| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я с неподдельным интересом наблюдал за тем, как инструктор райкома елозит на стуле, постепенно наливаясь краснотой. По залу бродило, нарастая, оживлённое перешёптывание.
‒ Ну так, значит, в Думу прошло целых шесть депутатов. Шесть! Вместе, кстати, с оказавшимся потом провокатором Малиновским. А я, значит, когда об этом стало известно, как раз в Кракове у Ленина был, приехал с отчётом о работе в Киеве. Ну... Ленин же ‒ человек слова, как сказал, так и сделал. ‒ Приятные воспоминания заметно взбодрили ветерана, и речь его текла непрерывным ручейком, лишь иногда спотыкаясь на особо сложных для дикции словах. ‒ У Нади отпросились, значит, ну и в гаштет... Он сразу как зашёл, шесть рюмок коньяка заказал. И пошло веселье... Хе-хе... А назад когда шли, он всё "Варшавянку" на улицах пел, знаете, эту... ‒ Зельдинский начал, слегка помахивая правой рукой, выводить надтреснутым голосом: ‒ Вихри враждебные веют над нами...
Здесь терпение инструктора лопнуло, ‒ наверное, он имел музыкальный слух. Быстро подскочив к трибуне, вырвал микрофон из некрепких старческих рук и, натянуто улыбаясь, произнёс:
‒ Я думаю, товарищи комсомольцы, мы сердечно поблагодарим Михаила Натановича за то, что он смог прийти на торжественное собрание и...
Зал разразился бурными овациями.
‒ ...и попросим, чтобы именно он провёл награждение отличившихся в ходе коммунистического соревнования учителей вашей школы и членов комсомольской дружины почётными грамотами райкома партии.
Всё! Горю синим пламенем!
Я наклонился к Паштету:
‒ Паш, если будут спрашивать, скажи, что я чем-то отравился и меня затошнило, угу? А теперь выпусти меня отсюда.
Проскользнув мимо удивлённого Паштета, я, пользуясь тем, что внимание большей части сидящих в зале приковано к сцене, пригнувшись, пронёсся по проходу, выскочил в двери и сломя голову скатился по лестнице в гардероб.
Спустя двадцать минут я с ненавистью смотрел на трафаретную надпись "выхода нет" на двери остановившегося по неизвестной причине в тоннеле вагона метро. Что такое "не везёт" и как с ним бороться...
Тот же день, чуть позже
Ленинград, Таврический сад
Спортивный костюм она купила в Нью-Йорке в свой первый отпуск. Хотелось по возвращении бросить вызов Советам. Бегать по улицам Ленинграда в звёздно-полосатом костюме с орлом на спине, собирая удивлённые и негодующие взгляды прохожих, было забавно, особенно под дипломатическим иммунитетом. Сегодня она впервые об этом пожалела, сейчас бы стать неприметной серенькой мышкой-поскребушкой.
За пять минут быстрой ходьбы от дома до парка Синти согрелась. Наружка, вероятно, тоже. Как обычно, пасли её впятером, если, конечно, нигде в домах вокруг нет стационарных постов. Фред полагал, что есть, и не один, слишком близко расположен парк к месту сосредоточения консульств.
Ну и ладно. Несмотря на то что парк, особенно сейчас, весной, просматривался почти насквозь, на маршруте её бега есть пять небольших мёртвых зон. Она привычно вычислила их ещё в первый год, просто на всякий случай. Сейчас она их и осмотрит... И Синти перешла на лёгкий бег, привычно топча мокроватый гравий аллеи.
Странно, но сегодня она не чувствует страха, лишь возбуждение охотника, идеальное состояние для выхода на операцию. Неторопливо труся, Синти подметала взглядом узкую дорожку перед собой. Знак не может быть далеко.
Вот и первая мёртвая зона, пять метров между кустами ещё не расцветшей сирени. Синти впилась взглядом в неприметную черту на гравии. Просто черта... Или не просто? Пробежав, она попыталась восстановить рисунок в уме. Линия с маленькой чёрточкой на конце, как стрелка с одной палочкой. Случайность, указатель или иероглиф "и"?
