Понтифик коротко поблагодарил его за помощь и снова обратился к Лине:
— Что с тобой еще сделали?
— Они... убили меня. Сказали, что если оживит молодой вампир, слабый, то я лишусь своего таланта полностью.
— Что? — встрепенулся Пауль.
— Кто они? — не обратив внимания на его вопрос, уточнил Марк.
— Адам и Гюнтер, — ответила ему Лина, утирая текущие слезы.
— Адам? — потянул мужчина и переглянулся с механиком, — Ученик Владимира? А как он тут завязан?
Лина вздохнула и рассказала все что знает. Как очнулась в неизвестной комнате в компании своего самого худшего кошмара и незнакомого мужчины, как они рассказали Лине почему провернули такую аферу, потом — про приезд мага, добровольный отказ от Печати. На этом эпизоде понтифик обозлился и начал было выговаривать девушке, но Лина перебила его возмущение:
— Это избавило меня от Отката, Марк! Понимаешь, больше не надо бояться грядущего и тренироваться с Иоганной, не зная, получится ли прыжок! Отката больше не будет.
Понтифик повернулся к механику и вопросительно поднял бровь. Тот пожал плечами.
— Не знаю, не слышал о таком. Но Адам — бывший ткущий, может он и прав. Продолжайте, девушка.
Дальше Лина подходила к самому сложному моменту в своем рассказе. Стоит ли говорить Марку о том, что она узнала в процессе сканирования, или нет? Как он отреагирует?
Парой слов описала появление господаря и телепатки, затем упомянула о сканировании. Вдаваться в подробности этого Лина все-таки не стала, перейдя сразу же к внезапному появлению Эстебана и Клавдии.
Девушка судорожно вздохнула, пытаясь сдержать слезы, и Марк снова прижал ее к себе, целуя и успокаивая.
— Пауль, они полностью уничтожили мой талант, — она попыталась объяснить механику, почему его эксперименты не получатся, — Понимаете, я больше не ткущая!
Мужчина прошел взад-вперед по кабинету, отодвинул с дороги стул. Но не выдержав, он зло выругался и отбросил его к стене ногой.
— Дьявол! — его акцент стал еще более явным из-за злости.
— Клавдия объяснила, зачем отправляет Лину к тебе? — поглаживая любимую по голове, чтобы успокоить, мужчина выпытывал подробности у механика.
Тот глянул на понтифика и как-то горько усмехнулся:
— Объяснила. Тебе это не понравится.
Марк понял без разговоров. Сняв с Лины Печать, а затем убив и оживив снова, ее превратили в обычную смертную. В женщину, которая больше не защищена его кровью, которая не изменила собственную сущность. В женщину, что может родить потомство.
А дети четвертой ткущей в роду — ценны на вес золота. Даже если их мать больше не является активной менталкой. Ведь возвращение к жизни кровью вампира излечивает организм смертных и делает его абсолютно здоровым.
— Сколько ты хочешь за нее? — хрипло спросил понтифик у механика, — Двадцать миллионов? Пятьдесят? Льготы? Территории? Допуски? Все, что угодно, только отпусти!
Пауль отрицательно покачал головой:
— Марк, ты лично мне обещал, что Алина проведет месяц в моих Лабораториях!
— Я отдам все, что у меня есть! — высший сильнее сдавил девушку в своих руках, — Теперь она тебе ведь не нужна! Без таланта!
— Она — четвертая в роду! Думаешь, я не найду ей применение??
— Она принадлежит мне! — в голосе Марка Лина отчетливо слышала яростную злобу на отказ механика и затаенное отчаяние.
— Она ничья! У нее нет ни инициала, ни Печати! И я имею полное право взять ее для своих нужд.
— Я могу хоть сейчас вытравить на ней свои инициалы!
— Хоть всю ее покрой шрамами, это не изменит настоящего — она добровольно отказалась от твоих меток и самостоятельно пришла сюда!
Марк выпрямился и задвинул Лину себе за спину, показывая, что не отдаст.
— Скольких вам родила Медея? Пятерых?
