| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Получается, Мэл — единственный сын Мелёшина-старшего, не считая двух дочерей. После гибели старшего брата он наследует фамилию или как там принято у принцев? Мэл — преемник титула.
Приехали.
Его отец съест меня живьем и не подавится, потому что посмела перейти дорогу драгоценному сыночку и увела с пути истинного.
________________________________________
veluma cilenche* , велюмa силенче (перевод с новолат.) — покров тишины
cilenchi* , силенчи (перевод с новолат.) — тишина. Упрощенный аналог veluma cilenche (покров тишины)
фамильёзы* (жарг.) — старинные семейные артефакты, реликвии, передающиеся из поколения в поколение
defensor * , дефенсор (перевод с новолат.) — защитник
16. Взаимоотношения полов
Поскольку консультацию по матмоделированию вис-процессов мы пропустили, решено было поступить так: Мэл отправится на лабораторный практикум по снадобьеварению, отработанный мной ранее, а я потрачу время, бегая между стеллажей в архиве. Потом парень планировал отвезти меня в банк.
Привычную и невзрачную одежду — свитер со штанами — освежили ажурные сапожки на каблуках. Вива оказалась права: в удобной обуви ноги не уставали, и походка была уверенной, как у без пяти минут модели.
Печалившаяся полосатая шубка вызвала у меня приступ жалости к потраченным деньгам и к запорченному меху. Неужели продавец обманул, сказав, что модель с улучшениями? При случае спрошу у стилистки, можно ли восстановить былую красоту. Я бы и у Аффы поинтересовалась, но теперь уж и не знала, стоило ли заводить разговор с девушкой. Она дала ясно понять, что не желает общаться.
Помимо испачканной шубки встал вопрос о макияже. По сравнению со мной вчерашней сегодня в зеркале отражалось бледное невыразительное существо, и даже помада Вивы не спасала положение. Осознав, что при желании из меня можно сделать сногсшибательную красотку, я испытала острое недовольство теперешней внешностью. Следовало срочно устранять проблему, но декоративной косметики у меня не было. Бегать каждый раз к Виве неудобно, к тому же она сейчас наверняка в институте. Чтобы быть красивой в любое время суток и не зависеть от различных обстоятельств, мне пришло в голову попросить девицу об участии в покупке разных женских штучек и о консультации по макияжу.
Собираясь в институт, я заодно подсунула Мэлу старую сумку, чтобы он определил неисправность и сказал, стоит ли отдавать ее в починку или не жалеть и выбросить на помойку. Парень поводил бегунком туда-сюда, заглянул внутрь, повертел со всех сторон, покусал губы в задумчивости и вынес заключение:
— Здесь навязали наузы*. Топорно и небрежно, потому что спешили. Отложи в дальний угол, и может быть, через месяц или два они расползутся. А лучше выброси. Сумка исчерпала себя.
Что верно, то верно. Улучшения давно стерлись, и каждый килограмм складываемых вещей, похоже, теперь утраивался. Таким образом, судьбинушка сумки, послужившей мне верой и правдой с интернатских времен, была предрешена. Хватит держаться за прошлое, нужно смело глядеть в будущее.
— И кто же тебя так любит, а, Папена? — прищурился Мэл. — Можно сказать, уделяет особое внимание.
Я успела приметить, что когда он называл меня по фамилии, это означало очередную обвиняющую вспышку ревности, только не поняла, при чем здесь подлое покушение на старую сумку.
— Тоже хотелось бы знать. И главное — за что "меня любят".
— Иди сюда, — притянул меня Мэл, устраиваясь на кровати, и когда я села к нему на колени, сказал: — Запомни, услышу что-нибудь на тему "меня любят" — сразу оторву башку тому любителю. Понятно выразился?
— Я же сказала с противоположным смыслом! — возмутилась его ультиматумом.
— В любом смысле. Разбираться не буду.
