Ландскнехт. Часть вторая.

Вход в наш блиндаж приказал восстановить, но, прежде уютный, он теперь напоминает внутри какой-то полузатопленный гроб. Воды по голень, плавают крысы. Появились, раньше не было — мыши-полевки в траншеях встречались, а вот крыс не было. Теперь же постоянно плавают и ползают потом по всему, тощие мокрые и мерзкие. Ходит слух, что это 'Из взорванного форта, они там, в кладовых провианта жили, а как взорвалось все — и разбежались!'. Чушь, конечно. Взорванные кладовые как раз крысам счастье. Просто раньше их было мало, так как мало было еды. В фортах крысам не особо-то поживиться, там за этим следят — а так укрепления стояли пустые. А вот как появились люди, так появилась и еда. И начали крысы плодиться. И вполне закономерно расплодились. Теперь жди болезней, иначе никак не бывает. Отжал на складе боепитания побольше револьверных патронов, и велел Мари их отстреливать из своей винтовки, да и сам иногда баловался, затыкая уши гильзами. Только пришлось это дело бросить. Убитые крысы тонули, потом всплывали и воняли. Собрал проштрафившихся солдатиков и велел прибирать 'останки врагов'. Благо они этим и наверху занимались — уже дважды по перемирию выходили похоронные команды на нейтралку, притаскивали побитых. Заведено это хитро — чтоб с поля не таскали под шумок оружие и патроны — безоружные похоронщики, с белыми повязками на голове (заодно какая-никакая и маска от вонищи) встречаются между окопами и идут потом дальше. Ихние таскают трупы к нашим траншеям, если и с оружием, то все равно к нам принесут. Наши — к ихним. А после всего расходятся по своим сторонам, и с собой особо ничего не притащить.

С крысами, впрочем, уладила все Мари. Я ей как-то на ночь рассказал про 'крысиного волка', и она, с помощью Коли и Петрухи, изловила молодую крысу, засадила ее в добытый у обозников простреленный шрапнелью термос, и стала животину склонять к каннибализму. Мне некогда было вникать, но вроде бы опыт оказался успешным. Зверька пометили на спине белой краской, чтобы свои не пристукнули, и отпустили. То ли это, то ли то, что уровень воды в блиндаже поднялся еще, так что нам пришлось соорудить мостки и спать теперь только на верхних ярусах, посменно — но крысы исчезли. А может, я просто перестал их замечать. Из-за того, что воды прибавилось, невозможно стало топить печь, теперь ставим перед вентиляцией жаровни, кое-как греемся, но в целом — паршиво. Говорят, стоки дренажа идут к реке, то есть — через вражеские позиции, и они их нам специально перекрыли. Сволочи, конечно.

Тактику наши сменили. Теперь ведут постоянный обстрел, тяжелыми орудиями, снарядов у них, видать, курочка по зернышку не клюет, но грамотно. Постоянно приходят артиллерийские разведчики, наблюдатели и корректировщики, один раз даже наблюдал звукометристов — смешным таким раструбом, напоминающим оркестрантскую духовую инструменту, разве что на треноге установленную, слушали что-то там, записывали в тетради, что-то считали. Наверное, ловили валашскую князь-пушку. Которую, может быть, и повредили, что она некоторое время молчала, а потом снова начались обстрелы сверхмощными снарядами. Ну и просто оборону врага перемалывают. Артобстрел этот для меня выглядит непривычно — не минуты или часы — а сутки. Методично, равномерно, не спеша, иногда присылая солдатика в передовую траншею к наблюдателю уточнить падение каждого снаряда. И снова выстрел, и снова пауза. Не завидую валашцам. Нам легче — нас почти не обстреливают уже. Если и кидают, то в основном по тылам. Очевидно, рассчитывая нащупать батареи и склады боеприпасов. Иногда, то нашим, то ихним, это удается, тогда грохает взрыв, который ощущается дрожью даже под землей, и может даже особенно под землей, а наверху видно высокий гриб густого желто-серого дыма. Наши, правда, преуспевают чаще — просто потому что больше орудий и больше снарядов.