— Последние роды прошли с осложнениями, у нее уже не тот возраст. Мы прекратили эксперименты с ней. А Алина...
— Роды? — вскинулась Лина, — Но я не могу родить, Марк, ты же знаешь!
Понтифик медленно повернулся к ней. Взгляд был страшным и одновременно обреченным.
— Теперь можешь. Именно поэтому тебя и оживили, чтобы сделать твой организм абсолютно здоровым. У тебя заросли все переломы, пропали все ожоги. Даже мое клеймо инициала, что я тебе ставил, исчезло.
— Что? — Лина расстегнула манжет блузки и с тревожным удивлением рассматривала абсолютно чистую кожу. Никаких шрамов, никаких следов. Она подняла руку к шее и Марк согласно кивнул:
— Да, следов Печати тоже наверняка нет. Как и той операции, что тебе делали. Твой организм абсолютно здоров.
Глаза Лины наполнились ужасом, когда она поняла, что именно это значит.
Увидев понимание девушкой сложившейся ситуации, Марк решил пойти с последнего козыря.
— Ты категорически отказываешься отдать мне Лину обратно?
— Ты сам обещал мне месяц, — Пауль качнул головой.
Четвертая ткущая в роду, без меток, без Печати, — слишком лакомый кусочек, чтобы от него отказываться! И Марк понимал, что в этом деле он проигрывает. Ему придется оставить Лину в Лабораториях, но он мог сделать это на своих условиях. Закон ведь можно повернуть в разные стороны!
— Хорошо. Я не хотел этого делать именно так, но в сложившихся обстоятельствах другого выхода у меня нет, — Марк холодно посмотрел на механика, — Лина останется у тебя в Лабораториях, но только на месяц начиная с этой секунды. И если ей не будет причинено ни малейшего вреда и ты не будешь использовать ее в своих генетических экспериментах, то я отдам тебе Одри!
Пауль изменился в лице. Он словно увидел привидение, лязгающее цепями в темноте. Мужчина побледнел, в глазах появился испуг и ... Лине вдруг показалась безудержная надежда промелькнула на его лице.
— Одри? Ты сказал — Одри?
— Да, Пауль, Одри. Если ровно через месяц я получу Лину обратно целой, невредимой и не беременной, то я верну тебе дочь в целости и сохранности.
— Одри у тебя? — казалось, Пауль даже не услышал, какое именно условие ему выставил понтифик, — Моя Одри? Но как?
Его маленькая девочка, его принцесса, ангелочек с забавными кудряшками и милыми ямочками на щеках. Его Одри.
Родная дочь, которую Пауль сначала привлек к научной работе, а потом и вовсе обратил.
— Она стояла во главе той банды бродяжников, которые сегодня утром пытались украсть мою Лину. Ты сам знаешь, что я могу с ней сделать из-за этого!
— Нет! — Пауль шагнул было к понтифику, протянул тому руку в бессознательном жесте остановить, но тут же безвольно опустил ее, понимая, что теперь понтифик взял над ним верх, — Прошу тебя! Ради всего святого! Она же... Это же моя дочь! Ты же знаешь ее с детских лет! Пожалуйста!
— Я свое условие выставил! Если ты его не принимаешь, я немедленно звоню Дитриху...
— Дитриху? — взвыл механик, — Ты отдал мою девочку этому палачу?!
— Она преступница! — отрезал Марк, — Преступница, поднявшая руку на мое имущество! По всем законам я имею полное право ее казнить! Как думаешь, раствор серебра будет в самый раз? Или может быть мне ее закрыть в катакомбах без права на питание? Она измучается от голода, высохнет, превратится...
— Довольно! — Пауль оборвал понтифика, — Я ... Я постараюсь что-то придумать...
— Нет! Или Лина неприкосновенна, или твоя Одри почувствует весь мой гнев!
Сейчас Марк уже не походил на того мужчину, которого Лина знала. Он был верховным лидером, властным, жестоким, не умоляющим, но приказывающим.
