Еретик. Книга 2

К искреннему удивлению Анселя, судья Лоран понимающе улыбнулся, хотя по его лицу пробежала тень — слишком уж многозначная, чтобы быть простым порицанием.

— Стало быть, вопросы богословия его не интересуют? — снисходительно спросил Лоран.

— Я этого не говорил, — покачал головой Ансель. — Он ходит в церковь, как и любой добрый христианин. Но со мной он предпочитает не обсуждать богословские вопросы.

«По крайней мере, в последнее время это действительно так», — подумал Ансель, искренне обрадовавшись скрытности, которую Гийом стал демонстрировать в вопросах веры некоторое время назад.

— Для этого у него есть приходской священник, — закончил он. — Не думаю, что окажусь в богословских вопросах лучшим собеседником, чем он.

Лоран усмехнулся.

— А что насчет его поведения в целом? Не замечали в юном графе никаких странностей?

Ансель прерывисто вздохнул. Некоторое время он собирался с мыслями, стараясь заглушить тревогу в душе, которая била в колокола и кричала о том, что его предали.

— Ваше Преосвященство, я могу быть с вами откровенным? — сдавленно спросил Ансель. Лоран остановился, посмотрел на него и едва заметно нахмурился.

— Вы должны быть со мной предельно откровенны, месье Ансель.

В голосе его не звучало угрозы, однако чувство опасности, которое не давало Анселю покоя, лишь сгустилось. Он приложил все усилия, чтобы выглядеть более собранным.

«Я еретик. Арестуйте меня, сделайте со мной что угодно, но не трогайте больше никого!» — хотел закричать он, искренне боясь, что этот расспрос может навредить Гийому. Однако он удержал себя от этого. Ему пока никто не предъявил обвинений. Стоило взять себя в руки и не спешить обвинять Вивьена в предательстве. По мимолетному взгляду на него, когда Лоран попросил о беседе, Анселю показалось, что Вивьен удивлен не меньше.

— Ваше Преосвященство, вы, должно быть, догадываетесь, какие чувства вызывает у простого мирянина любой, даже самый малый интерес со стороны инквизитора.

Лоран заговорщицки прищурился.

— С нетерпением хотел бы услышать это от вас.

— Множество людей разрываются между желанием помогать творить богоугодное дело и страхом нарушить девятую заповедь Божью. Страх и благоговение — смесь чувств, которая может толкнуть людей на необдуманные поступки, Ваше Преосвященство. Я бы вовсе не хотел оказаться в числе тех, кто, желая угодить вашим изысканиям — то есть, изысканиям persona Christi — оклевещет доброго христианина. — Он вздохнул. — Поэтому я смею просить вас рассказать о цели вашего расспроса или более им не мучить, если только у вас нет вопросов лично на мой счет. Касательно юного графа де’Кантелё я уже рассказал вам все, что мог — без домыслов и наговоров. Боюсь, в остальных делах я сведущ недостаточно, чтобы стать вашим свидетелем.

Некоторое время Лоран изучающе смотрел на виновато потупившегося Анселя. Казалось, этот разговор существенно измотал его.

— Вы притомились, месье Ансель? — заботливо поинтересовался Лоран.

— Теперь занятия с Вивьеном и Ренаром отнимают намного больше физических сил, чем раньше. Однако смею сказать, что наша беседа воспринималась мною тяжелее. Я не большой любитель разговоров о людях без их ведома и присутствия, Ваше Преосвященство. Возможно, при разговоре с инквизитором этой позиции придерживаться не стоит, но, надеюсь, вы простите мне эту, — он помедлил, — узколобость.

Лоран понимающе хмыкнул.

— Вы действительно удивительно кроткий человек, месье Ансель, — сказал он. — Что ж, на данный момент вы, пожалуй, удовлетворили мое любопытство в достаточной мере. Приглядите за юным графом, — настоятельно порекомендовал он, — и доброго вам дня.

Попрощавшись, Кантильен Лоран направился в здание своей резиденции, оставив Анселя — побледневшего и обессилевшего — стоять и смотреть ему вслед.

* * *

За время пребывания Анселя в Руане Кантильен Лоран еще несколько раз подзывал его для коротких разговоров о Кантелё. Похоже, его всерьез заинтересовала активность Гийома, и он, как мог, старался понять, стоят ли за ней какие-либо странные причины, или же его деловитость обусловлена тем, что с уходом своего отца на войну он просто наконец дорвался до власти.

Ансель отвечал на вопросы Лорана в своей прежней кроткой и сдержанной манере. К его удивлению, судья инквизиции проявлял удивительную для людей его рода занятий и поста деликатность в своих расспросах, однако сам факт его интереса после каждой короткой беседы словно вытягивал из Анселя последние силы.

Усугубляло ситуацию то, что руанское отделение инквизиции кипело от работы, и Ансель даже не мог толком улучить момент, чтобы поговорить с Вивьеном начистоту и понять, упоминал ли ученик что-либо о своем путешествии в Каркассон в присутствии Лорана.

