Сказ о космических ушельцах

К началу июля в районе Халхин-Гола была сосредоточена вся 23-я пехотная дивизия в составе трёх пехотных и кавалерийского полков, два полка 7-й пехотной дивизии, 3-й и 4-й танковые полки, три баргутских полка Хинганской кавалерийской дивизии. Кроме штатной артиллерии пехотных дивизий были подтянуты 1-й отдельный и 7-й тяжёлый артиллерийские полки, до двух дивизионов зенитной артиллерии и несколько противотанковых батарей. Действия наземных войск прикрывала 2-я авиационная дивизия. К 1 июля в районе реки Халхин-Гол японцы сосредоточили около 38000 солдат и офицеров, 158 станковых пулеметов, 186 лёгких и тяжёлых орудий, 124 противотанковых орудия, 135 танков и 10 бронемашин. Общая численность советско-монгольских войск, занимавших оборону у реки Халхин-Гол, составляла к тому времени 12541 человек, 139 пулемётов, 86 лёгких и тяжёлых орудий, 23 противотанковых орудия, 186 танков и 266 бронемашин.

В 21 час 2 июля японцы начали артиллерийскую подготовку. Затем в атаку пошли танки и пехота 7-й дивизии. Им удалось потеснить наши войска, однако этот успех достался японцам дорогой ценой — значительная часть японских танков была подбита. Качество японской бронетехники и выучка танкистов оказались никудышными. После короткого боя 60 японских лёгких танков с 26 бронеавтомобилями 7-й бригады часть вражеских машин была разбита, а остальные в беспорядке отступили.

Тем временем около 2 часов ночи 3 июля ударная группа генерал-майора Кобаяси вышла к реке и начала переправляться через Халхин-Гол. Вначале она шла на лодках, плотах, вплавь, затем японские саперы навели понтонный мост в районе горы Баин-Цаган. Переправившимся японцам сравнительно легко удалось отбросить малочисленные дозоры 15-го полка 6-й монгольской кавалерийской дивизии. К 10 часам утра основные силы Кобаяси были на западном берегу реки Халхин-Гол.

На рассвете старший советник монгольской Народно-революционной армии полковник И.М.Афонин, следовавший в 6-ю кавдивизию МНРА, обнаружил, что Баин-Цаган занята японскими войсками

В 10:45 3 июля 11-я танковая бригада получила приказ атаковать противника

Последние бои ещё продолжались 29 и 30 августа на участке севернее реки Хайластын-Гол. К утру 31 августа территория Монгольской Народной Республики была полностью очищена от японских войск. Однако это ещё не было полным окончанием пограничного конфликта (фактически необъявленной войны Японии против СССР и союзной ему Монголии). Так 4 и 8 сентября японские войска предприняли новые попытки проникновения на территорию Монголии, однако они сильными контрударами были отброшены за линию государственной границы. Продолжались и воздушные бои, которые прекратились только с заключением официального перемирия. Через своего посла в Москве Сигэнори Того японское правительство обратилось к правительству СССР с просьбой о прекращении военных действий на монгольско-маньчжурской границе.

15 сентября 1939 года было подписано соглашение между Советским Союзом, МНР и Японией о прекращении военных действий в районе реки Халхин-Гол, которое вступило в силу на следующий день.

* * *

В середине мая 1939 года наша группа в Китае ждала отправки домой. Сидели на авиабазе подводя итоги. Мне за всю "командировку" записали двух сбитых, семь в группе. Остальные признали недостоверными. И то хлеб.

Но пришли тревожные вести о начале боёв в районе Номангана. Японские радиостанции хвастливо заверяли о полном господстве сынов Ямато над северными гайдзинами в воздухе, о ежедневно сбиваемых десятках советских самолётов. Своеобразным подтверждением этих заявлений было выражение лица командира авиабазы в Ланджоу, где наша группа дожидалась самолёта для отправки на родину.

Комиссар был не менее мрачен. По его словам наши виачасти в Монголии не показали выучки, и действительно несут потери. Хоть и значительно меньше, чем заявляют японцы, но всё равно болезненные.

