Три Заряницы

Любушка моя ненаглядная. Плачет, дурочка. Думает ему до её слёз дело есть. Ничего теперь не сделает — в его власти, хоть ты криком кричи.

— Может водички хочешь, Яринушка? — протянул ей свою флягу, но она молча отвела взгляд, пряча заплаканные глаза.

Злится, — догадался он, а в душе испытал ликование. — Пусть злится, пусть плачет, главное, что его.

'Моя!' — посмаковал такое желанное слово и прошелся по ней взглядом, любуясь изгибами красивого тела. — Теперь никакой ведьмак ему не страшен, — опять представил, как Стас корчился в предсмертных муках и широко улыбнулся. — Тоже мне, Владыка! — название одно, а сколько гонору было.

— Сейчас овраг объедем, и на просеку, что к терему ведет, повернем, так что через полчаса дома будем, а там банька уже нас ждёт, — увидел, как она вздрогнула, и расплылся в довольной улыбке от предвкушении. — Я любисток велю заварить, он него запах уж больно хорош. Помнишь, Яринушка? Тебя в нем уже купали.

Она судорожно вздохнула, потом резко побледнела, а потом слезы опять побежали по щекам, и он удовлетворенно кивнул.

Пусть понимает, что её ждет. Чем раньше с неизбежным смирится, тем лучше.

Княжич, что все время сидел молча, заерзал и что-то шепнул Ярине, а Прохор настороженно вытянул голову.

— Чего он там шепчет?

— Громче говори, щенок, чтоб я слышать мог, — прикрикнул на него.

— Он пить хочет, дай ему воды, Прохор, — вступилась она за него и колдун ухмыльнулся.

Ещё бы он не хотел — вспомнил, как этот дурачок Белана защищать бросился и по зубам получил. Теперь, небось, губы огнём горят. Остановил телегу и как можно медленнее слез на землю и начал потягиваться, специально оттягивая время, чтоб малолетний гаденыш помучился подольше.

Воды ему. Смолы ему горячей, а не воды, — достал флягу и отхлебнул из нее побольше, чтоб воды осталось только на донышке, и подошел к княжичу.

— Заради тебя, Яринушка, — протянул тому флягу и когда он попытался обхватить горлышко губами, резко отвел руку, дразнясь.

В детских глазах вспыхнула обида, а он захохотал.

— Попроси сперва.

— Прохор! — резко крикнула Ярина, обрывая его и под её взглядом рука сама поднесла воду к лицу княжича.

— Ладно, ладно. Пей уже, сопляк. Сейчас приедем, Мара крови захочет, так может хоть не сразу окочуришься.

Велька допил воду до дна и с жадностью посмотрел на вторую флягу, что болталась на поясе.

— Напился? — будто не видя его взгляда, спросил колдун и прицепил пустую фляжку рядом с первой. — Ну и будет с тебя.

— Может размяться хочешь, Яринушка? В кустики там или еще что? — кивнул ей на росшую вдоль дороги жимолость, но она даже не взглянула на него, и, поморщившись, он влез обратно в повозку. — Ну как знаешь, значит, дома уже.

* * *

Стас шел к выступающим из туманной дымки воротам, что парили над нависающим ажурным мостом, и с каждым шагом лицо его становилось всё жестче и решительней. Минута слабости прошла и теперь злость, что старый колдун перехитрил его, грызла все сильнее.

Ведь видел, что издевается над ним боярин; смеется чуть не в открытую; но словно глупый щенок позволял это, и даже не заподозрил ни разу, кто под личиной его скрывается — все на характер его списывал, да на ревность к красивой девушке. Вот теперь и расплачивается, а что самое страшное, так не он один.

То, что Белана колдун не пощадит, не сомневался даже, а если не поторопится, так Велька следующим окажется, а что Лушу ждет...

Он даже с шага сбился и как не больно было думать об этом, а все, что мог, это надеяться, что хоть ради Вельки с собой ничего не сделает, и хоть когда-нибудь сможет его простить.

Прошел через ворота и дозорные выскочили навстречу, и в недоумении уставились на него.