С каждым днем Ансель чувствовал все большее напряжение. Он почти потерял сон — подскакивал на кровати, едва уснув, и вздрагивал от любого шороха. Каждый день он ожидал увидеть у своих дверей стражников, которые должны были бы арестовать его по приказу Кантильена Лорана. А еще больше он опасался, что вскоре может не застать судью инквизиции в отделении, потому что тот решил бы поехать в Кантелё с намерением предъявить Гийому прямое обвинение в ереси.

Желание прийти к епископу с повинной, чтобы уберечь своих близких, с каждым днем лишь возрастало, однако Ансель старался мыслить здраво и останавливал себя. Он подозревал, что даже в случае его добровольной сдачи инквизиции ни мольбы, ни просьбы, ни увещевания, ни даже клятвы не помогут убедить Лорана в том, что больше никто из Кантелё не повинен в ереси. Его добровольная сдача лишь окончательно развяжет Лорану руки. Впрочем, Ансель не понимал, связывает ли ему что-то руки сейчас. Действительно ли он что-то подозревает? Направлены ли эти беседы на то, чтобы заставить Анселя признаться, не выдержав давления, или же они — лишь результат обеспокоенного любопытства?

Ответов не было, оставалось лишь ждать. И, воистину, это тягостное ожидание было невыносимо.

* * *

Вивьен Колер возвращался на постоялый двор, когда на улице уже совсем стемнело. Он чувствовал себя уставшим и искренне желал забыться сном после нескольких напряженных дней, молясь только о том, чтобы сегодня ни привычная бессонница, ни дурные сновидения не помешали ему исполнить это намерение.

Темные улицы Руана, освещенные лишь редкими факелами, скудным светом луны, скрытой за полупрозрачными ночными облаками, и множеством звезд, отчего-то нагоняли на Вивьена странные размышления о том, что, возможно, там, далеко в небе, Господь создал еще множество других миров. И, возможно, их свет сейчас долетает сюда, до этой самой улицы. Вивьен подивился своей мысли, коротко усмехнулся и подумал, что, скажи он об этом кому-нибудь, его бы обвинили в ереси, ведь в Книге Бытия не говорится ни о каких других мирах.

— Ты сказал ему? — неразборчиво прозвучало откуда-то сбоку.

Резко вырвавшись из своих мыслей, Вивьен обернулся на знакомый голос и прищурился, вглядываясь в темноту.

— Ансель? — изумленно спросил он.

Учитель стоял, тяжело привалившись к стволу дерева, и с трудом удерживал свое тело в вертикальном положении. Он казался каким-то болезненно исхудавшим, каждое движение было резковатым и нервным, а язык его непривычно заплетался.

— Ты, что, пьян? — нахмурился Вивьен.

Ансель не ответил, да этого и не требовалось — его вид говорил сам за себя. Он подался вперед, покачнулся и ухватился за ствол дерева в тщетной попытке сохранить равновесие.

— Ты ему все-таки рассказал… — с ноткой усталой обличительности повторил он. Вивьен огляделся по сторонам, понадеявшись, что их никто не слышит, приблизился к другу и поддержал его под руку, когда тот снова покачнулся.

— Во-первых, говори тише, — прошипел он. — Во-вторых, кому и что я, по-твоему, рассказал?

Ансель мучительно посмотрел ему в глаза.

— Лоран… он знает… он все знает! — почти простонал он. — Но не говорит прямо. Он хочет, чтобы я сознался… прямо, как ты хотел… вы, инквизиторы… вы используете пытку даже… так…

Вивьен недовольно сдвинул брови. Требовательно потянув Анселя за руку, он отвел его как можно дальше от дороги, удостоверившись, что рядом никого нет. С трудом удерживаясь на ногах, Ансель последовал за ним.

— Что ты несешь? — прошипел Вивьен, остановившись. — Ты в своем уме? По-твоему, после всего, что я тебе тогда наобещал, я явился к Лорану и запросто тебя выдал? Ты, похоже, понятия не имеешь, как работает инквизиция. — Он криво усмехнулся, поняв, что, его недавняя сонливость исчезла, как утренний туман.

Ансель неопределенно покачал головой. Взгляд его рассеянно блуждал по улице, не в силах ни на чем сосредоточиться. Казалось, он был сильно измотан и с трудом мог мыслить связно.

— О чем тебя спрашивал Лоран? — тихо и строго, как при разговорах с арестантами, осведомился Вивьен.

Ансель молчал.

— Проклятье, Ансель, чтобы понимать, насколько все плохо, я должен знать, о чем спрашивал Лоран. Не усложняй мне задачу.

И снова — никакого ответа. Ансель лишь смотрел в неопределенную точку пространства, всем своим видом выражая, что больше никогда и никому не сможет довериться. Вивьен закатил глаза.

«Воистину, если человек редко позволяет себе пить, опьянение может вылиться вот в это», — подумал он.

Тяжело вздохнув, он без предупреждения в мгновение ока зашел Анселю за спину, вывернул его руку и дернул вверх, заставив его ахнуть от боли и рухнуть на колени.

— О чем. Спрашивал. Лоран? — строго повторил он.