Услышав об этом вся группа лётчиков ожидающих отправки заявила о желании драться. Для нас хвалёные самураи — не диковинка. Видали мы их, часто— в гробу. Это не фигура речи, несколько раз к нам на аэродром вместе с останками сбитых японских машин привозили трупы японских лётчиков. По принятым в это время обычаям, хоронили мы их торжественно, приглашая прессу.

Через несколько дней комиссар сообщил нам, что Москва одобрила наше желание, а на следующий день мы уже кутались в тулупы в трясущемся чреве ТБ-3 везущего нас в Монголиюв обход возможных участков действия японских истребителей. Свободных истребителей нам не нашлось, а наши машины совершенно выработали ресурс.

Технику нам обещали перегнать непосредственно в Монголию из Союза. После короткого прощания с китайскими товарищами и остающимися тут нашими специалистами наша группа лётчиков погрузилась в транспортный ТБ-3, который после длинного и монотонного перелёта сел на полевой аэродром где-то в пыльной бескрайней степи. Тут, на севере МНР, на крупной тыловой авиабазе мы получили свои новые самолёты.

Я попал в группу "скоростных истребителей" на И-16, нас включили в состав полка только что переброшенного из под Читы. Состояние полка было аховым. Несколько опытных пилотов ранее убыли в Китай оказывать интернациональную помощь, пара была на учёбе. Сидящий в глухомани полк имел плохую выучку, да к тому же, от долгой скуки в полку была повальная форма развлечения— писать доносы. Старшие, младшие, технари и БАО— все отметились. НКВД разбиралось с этим очень неизбирательно, к тому же куча интендантов и деятелей БАО, из той национальности, что составляла на Рабфаках 20-х до 90% состава, оказавшись в таком 'медвежьем углу' совсем оторвалась от последних пут совести воруя всё что можно, и списывая своё воровство на невинных. Начальство полка не смогло проявить воли и партийной дисциплины, убоялось осадить зарвавшийся кагал. Начавшее разбираться в хищениях ГСМ и ценных предметов авиационного вещевого и имущественного снабжения НКВД просто утонуло в массе взаимных обвинений, откровенной клеветы и доносов, потому в полку почти не осталось старших командиров. Вот это скопище неопытных людей и разномастной техники "усилили" нашей "группой товарищей имеющих боевой опыт"... Для меня грядущая война была только тут третьей, потому относился к ней с известным фатализмом. Тем более, что меня прямо на месте приказом по армейской группе произвели в старшие лейтенанты. Порученную мне эскадрилью можно определить как "бывает и хуже". Техника— "ишаки" тип 6 и тип 10, оказалась довольно старой, но почти все машины были после модернизации, большинство — четырёхпулемётные аппараты "тип 10" с посадочными щитками и мотором М-25В. Учитывая, что японцы должны были применить новейшие машины— не самое желанное оснащение. А уж летчики... Молодняк, моложе меня, все без боевого опыта и со скромным налётом. Конечно, боевой дух был на высоте, все были готовы умереть за Родину, но каких же сил мне стоило объяснить этим горячащимся пацанам, что их Долг — убивать и набирать опыт этого дела. А умирать должны враги. Молодые лётчики очень туго понимали, что своей Родине они ещё пригодятся, в том числе — и девушек любить. Страстно, плотски и плодотворно. На этом месте "накачки" молодые пацаны покраснели и сконфузились, будто я им невесть какую пошлость сказал. Ну ничего — пусть дозревают...

Сама война для меня началась после переброски на прифронтовой аэродром. Вечером прилетели, а утро началось бодро— с налёта японцев. Правда, перерезанные японскими диверсантами провода от поста ВНОС им не помогли— как раз ночью занимался СноВиденьем шаря в японских штабах. Потому на рассвете выгнал своих подчинённых пинками из палаток к машинам, где устроил внеочередные тренировки, дабы служба мёдом не казалась!

Молодняк, мысленно матерясь на такого "опытного и строгого" командира, который выспаться не дал, разбудил технарей на нашей стоянке, спустя рукава произвёл расчехление техники, да приготовился покемарить в чехлах, пока комэск в штаб сбегает.