Зная, что понтифик решает именно ее судьбу, Лина подошла к нему и обняла за пояс. Она вместе с ним, поддерживает его решение, любое, которое он примет.
Механик боролся сам с собой. С одной стороны приказ Александроса, с другой — родная дочь в застенках Дитриха.
Что выбрать?
Нет. Вопрос выбора не стоит вообще.
— Я..., — он замялся и поднял на понтифика вопрошающий взгляд, — Я могу подделать документы, что Алина бесплодна. Изначально была такой. С рождения.
— Никаких экспериментов вообще, — повторил Марк, прижимая к себе Лину, — Она будет жить в вашем пансионате. Отдых, прогулки, хорошее питание. И никаких экспериментов!
— Я не смогу без минимальных анализов..., — замотал головой Пауль.
Лина дернула высшего за руку.
— Марк, я согласна на анализы, пусть даже на простые опыты...
Мужчина развернулся к ней и поцеловал коротко в губы.
— Лина, никаких опытов!
— Но, если без них совсем никак не получится, то может быть пожертвовать малым?
Марк тихо вздохнул:
— Радость моя, твои малые жертвы могут превратиться в пиррову победу, ты понимаешь это?
— Но, мы обещали. Я обещала. И я должна это сделать. Ведь если бы не его препарат...
— Лина, это механики, ты для них всего лишь подопытная крыса!
— Когда я соглашалась, я прекрасно это знала, — Лина прижалась к нему со всей любовью, — Ведь иначе никак.
Марк перевел холодный взгляд на главу Лабораторий, поникшего, осунувшегося.
— Один месяц. Ровно через тридцать дней я привезу Одри и, если Лина мне подтвердит, что ей не причинили никакого вреда, я отдам дочь тебе.
Пауль коротко кивнул, соглашаясь.
Страстные объятия, обещание любить и вернуться ровно в срок, ответное признание в любви и отчаянная просьба не забывать. Последний поцелуй на прощание...
Понтифик покинул кабинет Пауля стремительно и не оглядываясь.
Для него и Лины начался отсчет тридцати дней.
...
Лиза сидела дома одна и тупо перещелкивала каналы телевизора на пульте. Муж час назад позвонил и сказал, что заночует в мастерской. Какой-то богатей привез свою машину на полный осмотр и сказал, что заплатит в два раза больше обычного, если к утру она будет готова. Хоть это и было против правил, но Виктор слишком любил деньги, чтобы отказываться от такого "подарка судьбы". Поэтому сегодня Лиза была дома одна.
Смотреть ничего не хотелось. Не потому что мужа рядом не было, в последние дни она этому только радовалась. Виктор вызывал у девушки раздражение одним своим видом.
Что-то Лизу беспокоило, и она никак не могла понять, что именно. Странное ощущение происходящего, где она должна быть, но почему-то отсутствует, сильно напрягало девушку. Лиза даже несколько раз проверила календарь, быть может, сегодня не воскресение, а понедельник и она прогуливает работу, но нет — выходной день был в полном разгаре.
Звонок в дверь прозвучал неожиданно. Лиза вздрогнула и посмотрела на часы — почти двенадцать ночи. Кто мог приехать так поздно?
Глянула в глазок, не поверила своим глазам и снова посмотрела.
На лестничной клетке стоял Матвей и уже поднял руку, чтобы повторно позвонить.
Лиза открыла дверь на цепочку:
— Доброй ночи, Матвей.
— Доброй ночи, — откликнулся он и устало потер глаза, — Вы одна?
Лиза встрепенулась. Зачем ему это знать?
— Я просто зашел сказать, что... В общем, Лина уехала за границу. Срочно. И неожиданно, — он немного распустил узел галстука, словно ему не хватало воздуха, — Ваше общение с ней откладывается на месяц.
По его тону девушка поняла, что стряслось что-то неприятное.
— С ней что-то случилось?
Вампир выглядел не просто уставшим, а по-настоящему вымотавшимся. Лицо бледное, глаза покраснели, костюм был смят и в каких-то пятнах.
Матвей криво усмехнулся.
— Это долгая история.