Ансель опустил голову, крепко сжав челюсти. Вивьен раздраженно вздохнул и потянул его выкрученную руку вверх почти до хруста в плече. Ансель замычал от боли, невольно согнувшись еще ниже.

— Заставишь меня спросить еще раз, и я сломаю тебе руку, — пригрозил Вивьен. — Дело серьезное, Ансель, говори.

— Гийом, — сквозь зубы произнес Ансель.

— Гийом?

— Граф де’Кантелё. Мой ученик.

— Он тоже катар? — тихо спросил Вивьен. Ансель не ответил, и пришлось потянуть его руку еще выше. Некоторое время он терпел, однако вскоре все же застонал, качнув головой из стороны в сторону, словно это могло помочь избавиться от боли. — Давай, Ансель, ты же уже начал говорить начистоту. Не останавливайся на полпути. Твой ученик — катар? Ты обучал его основам своей веры?

Почувствовав еще более сильную боль в плече, Ансель резко выдохнул.

— Боже… да! Вивьен, хватит…

— А его семья?

— Вивьен…

— Ансель, я очень не люблю повторять вопросы.

— Тоже. — Теперь голос его звучал надтреснуто и сокрушенно.

— Лоран спрашивал об этом?

— Лишь косвенно, — проскрипел Ансель. — Боже, Вивьен, хватит…

— Я смотрю, ты понемногу трезвеешь. Боль отрезвляет, не правда ли? — Вивьен нехорошо усмехнулся. — А теперь собери мысли в кучу и ответь, чем именно интересовался Лоран.

— Если… отпустишь, я тебе скажу, — проскрипел Ансель.

— Боюсь, условия ставишь не ты, — качнул головой Вивьен. — Отпущу, если ответишь. Я жду.

— Он интересовался делами в Кантелё, — тяжело дыша, заговорил Ансель. — Интересовался Гийомом: его состоянием, его обучаемостью. Спрашивал у меня, не обсуждал ли Гийом со мной богословские вопросы. Тогда я и подумал, что ты все рассказал. Я даже хотел сдаться, чтобы никого больше не тронули, но…

Вивьен резко отпустил руку Анселя, заставив того со стоном рухнуть прямо на землю. Выждав несколько мгновений, Вивьен присел на корточки рядом с Анселем и дождался, пока тот сумеет сесть. Придержав больное плечо, Ансель поморщился и недоуменно уставился на Вивьена.

— Зачем ты…

— Затем, чтобы показать тебе: ты не выдержишь допроса. — Он скорбно покачал головой. — Я, в целом, догадывался, что так и будет, но решил проверить. Ансель, не тешь себя иллюзиями. Если ты сдашься, тебя отведут в допросную комнату и хорошенько с тобой поработают. И вполне возможно, что ни мне, ни Ренару не позволят присутствовать, потому что мы должны будем проходить свидетелями по твоему делу. Нас тоже могут подвергнуть допросу, которым будет руководить лично Лоран — при условии, что он не запросит кого-то себе в помощь у папы. При таком раскладе некоторое время мы проведем в тюрьме. Потом с нами будут говорить. Скорее всего, наши ответы не удовлетворят пристрастность Лорана, и он применит более… дотошную форму допроса. То, что продемонстрировал я — даже не малая часть такого допроса, это ничто. А теперь представь, что с тобой сделают в допросной комнате. Дай Бог, тебя хватит на час этого процесса. Через час ты выдашь инквизиции всех: и Гийома, и его семью, и меня. Через два скажешь, что в катарской ереси повинны все в Кантелё и, возможно, в близлежащих деревнях. Через день будешь готов рассказать со всеми подробностями историю своего побега из Каркассона. Через два — назовешь даже тех, кого не знаешь, лишь бы прекратить это.

Ансель в ужасе смотрел на него. В его глазах застыл немой вопрос, который Вивьен понял.

— Увы, да, через это прошла вся твоя семья в Каркассоне. Я не знаю, что именно с ними делали, но, поверь, существует очень мало людей, которые могут это выдержать. Подавляющее большинство готово рассказать все, что угодно, едва увидев допросную комнату.

Ансель сглотнул, опустив взгляд. Вивьен распрямился и протянул ему руку.

— Прости, что пришлось причинить тебе боль. Поверь, я это сделал не из своей прихоти и не из жестокосердия. — Он дождался, пока Ансель недоверчиво протянет руку в ответ, и помог ему подняться с земли. — Это лишь наглядный способ показать: ты не приспособлен к физической боли. Ты привык к аскезе, кротости, смирению и лишениям другого рода, но физическая боль — такая, которую могут причинить на пристрастном допросе — тебя сломает, Ансель. Поэтому если ты сдашься Лорану, ты вместе с собой убьешь всех — и Гийома, и его семью, и, возможно, некоторых селян, и меня, и, — Вивьен поморщился, — может быть даже, зацепишь Ренара, хотя он совершенно невиновен. Как минимум, поэтому я ни за что не сдал бы тебя. Потому что за одно то, сколько времени прошло с моего путешествия в Каркассон, я уже считаюсь твоим соучастником. Понимаешь теперь?

Ансель тяжело вздохнул и неопределенно качнул головой.