Я как зашёл в штаб (такую же палатку, но возле корявой вышки КДП), так сразу увидел сонное недоумение в глазах телефониста— он ленивым голосом вызывал кого-то. Дежурный по штабу, смутно знакомый капитан (встречались на какой-то конференции), беззлобно сообщил мне, что связисты опять мышей не ловят, связи с половиной постов ВНОС нет с полуночи. Его это не насторожило вообще! И даже мои круглые глаза сопровождаемые пророчеством "Ну, всё, ща нас бомбить — убивать будут, в Китае такое насмотрелся..." его не убедили. А когда я, убегая, через плечо, кинул ему: "Пойду своих поднимать, а ты объяви тревогу, да подними дежурное звено...", он, недоумевая и негодуя, кричал мне в след что-то о недопустимости горячки и взлёта без приказа...

Набрав высоту увидел, что японцы уже ложились на боевой курс. Молодняк мой благополучно отстал в наборе высоты, и потому помощи от него не ожидалось. Удачно выйдя с тёмной стороны неба в пологом пикировании мне удалось завалить левого ведомого в первом бомбардировочном звене и обстрелять головной бомбардировщик. Тот не очень прицельно вывалил бомбы с небольшим недолётом. В наступившей затем свалке боя было не до личных побед, мой молодняк попёр на врага пытаясь взять его нахрапом, японские истребители, видя массовую атаку на бомбардировщики, прекратили штурмовку самолётов yf cnjzyrf[ и поднялись на нашу высоту в попытке отогнать нашу эскадрилью (поднять удалось шесть машин) от бомберов. Это позволило dpktntnm дежурному звену, но пока оно пыталось набрать высоту, его атаковала пара японцев и затянула в бой на виражах, где наши "ишаки", не имея возможность набрать скорость, им уступали.

Молодняк, выполнив одну смешную атаку на бомбардировщики с безрезультатной стрельбой на большом расстоянии, так же неуклюже стал крутиться на виражах с японцами. Более легкие и маневренные И-97 тут имели заметное преимущество. Единственная польза от всей этой кутерьмы — японцы не смогли прицельно отбомбиться, но воздушный бой грозил превратиться в наш разгром. Внутренний по виражу запоздало поднятого дежурного звена выходе из-под атаки сорвался в штопор, и грохнулся за второй стоянкой. Мой молодняк потерял в виражах своё преимущество в скорости и бестолково метался, забыв все мои наставления, рассыпав строй и не видя рисунок боя. Я плёл кружева стараясь расстроить все японские атаки, изредка стреляя, а больше имитируя угрозы. Японские бомберы легли на курс отхода, бой оттягивался от аэродрома, и была надежда, что полк сумеет поднять вдогон третью эскадрилью.

Вот в это время у меня кончились боеприпасы, и почти одновременно — у японцев иссяк задор. Небо внезапно очистилось, все выжившие наши машины собрались на петле сбора над "ориентиром девять", туда же подошла четвёрка сумевших подняться машин. Бесцельно покружившись, потихоньку потянулись на посадку.

Комполка был в тяжких раздумьях: с одной стороны — отбились малой кровью, с другой — бардак и самоуправство. Впрочем, в нашем полку потерь не наблюдалось, повреждённый в бою "ишак" на посадке прочертил круг концом консоли на пробеге, у него оказался пробит левый пневматик. Несколько дырочек в разных машинах — не в счёт. Разбившийся И-16 из дежурного звена принадлежал "соседям" — стоявшему ещё до нас на том же аэродроме "родственному" 70-му ИАП. Но тут на своей шкуре понял — инициатива наказуема. Сидел бы не высовываясь — даже потеря десятка машин с пилотами никого бы не удивила — "Война всё спишет!". А как начнёшь геройствовать, так у начальства выбор: наказать за самоуправство, или поощрить за инициативу. Да вот оно ломает голову, сердешное... Совершенно нельзя предсказать результат.

В этот раз обошлось. Без потерь в моей эскадрилье, наград и взысканий для меня. Оставалось радоваться исконной мудрости: "Жив — и это хорошо!"

