороны, до чего странное совпадение.

— Но вещица, конечно, замечательная, — ожидая моего ответа, проворковала старушка и без особых стеснений двумя пальцами подцепила амулет прямо на моей груди, причем мне показалось, что тот дернулся, как бы пытаясь вырваться на волю. — Все же старые мастера знали толк в ремесле, не то что нынешнее поколение. Какая точность линий, какая вязь заклятий, какая... Стоп. А это у тебя что такое?

Она распахнула рубашку посильнее и уставилась на двух змеек, которые знай сплетали свои кольца рядом с моим сердцем.

— Ну вот, еще одно подтверждение того, что я только для мытья полов и стирания пыли теперь гожусь, — Павла Никитична поджала губы. — Два и два сложить не в состоянии, и память никакая стала. Все, Валера, можешь ничего не отвечать, я и так все знаю. Ты новый Хранитель кладов, про тебя Паша рассказывал. Не мне, но я все слышала. И о Карле он тоже упоминал, верно!

Ну вот, я оказался прав. Старушка — сотрудница того самого Отдела, который является притчей во языцех. Ну, не совсем сотрудница, насколько я понял, она там что-то вроде почетного ветерана, но это, думаю, особо ничего не меняет. Отец не раз мне говорил, что бывших чекистов не бывает, думаю, и на Павлу Никитичну это правило распространяется. И вообще, необычная старушка. Она, похоже, очень много разного знает о том, чего на белом свете вроде бы не бывает, и могла бы мне столько всего рассказать...