Временами моего парня чересчур заносит. А ведь может быть человеком, когда хочет, — вспомнилось его мирное согласие о разговоре с горнистом. Кстати, Мэл не задал ни одного вопроса о встрече на чердаке, и это удивляло. Или ему была неинтересна суть беседы с Агнаилом, или он не рассчитывал, что я поделюсь информацией — личной и сокровенной, и поэтому не лез, докучая.
— Вот и помоги найти того, кто посылает "подарочки", — разозлилась я. Угрожать мы все горазды. — Ой, то есть помоги разоблачить того, кто строит козни, — исправилась, заметив красноречивый взгляд Мэла.
— Козни строит баб... Здесь чувствуется женская рука. Это месть или предупреждение. Как думаешь, за что?
Вот и говори прямо, к чему юлить? Без сомнений, поклонницы профессора не дают мне житья и покоя, наплевав на то, что их кумир несвободен. И ведь Мэл давно догадался о причине злопыхательств, но хочет получить ответ из моих уст.
— Замок клеем залили — раз, сумку вывели из строя — два... — размышлял Мэл. — Что еще?
— Crucis* запустили в волосы, — поведала с неохотой.
— Значит, поэтому постриглась, а не из-за жевательной резинки?
Я промолчала и в глазах Мэла прочитала упрек: "Ты, Папена, соткана из лжишки, лжи и лжищи, и любое твое слово нужно перепроверять на сто раз". Не признаю обвинение! — вскинула голову. В ту пору мы были никем друг для друга, поэтому я была вольна недоговаривать и врать напропалую.
— Значит, crucis* — это три, — посчитал парень. — Еще?
— Возможно... В субботу у пакета оторвались ручки. Прочный, между прочим, был пакет. Рассчитанный на двадцать килограмм продуктов.
— Это четыре, — продолжил считать Мэл. — Наверняка были и другие попытки, но ты их не заметила. Тебе что-нибудь дарили?
— Нет. Разве что внутренники сделали плафончик... ну, и портрет нарисовали, — показала я на подоконник, на котором лежал свернутый бумажный рулончик. — Еще перед приемом Петя дал цветы, но я их забыла в торжественном зале. — При этих словах Мэл скривился. — Особо и дарить-то некому.
— Теперь понимаешь, что тебя нельзя оставлять одну? "Доброжелатель" устроит очередную гадость, а ты не увидишь.
Я надулась на его слова. Сказал бы напрямик, что слепошарая, и не нужно изображать воспитанность. Хотя парень прав. Из-за того, что не вижу волн, могу спалиться на любой мелочи.
— Ты говорила, что немножко подумаешь о переезде, — напомнил Мэл, надевая пуловер. — И "немножко" закончилось секунду назад.
— Кто сказал?
— Я. Разве ты не слышала, как оно закончилось? — удивился он искренне, чем вызвал у меня хихик.
— И как же? — спросила, подойдя к нему и обняв.
— Лопнуло как воздушный шарик. Говори! — потребовал Мэл, обнимая в ответ.
В голове снова пронеслись расписанные Мэлом ужасы, ожидавшие меня в институте и вне его стен, а также слова Аффы, не постеснявшейся назвать некоторые вещи своими именами. Вдобавок напугало предположение парня о новых "покушениях". Кто знает, какие пакости придумают фанатки профессора?
— Хорошо. Давай попробуем. Я переночую у тебя сегодня, а там поглядим.
— Отлично! — просиял Мэл и закрепил согласие поцелуем. Сладко и туманит голову, но опять придется подкрашивать губы.
К дальновидной стилистке улетело мысленное спасибо за аренду тюбика, отражение в зеркале кивнуло мне в последний раз, и мы отправились в институт — Мэл и я. Шли и обнимались, потому что теперь вместе, а у меня тряслись поджилки, и дрожал голос.
— Слушай, Мэ... Егор, — произнесла непривычное имя, — а Петя так и сидит в отделении?
— Почем мне знать? — ответил он грубовато.
— А... можно вызволить его оттуда?
Тон Мэл сменился, став насмешливым.