Июль начался с нескольких бестолковых вылетов к зоне боёв, где редкие, но жестокие схватки с многочисленными японцами проходили тяжело. Молодняк перестал так бестолково метаться и переть нахрапом, у него наступила "задумчивая" фаза осмысления крох собственного боевого опыта вкупе с попытками внимательного анализа чужого. Последнему очень способствовали иногда случающиеся похороны тех, кому удачи и опыта не хватило. Всё свободное время они слушали рассказы о боях, пытались что-то анализировать, но пока ещё до полного понимания им было далеко.

Пока мне удавалось уберегать эту стайку цыплят от бестолковых потерь, но чувствовалось, что наш запас везения вот-вот покажет дно.

А вот воздушные бои были всё жарче. В воздухе крутились уже сотни машин разных типов — наших и японцев. Бои идут над узким участком у реки, временами плотность самолётов там поражает воображение. Над полем боя можно было видеть занятные картины — штурмует японские окопы тройка И-15, на них выполняет щегольской заход "с переворотом" пара японских Ки-96, на них уже заходят наши И-16. Несколько секунд пулемётного треска, невезучие огненной кометой падают в пески, а оставшиеся машины либо разбегаются насилуя моторы, либо сцепляются в скоротечной свалке, из которой временами кто-то вываливается с дымным хвостом.

Несмотря на жаркие бои потери в полку были умеренные. Но число боеспособных машин с каждым днём сокращалось. Частые полёты с пыльных степных аэродромов, плохие пылефильтры, недостаток свежего моторного масла, не всегда хороший бензин... А главное— боевая эксплуатация. Это когда надо пикировать почти до земли, а потом лезть на потолок — и всё на полном газу. Не следя за тепловым режимом мотора — не до этого... Работающие в запредельных режимах моторы пожирали свой ресурс невероятно быстро. А запасные части подвозить в дальний и пустынный район Монголии приходилось на грузовиках, по разбитым и пыльным просёлкам. У японцев со снабжением было лучше — пара веток железной дороги под боком. На всё это накладывался обычный на каждой войне управленческий бардак... Потому к началу августа полк превратился в сводную авиагруппу с десятком боеспособных самолётов.

Мне, как опытному пилоту, после нерадостного заключения полкового инженера о небоеспособности моей машины, удалось отнять "ишачок" у молодого пилота. Но этой машины хватило всего на несколько дней. В каждом вылете, когда была встреча с противником, бой моментально превращался в неорганизованную свалку всех на всех. Мой большой опыт боёв позволял сравнительно легко избегать повреждений, но добиваться побед было тяжело. Не имея возможности управлять боем по радио, приходилось как наседке над цыплятами носиться сбивая с хвостов своего молодняка нагло лезущих самураев. Стрельба с больших расстояний в неудобных ракурсах не могла быть достаточно успешной, но отгонять наглых япошек помогала. Сам же молодняк летал и стрелял из рук вон плохо. И все попытки объяснять, учить и натаскивать пропадали втуне — увидев японцев молодые пилоты рвались вперёд, атаковали бездумно, стреляли издалека очень скверно, все тактические задумки забывали сразу. Главное правило: "Бей— беги", забывали в первой же атаке, когда вместо атаки из слепых зон с огнём с малых расстояний, с последующим уходом на высоту для новой атаки, одуревший от адреналина в крови молодняк бестолково атаковал первых же увиденных японцев под совершенно идиотскими ракурсами, стрелял издали на сближении "до железки", когда стволы ШКАСов становились рябыми и сизыми от перекала. Видимо, они что-то кричали в своих кабинах, идя в эти бестолковые атаки — иногда удавалось рассмотреть открытый в оре рот этакого "небесного воина"... А потом, с пустыми патронными ящиками, они бестолково крутились в "собачьих свалках" судорожно дёргая ручки перезарядки пустого оружия... Это было бы смешно, если бы мне не было так страшно... Молодняк забывал всё, и вместо выхода из боя на скорости со снижением на свою территорию они бесполезно крутились в виражах с более маневренными японцами.