Дорожка изогнулась вдоль берега искусственного пруда и направилась к выгнутому дугой мостику. Вокруг всё как обычно: резвятся на площадке с игровыми аттракционами детишки, на скамеечках сидят шахматисты, за их спинами, тихо перешёптываясь, обсуждают ход матчей болельщики. Идеальное место для наблюдения за ней.
Пронеслась, ускоряясь, по прямому участку, и дорожка начала закругляться, направляясь поперёк парка. Навстречу попадаются редкие прохожие, срезающие путь к метро. Все ли они безобидны или кто-то косит на неё взглядом? Или они рассматривают её костюм? В этой России параноиком заделаешься...
Вот и вторая слепая зона. Да! Мысленно Синти зааплодировала себе, щедро выставив "пять" и за наблюдательность, и за сообразительность. Две черты, верхняя чуть меньше нижней. "Эр" ‒ два. Значит, там было "и" ‒ один. Раз-два. В такие совпадения она не верит ‒ это иероглифы. А где было "раз-два", будет и "три".
Синти чуть притормозила бег, слишком уж разогналась в эйфории. Обогнула быстро шагающего подростка с прутиком в руке и устремилась к следующему промежуточному финишу, где, как она была теперь уверена, её ждёт "сань" ‒ три.
Нет? Нет!
У неё возникло ощущение, как будто с разбега впилилась мимо дверного проёма. Только не тормозить, только не оглядываться... Прошлого раза хватило. Можно бегать кругами, пока ноги не отвалятся, возможность рассмотреть ещё будет.
Но как странно! Обиженно мотнула головой, отбрасывая свалившуюся чёлку, дунула посильнее на непокорную прядь и побежала дальше. Она была уверена, что здесь её встретят три черты. Не могла же она просмотреть?
Раз-два, раз-два... Неужели всё-таки дети? Да нет, вряд ли...
Четвертую точку она миновала с вытянутой физиономией, а после пятой, самой большой слепой зоны, за тылами кинотеатра "Ленинград", и вовсе ничего уже не понимала. Пусто...
Обгоняя немногочисленных гуляющих, пробежала вдоль решётки, что отгораживает парк от улицы Суворова, и свернула на второй круг. Так, "и". Нет, ну точно ‒ "и". Взлетела на мостик и потрусила ко второй зоне. Угу, "эр", без каких-либо сомнений. И что это значит?
Резкий поворот ‒ и под горку... ещё поворот, лёгкая дуга...
"Сань"!
‒ Shit, ‒ чуть слышно выругалась на бегу. Просмотреть этот знак она точно не могла. Значит... Сердце забарабанило ещё сильнее. Раз-два-три. И?..
Так, в пятой зоне ещё одна новинка ‒ на гравии появилась как бы небрежно начириканная заглавная буква "Ё" ‒ с чуть перекошенной перекладиной, всего с одной точкой и разрывом у верхней черты. "Та".
Он, она, оно применительно к вещам. И через шаг наискосок белеет очищенный от коры прутик, указывающий на обочину. Пробегая, Синти скосила глаза и зацепила взглядом сложенный вдвое и заколотый скрепкой использованный билет в кинотеатр.
Оно! Вот оно!
Остаток второго круга пробежала, выравнивая дыхание. Третий и четвёртый ‒ контроль наблюдателей. И лишь на пятом круге, убедившись, что этот пятачок действительно не просматривается, на бегу чуть вильнула вбок, легко дотянулась до голубовато-зеленоватой бумажки и тут же спрятала её за тугую манжету рукава.
И?.. Будут брать?.. Синти изо всех сил боролась с желанием оглянуться. Внезапно остро захотелось на кабинетную работу. Шаг, второй, третий... Десятый... Фу... Здесь не взяли. Отбросила подрагивающей рукой со лба мокрые от пота волосы и потрусила домой. Мозг охотно перечислял варианты, где ещё могут взять, но организм, и так купающийся в чистом адреналине, уже не реагировал на эти провокации.