Лиза раздумывала недолго. Сняла цепочку с двери и распахнула ее пошире:
— Вы чай пьете?
...
Сегодняшний день для Гюнтера еще не был закончен. Он сидел в жестком кресле в зале ожидания аэропорта и вспоминал все, что случилось за последние несколько часов.
Похищение Лины, объяснение с ней и снятие Печати, а затем убийство девушки и последующее оживление. На какой-то момент, глядя на ее безжизненное тело, вампир похолодел от ужаса, решив, что ничего не получилось и девушку оживить не удастся. Это был самый спорный вопрос во всей их с Адамом авантюре — хватит ли у Гюнтера сил.
Хватило.
Клавдия оказалась очень ... добра, если можно было применить к ней этот эпитет. Войдя в положение молодого вампира, оказавшегося пешкой в чьей-то жестокой игре, отвергнутого семьей, да еще и потерявшего в ходе интриг Адама и Владимира свою новую стаю, вампирка предложила Гюнтеру войти в ее семью. Ее и Александроса.
На вопрос "почему?" она ответила уклончиво, давая понять, что истинных причин все равно не раскроет.
И первым заданием в новой семье стала отправка в Москву. Выбора у Гюнтера не было. Теперь уже на самом деле не было. Его участие в похищении гемофага Росси и убийстве Владимира мог подтвердить любой телепат, если новая семья не обеспечит ему достаточной защиты. Женщина обещала это сделать.
В принципе Гюнтеру было уже все равно. Он даже не задумывался над тем, что будет делать после того, как оживит Лину и та перестанет быть ткущей.
Поэтому сейчас он сидел в аэропорту Бухареста и продумывал тактику, как подобраться к бывшему хорошему другу Елиазару. Тот наверняка понял уже, кто вскрывал его квартиру и зачем.
Но приказ римлянки был категоричным — найти близнеца Ветровой. Или хотя бы узнать, что с ним произошло.
...
— Садитесь! — приказала Лиза вампиру, кивая на табурет.
Тот вошел на кухню и буквально упал на стул. Девушка бросила на него обеспокоенный взгляд и чуть нахмурилась. Вымотанный вид вампира говорил сам за себя — мужчина очень сильно устал. Но все же нашел силы, чтобы добраться до Лизы и рассказать ей о происшедшем. Почему он не отложил разговор на завтра и приехал, а не позвонил, девушка уточнять не стала, потом как — нибудь.
Мда, тут не просто чай, тут коньяк нужен. Хотя, кто его знает, как вампир на спиртное реагирует. Достала заварочный чайник, потянулась за бутылкой в шкаф, она там хранила спиртное для готовки.
Матвей, облокотясь на стол, с усталой благодарной улыбкой наблюдал за ее приготовлениями.
— А где ваш муж? — он запоздало опомнился.
Лиза безразлично отмахнулась:
— Витя в мастерской до утра застрял, говорит какую-то машину надо срочно отремонтировать.
Вампир игриво поднял бровь:
— То есть мы с вами здесь одни?
Лиза осуждающе на него посмотрела, словно на неразумного ребенка.
— Матвей, не обижайтесь, но вы не создаете впечатления на все готового мужчины. Вам бы сейчас в постель да пару дней поспать, — она покачала головой.
Девушка накрыла стол в считанные минуты. От Алексея она знала, что вампиры порой могут есть обычную пищу, она им вреда не приносит, правда почти не насыщает. Кровь свою предлагать Матвею Лиза не собиралась, но хотя бы напоить его горячим чаем со сладким следовало, чтобы вампир до дома доехать смог, а то вон какой замордованный сидит, словно на нем поле пахали.
Лиза поставила перед Матвеем большую чашку чая, рядом вазочку с печением и зефиром, и уселась напротив.
— Рассказывайте!
Тот размешал ложечкой сахар, отпил глоток, поморщившись на кипяток.
— Сложная ситуация получилась, Лиза. Очень сложная.
— Если честно, вы выглядите так, словно на вас неделю пахали, не выпрягая, — она сказала это абсолютно серьезно, без тени улыбки.