Другое новшество появилось буквально вчера — Гэрт прислал очередной приказ. Он обосновался в каком-то на редкость сухом блиндаже, или даже каменном бункере, не знаю, ни разу не был у него и, в общем-то, и не видел его лично, аж с самого прибытия на фронт, и носу он сюда сам не кажет. Только вестовых с приказами присылает. Правда что, если я в докладе ежедневном ему что-то излагаю, по надобности, в меру, конечно, то на тот день все из тыла нам доставляют. Так что я даже рад, что начальство так себя держит.

В общем, приказ — всячески содействовать и помогать. Кому, спрашивается? — А присланным на передовую саперам. Конечно, поразвели обо все это секретности, да только и так все ясно — мины копать будут, подводить, значит, подземные ходы под вражеские укрепления, и взрывать. Ну, седобородый саперный сержант Дорг, командир отделения, что к нам прислали, дядька преклонного возраста, со скрюченными руками, на какого-то гнома весь похожий, оказался покладистым и сговорчивым. Мы быстро с ним сладились — мой взвод выделяет ему сколько надо людей на дурную работу, а они за это — осушают и ремонтируют нам блиндажи. И сами же у нас и ночуют-отдыхают. Нам, после посменного сна в полузатопленном сыром блиндаже такая теснота и не в обиду. Сержант Дорг, правда, сказал, что блиндаж они подлатают на скору нитку, мол — как рванем мины — вас вперед и погонят — к вечеру уж на новом месте будете оборудоваться. Я его послал к демонам, чтоб не каркал, пока гоп не сказали.

* * *

За две недели саперы управились. Блиндаж осушили насосами, и натащили на пол глины, переделали печь — теперь опять тепло и относительно сухо. Разжился я и сапогами на смену, но все равно с ногами дело плохо, ходить больно, плохо заживает, хотя я как-то решился оставить на Борю и Дорга все хозяйство, и, смотав чуть в тыл, вымытарил у лекарей йодного раствора и бинтов. Не знаю, правильно так лечить, или наоборот — но лучше хоть что-то делать, чем ничего не делать. Боря вырезал мне из деревяшки знатный посох, которым не только опираться удобно, но и колошматить, на манер анператора Петра Лексеича, подчиненных.

Кроме основной задачи — обустройства нашего блиндажа, саперы справились и с побочной, то есть прокопали-таки ходы до валашских позиций, в основном рыли в сторону от нас, к стоящему чуть на пригорочке форту — он, выдаваясь эдаким мысом в нашу оборону, сильно досаждал, и артиллерией его было никак не взять. Мои солдатики уже устали ненавидеть земляные работы, ибо им, с мешками и тачками приходилось бегать далеко, засыпая воронки и ненужные рвы, чтобы не демаскировать саперные работы наличием множества свежей земли на передовой. И теперь они рвались в атаку, хоть и под пули да шрапнель — лишь бы не землю таскать. Потому приказ готовиться приняли с воодушевлением. Я на такое дело велел и мяса пожарить, отправив Колю с притащенными им с нейтралки сувенирами в тыл — наменять мяса с убитых лошадей. С питанием стало не очень — дороги раскисли, доставлять тяжело. Не голодаем, конечно, просто однообразно все, мяса почти нет, все что могли из консервов откопать на взорванном форту — уже давно сожрали. А у меня еще чадо малолетнее с весьма растущим организмом, питание ему надобно хорошее. Организм у чада растет там, где и положено, и надо что-то решать, ибо скоро начнутся проблемы и с личным составом, и у нас во взаимоотношениях. Ей уже, таких как есть отношений недостаточно похоже, что поделать — возраст. Петруха, тот тоже, несмотря что постоянно над ним подшучивают все, а Мари раз за разом отшивает — не унимается, упрямый, и запал на девчонку всерьез. Правда, походу, он всерьез воспринял и мои слова, что, мол, только после свадьбы. Они меня все тут отчего-то считают эдаким извергом, злым и безжалостным. Козлы, бля. Не я злой — должность такая.

* * *

В четыре утра саперы взорвали вражеские форты. Как потом оказалось, не только тот, что рядом с нами, но и по всей линии передовые укрепления, а местами, где валашцы на горке были — и траншеи им обвалили. Я думал, будет эффектнее — однако в темноте ничего толком не было видно, да и звук был приглушенный. Ни вспышек, ни облаков дыма. Я уж подумал, что что-то не срослось, хотя тряхнуло землю знатно. Но спустя минуту, если не больше, на нас, сидящих в траншеях в ожидании ракеты на атаку, посыпалось сверху всякое дерьмо. В основном, наверное, земля. Из чего я заключил, что рвануло добро. Неясно только, чего нет сигнала, валашцы ж проснутся, полезут в оборону.