— Папена, на этот раз ты меня разочаровала. Я еще вчера ожидал, что рванешь выручать бедолагу, позабыв обо всем на свете. Так вот, до спортсмена мне нет никакого дела. Пусть как хочет, так и выкручивается. Он заслужил.
Я поняла, что Мэла не удастся уговорить и упросить. А ведь он мог бы помочь: позвонил, кому нужно, прощупал почву, разузнал, что с Петей, и не убили ли его на допросах.
— Ой, Мэл... Егор, а арестованных не избивают? — пришла в голову жуткая мысль, навеянная разыгравшимся воображением.
— Не избивают. Успокойся. Возможно, его уже отпустили. Наверняка позвонил предкам, и те вызволили сыночка. Внесли залог или дали поручительство. И больше не напоминай о нем, Эва. Мне хватило того, что он обнимал тебя на приеме, — закончил раздраженно Мэл.
Чем ближе к институту, тем страшнее.
— Расслабься, — сказал вполголоса Мэл, погладив меня по спине, когда мы приблизились к крыльцу. У калитки было оживленно, на аллее тоже, и на ступеньках толпились студенты.
Народ считал минуты до звонка, и нам пришлось присоединиться к ожидающим. Мэл заключил меня в объятия, и мы укрылись за колонной, куда долетали лишь голоса, смех и далекий птичий гомон. Из-под козырька осыпались лепестки иллюзорных цветов.
Мэл заставил меня повторить от начала до конца маршрут предстоящих передвижений, который ничем не отличался от вчерашнего, за исключением визита на чердак. Парень решил проводить меня до архива и вернуться за мной после звонка.
Беспокойство росло, и я дрожала, но не от мороза.
— Вдохни глубже, — посоветовал Мэл. — Вспомни прием. Четыре тысячи гостей, и ты уделала их всех.
Слабое утешение, вернее, вдохновение. Хотя на папашу я точно произвела впечатление.
— Твой отец не звонил? — переключилась на другую тему, старясь унять волнение.
— Нет. А зачем?
— Как зачем? Его сын куролесит второй день, а ему и дела нет?
Мэл нахмурился.
— Я сказал ему о своем выборе. Думаю, он понял. А не звонит, потому что у него проблемы в департаменте. А твой откликнулся?
— Тоже нет, и это странно. Если он решил, что я звонила с чужого телефона, то мог бы назначить встречу через Стопятнадцатого.
— Не паникуй. Мы справимся, — сказал Мэл твердо, и его голос вселил уверенность.
Я практически не запомнила, как мы вошли в холл, влившись в толпу студентов, как мой парень помог раздеться и проводил до архива, точнее, до стола выдачи, где опять поцеловал в щеку и отдал сумку. На нас глазели, кивали вслед и переговаривались. Перед нами расступались, когда Мэл уверенно вел меня к подъемнику. Уж не знаю, то ли у парня был пугающий вид или повлияло что-то другое, но сегодня мы спустились в подвал вдвоем, и очередь пропустила нас. Правда, один второкурсник высказался о нахалах, лезущих напролом, но тут же примолк, когда Мэл посмотрел на него.
Зато неподалеку от постамента со святым Списуилом я заметила Радика, глядевшего на меня и на Мэла... с изумлением? Значит, наши зверюги вытворили нечто из ряда вон выходящее, если у парнишки было ошеломленное лицо. Ох, не сдержусь и потрясу Радика за шкирку, чтобы узнать, как выглядит наш зоопарк.
В архиве опять приключилось вавилонское столпотворение, но на этот раз начальник избрал другую тактику, видимо, намучившись с раскладыванием папок, накопленных за вчерашний день. Сегодня мы с Штуссом выдавали и принимали документы, сразу же расставляя по нужным полкам. Времени уходило больше, но работа упорядочилась. Единственным и основательным минусом осталось внимание студентов — не меньшее, чем вчера, и навязчивое. Я дергалась, нервничала и боялась лишний раз поднять глаза на очередного заказчика.
И тут случилось чудо.
Распихивая локтями толпу, к столу выдачи приблизился... Мэл!
— Дай "Трактат о популярных снадобьях в средневековье", — сказал, обратившись ко мне.
Массы зароптали на повышенных и скандальных тонах, но Мэл осадил четверокурсника, который возмущался громче всех:
— У кого блат в архиве, тот и первый, понял?
Студенчество захихикало, закхыкало, но не стало выражать недовольство, а я сделалась, наверное, ярче алой папки, которую принес начальник, чтобы выдать очереднику.
Мэл получил заказанный трактат и, внаглую потеснив парней за первым столом, уселся нога на ногу, взявшись перелистывать странички. По-моему, он вообще не смотрел, что читал, а поглядывал по сторонам и на меня, отчего моя нервозность усилилась.
Наконец, терпение иссякло, и я бросилась к сумке, чтобы достать "Приму".
— Алё, ты почему не на лабораторке? Уже сдал? — спросила тихо, прикрыв рот и динамик рукой, и мой парень, сидевший в паре шагов за перегородкой, ответил по телефону, не таясь и без стеснения:
— А я с инспекцией.
Пауза была эффектной, как и мой ступор.
— Расслабься, — хмыкнула трубка. — Ромашка перенес сдаточную на вечер.
В присутствии Мэла на меня меньше пялились и не так активно обсуждали, занявшись тем, за чем пришли — изучением и анализом материалов. Сегодня и прощание с архивариусом состоялось по-человечески, не в пример вчерашней суете, и мужчина признал, что заданный ритм работы — наиболее благоприятный для здоровья и нервов.
При выходе из помещения я разглядела и омертвелый ствол обсыпальника, и оперившиеся нежными листочками кустики мыльнянки, и вообще, мне показалось, что жизнь не такая уж страшная штука. Ведь Мэл шел рядом и ограждал от неприятных новшеств.
Хорошести длились ровно до того момента, пока в холле, у одного из зеркал, я не заметила Эльзушку со своей белобрысой свитой. Девица, словно сошедшая со странички из модного журнала, смотрела на меня со снисходительным презрением, которое не истребил даже новый статус дочки министра, а болонки переговаривались и посмеивались, поглядывая в мою сторону.
Ну и пусть обсуждают мою личную жизнь в общежитии! — задрала я нос. Пусть завидуют. Я теперь с парнем, который первоклассный специалист по изучению удовольствий, как подметили однокурсники на одной из консультаций у Теолини. Однако статус повысился, а внешность осталась на прежнем уровне, — вздохнула тяжко. Нужно что-то предпринимать, и поскорее — для собственного спокойствия и уверенности.
В обществе Мэла чужое любопытство напрягало гораздо меньше. Думаю, приди я в институт в одиночестве, меня разорвали бы не слабее, чем Монтеморт. Взгляды липли, парни оценивали, девчонки обсуждали между собой, но в целом, народ сохранял дистанцию. Мэл же выглядел безмятежным.
— Отвезу тебя в банк, а потом заедем в "Инновацию". Обедать хочу, — заявил, когда мы подошли к раздевалке.
— Может, в столовую? — кивнула в сторону коридора, ведущего к общепиту.
— Забей.
— Неужели не наелся? — расстроилась я. Вроде бы завтрак был сытным, и Мэл не стал вредничать, отказываясь от еды. Может, ему не понравились бутерброды?
— Эвочка, — приобнял он меня, — запоминай: из довольного мужчины можно выжать что угодно. А когда он доволен? Когда сыт и когда...
Окончание фразы высказалось шепотом на ухо, вызвав очередную волну смущения.
Надоело! Значит, Мэл ставит меня в неловкое положение при всех, а я чем хуже? Нет уж, пусть и он когда-нибудь научится краснеть.
— Хорошо, Егорчик, где скажешь, — дразня, провела языком по губам и обвила шею парня руками. До чего же будоражила его небритость — словами не передать.
— А-а... то есть? — растерялся было он, но быстро опомнился. — Серьезно? Значит, где скажу?
— Угу, — сделала ртом бантик и послала воздушный поцелуй.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