На дрожащих ногах, готовая заорать от ужаса от любого резкого движения или громкого звука, Синти вползла на четвёртый этаж и, захлопнув за собой дверь в квартиру, обессиленно сползла по косяку на резиновый коврик. Загнанно дыша, прислушалась к тишине квартиры и трясущимися пальцами достала из рукава билет. Сняла скрепку, развернула и уставилась на выпавший кусочек фотоплёнки. Затем закрыла ладонями глаза и глухо зарыдала, смывая слезами пережитой кошмар.
Через пять минут, продолжая изредка горестно всхлипывать и потирать опухшие от рёва глаза, она с трудом разобрала пудреницу и спрятала добычу в тайник. Потопталась у окна, бессмысленно пялясь на трубу напротив, и, поймав минуту просветления, повела себя в душ. Когда позвонил Колвер, она уже была в состоянии обменяться кодовыми фразами. Ещё через полчаса села в машину и молча отдала косметичку. Балет Синти смотрела ничего не видящими глазами.
Тот же день, вечер
Ленинград, улица Чернышевского
Да, так и засыпались советские разведчики... Нелёгкий хлеб... На экране всё красиво, а в реальности ‒ рубашку можно выжимать. И ведь ничего не делал, считай, прогулялся по парку. Чёртово собрание и сбой в метро... Идиот.
Хорошо хоть она пробежала мимо не в момент рисования иероглифов или закладывания тайника. Вот была бы встреча на Эльбе...
Вывернул из подворотни и первое, что увидел, ‒ двух идущих навстречу серьёзных мужиков в костюмах, рожи протокольные, движутся синхронно. Внутри всё свернулось в узел и пару раз перекрутилось, под коленками противно задрожало. Уткнув взгляд в землю, иду мимо, чувствуя, как лихорадочно горят щеки.
И?.. Будут брать или показалось?
Шаг, второй, третий... десятый... Заворачивая за угол, проверил ‒ чисто, мужики идут себе дальше. Порывисто выдохнул, неторопливо зашёл в парадное на углу и тут же изо всех сил полетел, прыгая через три ступеньки, вверх по лестнице. Третий, четвёртый, пятый этаж, рву на себя дверь чердака, закрываю изнутри на щеколду и несусь, огибая углы, по сумрачному лабиринту. Удачно здесь сделано, чердаки аж трёх домов объединены переходами в единую систему... Зашёл на одной улице, вышел на другой. Идеальное место для отсечки хвоста, если он был.
Спустился по темной вонючей лестнице и притаился у полуоткрытой двери парадного ‒ жду, успокаивая дыхание.
Мимо, тормозя, прокатил сине-белый троллейбус. Распахиваю створку двери, бегу к остановке и ввинчиваюсь в переполненный салон. В глазах черно от напряжения, в ушах звон.
Чтоб я ещё раз... Да ни в жизнь!
Воскресенье 24 апреля 1977 года, день
Ленинград, Васильевский остров
Воскресенье ‒ день веселья... У кого как, а у меня по выходным ‒ страда. Опять стою напротив красивого старого петербургского здания, в сердцевине которого притаился клад. Седьмая линия Васильевского острова, аптека Пелля. На чердаке, у южной стены, под песочной обсыпкой ждёт меня бутылочка с золотыми пилюлями. Всего делов-то: прийти, увидеть и забрать.
Толкнул чердачную дверь, и она протяжно заскрипела ржавыми петлями. Шагнул за порог и немного постоял, привыкая к освещению. Проникающий сквозь высокие слуховые окна дневной свет приятно размывает полутьму; в центре чердака яркими белыми пятнами болтается на верёвках чьё-то свежевыстиранное постельное белье и пузырятся внушающие уважение размерами голубоватые панталоны с начёсом.
Пробрался к южному скату крыши и остановился, прикидывая объём и последовательность работы. Память донора не сохранила точного места клада на чердаке. Увы, придётся прощупывать песочную обсыпку вдоль стены, пока не найду стеклотару. Поставил сумку на пол, сверху набросил куртку, опустился на корточки и начал методично орудовать небольшой лопаткой, прикупленной вчера в туристическом отделе.