Похоже, того наши и ждали. Спустя десять минут разом разорались все наши огневые средства: и пушки, и минометы, и ракетницы. Казалось, по всей глубине вражеской обороны прошлось. Быстро, минут пять. Поди, и не так-то много и выстрелили, но разом. Страшно подумать, что там творится на валашских позициях. Ну, а после того, и нам ракета пошла — по всему фронту зашевелилось, полезла по лесенкам из траншей солдатская многоножка, поползла к проволоке. В ответ, несмотря на налет, тут же открыли огонь — и с ружей с передовой, и пушки — где в упор картечью, где из тылов гранатами и шрапнелью. Но мало, слишком мало. Да и наши в ответ как могли, старались подавить.

Мое дело в этот раз — не впереди бежать, тем более с моими ногами я сейчас не бегун. Остался я на позиции приданной ракетницы, тем более что ее, в отличие от полуторадюймовок, с собой на новый рубеж тащить не положено. А у меня тут три ящика ракет пропадает. Не стесняясь уже, справедливо решив, что сейчас не до моей наглости, стал лупить не прячась после каждого выстрела. Пятью ракетами подряд загасил-таки настырную пушечку, в давно пристрелянном ДЗОТе, ибо нехрен мне тут. Остаток ракет выпустил в сторону тарахтевшего в дальнем форте пулемета. Наверное, не попал, далековато, но на нервы, надеюсь, подействовал. Да пушкари еще забросали вражеские позиции дымовыми минами и снарядами — огонь врага стал совсем редким и неточным. Ветер вскоре донес характерный запах дымзавесы. Раздались в разных местах по фронту крики, пошел гранатный бой и перестрелки — дорвались, таки, наши до их линии! Ну, мне теперь тут делать нечего, велел свободным ракетчикам бежать за боеприпасами и докладываться своему начальству, ибо из моего подчинения они выходят. А сам быстренько, присев на пустые ящики, нацарапал доклад капитану — что мол, наблюдаю соприкосновение взвода с врагом на всем участке, дальнейшее командование со старой позиции считаю невозможным, принял решение перейти в передовые порядки. Отослал с одним из ракетчиков, а сам поплелся в первую траншею. Крикнул в блиндаж, позвал оставленную там Мари — чорта бы мне кто отозвался. Матерясь, сполз вниз — нету, пусто. Ведь велел здесь сидеть! Если окажется, что ушла в атаку со всеми — вые... выдеру, как Сидорову-козу. Козищща малолетняя, сказано ж было — сиди тут! Уррою, заразу. Надо было с собой к ракетчикам взять, под присмотром бы была, так испугался мало ли что, обстрел, все дела. Вылез из блиндажа, постоял чуть, успокаиваясь, да и пока боль в ногах чуть утихнет. Выбрался наверх из траншеи, осмотрелся. Карабин за спину, чтоб не мешался пока, револьвер на пояс спереди передвинул, гранатную сумку через плечо, посох половчее перехватил, да и поковылял через нейтралку, к вражьим траншеям, где уже затихал бой. Чорт его знает, что там — может, и прикончили уже всех наших валашцы? Тогда меня просто пристрелят, а то и в плен взять захотят. Хотя, наверное, если наших отбили — то кто-то из наших, убегающих, навстречу попасться мне должен. Или нет? Ладно, вот дойдем, и разберемся. Расстегнул кобуру, гранаты приготовил. Вот уже и проволока, жиденькие и изрядно рваные два ряда спиралей, примерно посередине между позициями. У проволоки встретились и первые свежие убитые.