— Владыка?! — шагнул вперед стражник, что был за главного. — А обоз где? — глянул ему за спину. — Мы тебя только через неделю ждали.

— Нет обоза, я один. — оборвал его Стас и приказал. — Звони в колокол... Тьма проснулась.

Ранним утром большой конный отряд выехал из ворот и проехав мост, скрылся в сквозной пещере, освещенной изнутри льющимся со дна неглубокого подземного озерца светом, а к вечеру следующего дня, преодолев немыслимое для обычных путников расстояние встретился с едущим в Заснежище обозом, который вел Тур.

После короткого привала они снова разъехались, с той только разницей, что теперь Тур ехал рядом с Владыкой, а обоз катил в Заснежище под управлением обычных ведьмаков.

— Я заставы предупредил, ты не беспокойся. Люди готовы. Как только бой начнется, подключатся.

— Я тоже с братом поговорил — рассказал ему всё и о помощи попросил. Он нам навстречу дружину отправит и сам выедет, так что через два дня встретимся.

— Хорошо бы... — Тур замялся и наконец решился предложить. — А если наперед отряд пустить, чтоб Морану опередить? Попросить стихию опять через воду провести? — кивнул на реку, вдоль которой они ехали.

— И скольких из нас вода послушается? Меня да тебя? Нет Тур, нельзя в этот раз рисковать. Мара неспроста так долго ждала. Я даже думаю, что и прорыв — это только проверка была: справимся или нет. Я когда её в Чертогах встретил, внимания не обратил, а она, сколько мы камней используем, считала; а когда поняла, что все камни ушли, обрадовалась.

— Так, тогда... — Тур запнулся, — не успеем девушку спасти.

Владыка окаменел, а Тур виновато опустил голову.

Любить ведьмаки не решались, а если уж сходились с кем, так, значит, очень серьезно все было; а то, что Стас с первых слов заявил, что после того, как колдуна убьют, он Заснежище покинет, говорило о многом. И когда предложил самому Владыкой стать, растерялся даже и зависть почувствовал: сам-то никогда ничего подобного не испытывал, чтоб ради кого-то от всего отказаться.

Глава 20

Луша стояла ни жива ни мертва, а три служанки наряжали её, приговаривая, какая она красавица и нахваливая на все лады. Её искупали и ополоснули отварами трав, включая ненавистный ею теперь любисток, и начали уговаривать примерить разложенные на кровати уборы.

— Ох, барыня, кожа-то у вас какая нежная да прозрачная, прямо светится. Такую красоту-то и прятать грех, а вы упираетесь, рубашечку шелковую ножками топчете.

— Уйдите вы, бога ради. Оставьте меня, — Луша отпихнула навязчивую служанку и снова расплакалась, но прислужницы только сочувственно качали головами, но продолжили раскладывать перед ней полупрозрачные сорочки, одна другой откровенней и пошлей.

— Ручки-то у вас какие беленькие, и ножки до чего стройные да ладные, а уж про остальное вообще молчу. Я хоть и баба, а и мне глядеть приятно. Чего ж вам стесняться? И гадать нечего отчего хозяина так проняло. Такую красоту и в холстину рядить? Ну уж увольте! Да мы вас сейчас так нарядим, что только князю такую куколку...

— Вон все вышли.

На пороге стоял колдун, что бесшумно открыл дверь и теперь подслушивал, не открывая взгляда от неодетой девушки. Служанок словно ветром сдуло, а Луша задрожала и начала лихорадочно оглядываться в поисках спасения, но выйти из роскошно убранной светлицы можно было только пройдя мимо колдуна. Наконец опомнившись, она рванула с кровати покрывало и завернулась в него, и тут же отбежала в конец комнаты, прячась за стол.

— Чего ж ты всполошилась так, ласточка? — усмехнулся Прохор, наслаждаясь её паникой, и прошел в светлицу. Дверь за ним захлопнулась и она увидела, как запор сам собой закрылся. — Девка — дура, конечно, а правду сказала, такую ягодку только князю. Ну да я не хуже буду.

Он обошел оброненный ею стул и встал с другой стороны стола.

— Ты не бойся меня, Яринушка, не обижу. А то, что наряды не понравились, так в печку их. Получше получишь, мне для тебя ничего не жалко.

Девушка смотрела на него безумными глазами и только стук зубов раздавался в ответ на увещевания старика.

— От окошка-то отойди, продует, — кивнул ей за спину и она невольно оглянулась, а он молниеносно бросился вперед, перегибаясь через стол и хватая её за руку.

Она закричала, и начала вырываться, колотя по его руке кулачком, но он только предвкушающе улыбался и тянул ее по кругу, заставляя обойти вокруг стола и подойти к нему.

— Попалась, птичка, — заграбастал её в охапку и приподняв над полом понес к кровати.

— Ну чего ты, ну чего? Разве ж я не понимаю, что первый раз страшно. Понимаю. Оттого и тянуть не хочу. Потом сама спасибо скажешь.

Сгрузил её на кровать и потянул полы кафтана, снимая его и отшвыривая в сторону.

— Ты не гляди, что я сейчас старым кажусь. Я Мораны слуга, а своим подданным она вечную жизнь и молодость дарит. Вот победим ведьмаков и какую хочешь внешность смогу просить.

— Прохор, не надо, — она судорожно вздохнула и подняла на него умоляющий взгляд. — Что ты мелешь? Ты же дед мне, опомнись!

— Дед? — он расхохотался. — Да с чего ты взяла это, ягодка? Дед! Насмешила. Я того Прохора, что твоим дедом был уж лет тридцать как схоронил, неужто не поняла еще? Ведьмак я бывший. Клеймо видишь? — показал ей на обожженную щеку и на ничего не понимая уставилась на глубокие шрамы.

— В Заснежище вытравили. А ты думала, я им чего мщу? Просто так таким уродом стал? Тебе-то... женишок, — выплюнул он, — небось наплел, какие они защитники, а на деле, и там пытками не брезгуют, уж я то знаю.

* * *

Леда сидела в закопченном углу, прижимаясь к печке всем телом и жевала краюху хлеба, периодически запивая её густым киселем. За три дня, она так оголодала, что была рада даже этой подачке, особенно после того, как все утро проблевала и животом промучилась. Злая Кукоба оказалась права, когда ругалась на неё и пить много не давала.

— Нажралась? — в неё полетела застиранная рубаха с яркими пятнами заплаток. — Тогда ступай во двор, вымоешься. Я в своем дому грязь не потерплю, а от тебя потом смердит так, что дышать нельзя, — Леда пошла пятнами, а суровая хозяйка только свела брови. — И свое нательное, чтоб постирала, нечего тут перед всеми показывать, чем ты с полюбовничком своим занималась.

Леда вздрогнула и густо покраснела. Кукоба была права, на рубашке сзади запеклась кровь, но переменить её до сегодняшнего дня, как впрочем и вымыться, она попросту не имела возможности.

— Я во дворе бани не видела, — она встала, осторожно держась за стену, чтоб не упасть в колодках и хозяйка смерила её насмешливым взглядом.

— А может тебя еще и попарить? Возьмешь корыто у колодца и будет с тебя.

Леда, не привыкшая к такому обращению, вспыхнула и даже рот открыла, чтобы возразить, но взгляд упал на колодки, и она сникла. Сила сейчас была не на её стороне, и накликать на свою голову ещё большую беду, она не хотела.

Кукоба отошла в сторону, давая ей пройти, но когда Леда сделала шаг навстречу, презрительно бросила.

— А щелок я за тебя нести буду? Бери ведро и вперед.

Леда посмотрела на тяжелое ведро, но делать было нечего, и пришлось мелко перебирая ногами, тащить за собой мыльную воду.

Во дворе у колодца стояло небольшое корытце и она оглянулась в поиске бадьи побольше, но ничего подходящего не увидела и вздохнув, взгромоздила корыто на спиленный пень. Плеснула в него щелока и вытащила из ведра мочало. Обернулась посмотреть, не подглядывает ли кто, но хутор стоял на таком отшибе, что она смело стянула с себя нательную рубаху — все, что оставили ей жадный Ямат и его подельница — и принялась с наслаждением тереть себя еле теплой водой, особо тщательно смывая запекшуюся на бедрах кровь.

Подонок! — она всхлипнула, разглядывая следы от его пальцев, что теперь синяками проступили на бедрах и еще сильнее принялась тереть покрытые гусиной кожей ноги. — Дорого тебе, Ямат, позор мой обойдётся, — отбросила мочало в сторону и вдруг поняла, что воды ополоснуться нет.

Пришлось, как обычной холопке, тянуть тяжелое ведро из колодца, а потом повизгивая и стуча зубами обливаться обжигающе-холодной водой. Хоть может и хорошо, что она замерзла, иначе надеть на себя эту хламиду, что ей всучила подлая баба, она бы просто не решилась, а так даже рада была в сухое переодеться. Но если вымыться, хоть и с грехом пополам, она все же сумела, то стирать она не умела совсем.

— Чего застыла, дармоедка? Еще скажи, что весь щелок на себя извела? — Кукоба показалась на пороге, и княжна сжалась, и метнула затравленный взгляд на ведро.

Фух, — слава богу щелока еще было полведра и она посмелее взглянула в ответ на хозяйку.

— Давай, давай. Нечего прохлаждаться. Вот я еще свое в стирку принесла, — в корыто упало несколько чужих рубах и замызганных тряпок. — Чего застыла, дура? Еще скажи, что стирать не умеешь.

— Не умею, — качнула головой княжна и взгляд Кукобы стал мрачным, а потом язвительным.

— Так учись. Для будущей жизни ох как пригодится. Ямат вернется, поглядит, какая ты хозяйка стала, может и смилуется — женится, прикроет грех-то, — она захохотала, а Леда затряслась от обиды и ярости, да так, что даже руки судорогой взялись.

— Женится?! Да ты совсем с ума сдурела! Чтоб я за раба каторжного шла? За вора? За насильника?!... Я отцу велю, его колесуют! На колу тварь корчиться будет! Землю грызть заставлю! О смерти мечтать начнёт...

— Эк ты разошлась, — насмешливо оборвала её Кукоба. — Да ты дура просто. Ты о том подумай, не забрюхатила ли, а потом уж колесуй, — ткнула она её пальцем в живот и Леда в ужасе отпрянула к колодцу и медленно скосила взгляд на живот.

* * *

Глядела на Прохора и по глазам его видела, что совсем ему крышу снесло и выход мне из этой спальни только через постель. Да он и не скрывал этого с каким-то звериным восторгом разглядывая меня. Взбесился только когда дедом назвала: оправдываться начал. А я в другой раз может и обрадовалась бы, что нет среди моей родни такого чудовища, а сейчас об одном только думала, как мне день этот пережить, и если уж случится самое страшное, то пусть хоть Велька от этого выиграет.

— Что ж ты дрожишь так, ягодка? Ты же из баньки только что, неужто не отогрелась еще? Да быть не может, вон как щечки горят, — он начал расстегивать рубаху, а я отпрянула, не зная, что еще сделать, чтоб он остановился.

— Прохор, послушай... ты обещал, что Велька жив останется, а я не видела его целый день. Пусть его приведут.

— Это еще зачем? Нечего ему тут делать.

— Убедиться хочу.

— Нашла о ком переживать, — отмахнулся он, — утром убедишься... Жив щенок, не беспокойся. Моё слово крепкое.

Начал стягивать рубашку, и я попробовала соскочить с кровати, но он, видно, ждал этого.

— Что ж ты сама-то слово не держишь, ягодка? — толкнул меня обратно и отбросил рубашку. — Вон какая постелька мягкая, прям одно удовольствие лежать, а ты всё, как маленькая, сбежать норовишь. Ну да ты к меня и правда девочка еще, так что на первый раз прощу. Снимай покрывальце и ложись, — похлопал рукой по перине.

— Прохор, пожалуйста, — взмолилась я, изо всех сил надеясь на чудо, и когда он начал тянуть покрывало, оттолкнула его. — Не трогай! — попыталась встать в полный рост, но он перехватил мою ногу и рванул на себя. Я упала, а он навалился сверху.