Пыхтя, перекапываю вдоль стены полосу шириной примерно метр. Торопиться некуда... Никуда от меня этот клад не уйдёт, не спрятаться ему, не скрыться... Достану и двинусь на вторую точку неподалёку. Вот там надо будет отдирать половую доску, чтобы добраться до свёртка с червонцами. К вечеру почти удвою свой золотой запас, доведя его до девятнадцати тысяч долларов. Неплохо, особенно если учесть, что сейчас доллар заметно полновеснее ‒ раза так в два, чем в момент моего отбытия из будущего.
Где разумнее будет осесть ‒ в Лондоне или в Чикаго? Пожалуй, в Штатах на биржу проще будет выйти. И затеряться тоже проще. Ещё куролесят хиппи, как перекати-поле носятся на "харлеях" рокеры, скоро подоспеют панки. Парень с короткой стрижкой легко может затеряться в этой пёстрой толпе.
Другое дело, что переправлять информацию в Кремль оттуда будет архисложно... Ну да ничего, замучу что-нибудь с резидентом Первого главного управления, подобно тому, что здесь делаю с ЦРУ. Всё будет хорошо, я верю...
Остановился, размял начавшие затекать колени, поменял рабочую руку и продолжил ворошить песок дальше.
Глупость, конечно, сотворил с обменом золота на рубли. И риск лишний, и золото там понадобится. А здесь надо по ухоронкам с рублями пройтись. В следующее воскресенье зайду в гости на дачу к Мефистофелю или Леве Дуберману. Эту "Хунту" не грех обнести ‒ как они обносят выезжающих из СССР.
Лопатка с лёгким скрежетом подцепила толстую ржавую проволоку. Я с натугой потянул, и из-под слоя песка вынырнул тяжёлый брезентовый свёрток. Хм... Определённо это не бутылка с золотом.
Отложив лопатку, осторожно раскрутил проволоку и развернул добычу. Да, на такое я никак не рассчитывал... С любопытством взялся за рифлёную рукоять и, повернув к свету, с трудом разобрал выбитое на воронёном стволе "F.B. Radom 1936 ViS vz35". И какой-то орёл посередине, но явно не российский и не немецкий. Вытащил обойму и выщелкнул на промасленный брезент пять тускло поблёскивающих латунью патронов. Задумчиво взвесил на руке тяжёлую находку и переложил на дно сумки. Туда же пошла связка из нескольких странного вида крючков, нанизанных на проволочное кольцо.
Напоследок я оставил сладкое ‒ кортик с вычурной рукояткой. Повертел в руках и с удивлением протяжно присвистнул, увидев с обратной стороны рукоятки свастику и сдвоенные молнии. Сдвинул ножны с изящного лезвия и попытался разобрать готическую надпись. Безуспешно, и видно плохо, и шрифт не знаю, да и немецкий тоже. Пожалуй, и не кортик это... На кинжал СС похоже. Стильная вещица. Хмыкнув, я присоединил её к пистолету.
Подумать только, к вечеру в сумке будет просто шикарный джентльменский набор ‒ пистолет, кинжал, набор отмычек и золото.
Тот же день, вечер
Ленинград, Васильевский остров
‒ В "Минутку" или в "Лягушатник"? ‒ поставил я вопрос ребром, когда мы миновали Дом книги.
Тома задумчиво вскинула глаза к синему небу и неуверенно начала:
‒ Так сразу и не определишься... Всего и сразу! И побольше!
‒ Ребёнок! ‒ хохотнул я и попытался увернуться от тычка пальцем под ребро. ‒ Давай оставим что-нибудь на следующий раз.
‒ Хо-о-чется!
‒ Сегодня не успеем, ‒ с сожалением вздохнул я. ‒ Нам через полтора часа на спектакль. И вообще: бойся исполнения своих желаний, нечего хотеть будет.
‒ Да у меня их море!
‒ Это так кажется, ‒ фыркнул я и скомандовал: ‒ Быстро перечисли три первые пришедшие в голову.
‒ Мороженого с сиропом, чтобы наши в Никарагуа победили... и... э-э-э... чтобы бананы и мандарины круглый год продавались!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