Подошел, шипя от боли в ногах, кое-как перевернул парочку. Оба не из нашего отделения, не жалко. Дальше — еще, тут один из новеньких наших попался, убитый шрапнелью. Свежей кровищей в утренней свежести воняет, вместе с запахом дымзавесы да взрывчатки, тот еще коктейль. Поодаль лежал из первого отделения один, еще живой, в живот раненый, ворочается, стонет. Подходить не стал, он через воронку лежал, и так ноги болят, окрикивать тоже боязно, ну его к чорту. Помрет, так помрет, не помрет — утром найдут, и в санбат уволокут. Или не найдут. Его счастье. Дальше — вот уже видны траншеи, револьвер вытащил на всякий, приостановился — кто-тось пыхтит встречь. Присел кое-как, прицелился в темноту потщательнее, все равно ж ничорта не видно, окликнул:

— А ну, стой! Кто? — и, как могу, чутка в сторонку отползаю гусиным шагом. Там вроде как замешкались, прямо чую, как винтовки похватали, да потом отвечают уже, по голосу видать узнали:

— Это мы, вашбродь! Свои! Пораненые, в тыл!

Подошли, смотрю на них — трое, из моего отделения один новенький, вдвоем с другим третьего на плечах тащат, тот совсем уж болтается, а эти ничего, хотя и хромают, в кровище. Уточнять у них не стал, чего и как, раз в тыл идут, то и так ясно, боль-мень спокойно значит впереди. Машу им, мол, проваливайте, да сам уже, не сторожась, вперед рванул, как мог.

* * *

...Ну, что имеем с гуся воды? Проплутав минут двадцать по валашским траншеям, добрался я до новообразовавшегося переднего края — аж через три линии траншей! От, это дали наши! И не сказать, чтобы много убитых валялось, только разве что в первой траншее приметил несколько наших и немного валашцев побитых. Слева поодаль громыхал бой на форту, там грохали приглушенно взрывы и вспыхивали перестрелки. Но, думаю, не удержат валашцы погребок. Тот форт, что был справа от нас, по которому я ракеты утилизовал — дымился на фоне начинающейся зари мрачными обломками. Как рассказывали мне взахлеб Коля с Борей, там чуть ли не давешние знакомцы, штурмовики лейтенанта Фаренга резвились, ну или им подобные парни с огоньком. Отжигали с душой, на все деньги. А потом грохнуло несильно, но форт внутрь обвалился. То ли само по себе там чего взорвалось в процессе штурма, то ли валашцы специально погреба взорвали. Ну, да, и наплевать, главное — взяли. Потерь у нас не так много, как сначала подумал. Убитых всех, почитай, и увидел по дороге , от силы пятая часть, считая с раненными. В общем, дальше воевать вполне даже можно. Тем более что, по моему приказу обе полуторадюймовки тащили сразу следом, и, кстати, не зря. Дважды, парни рассказывали, они картечью в упор образумливали сопротивлявшихся в траншеях. Стреляли из них в прямом смысле "с рук". Двое дюжих бойцов держали станок за лапы, а наводчика в спину подпирал третий, и так прямо и лупили, чуть ли не с ходу. Уточнил, кто такое придумал, записал сразу в блокнотик. Пригодится. К себе в отделение переведу. Ладно, с этим ясно, в остальном тоже все неплохо — патронов и гранат в достатке, ребята веселые. Захватили даже один пулемет, но тот всерьез битый. Пулеметчики, перед тем, как сбежать, расстреляли машинку из винтовок, я только глянул, и интерес потерял, не до него сейчас, там ремонт без мастерской не провести. Еще в нашей зоне ответственности оказались какие-то перепаханные изрядно артпозиции. Две пустые на третьей бесформенная куча металла с торчащим солидным таким стволом, треснувшим вдоль, и отлетевшим в сторону широким металлическим колесом с грунтозацепами. Тяжелая пушка была, видать. Но нам это уже без надобности. В тылах, возможно, еще есть какие-то картечные пушки, да и успокоенную мной полуторку надо бы проверить, но некогда сейчас. Это все уже потом. Быстренько раскидал всех по обороне, выставили охранение, приказал чуть отдыхать. Пушкам позицию и до меня нашли. Толковые парни в расчеты подобрались, молодцы. Пленных наши взяли человек пятнадцать, сидят сейчас под охраной в тупичке у уборной. Этих надобно поскорее в тыл. Заодно и еще несколько легкораненых туда отправлю — на перевязку, да донесение Гэрту нарисую, подкреплений попрошу. Так, вроде бы, пока все с этим ясно, теперь воспитательные действа. Поймал за руку пробегавшего мимо Борю, и спросил: