— Да уж, не сомневаюсь, — благодушно хохотнул фон Штауфенберг, мгновенно потеряв свою серьёзность, так что, прощание наше вышло куда менее официальным, чем начало встречи. Тем не менее, покинув переговорную, я чувствовал себя, как после дневного перехода в полной выкладке на скорость... без привалов.

А потому, оказавшись в одном из залов аквапарка, где уже добрых два часа развлекались мои ученики, я выбросил из головы все перипетии прошедшей встречи и, забив на все возможные и невозможные, нынешние и грядущие проблемы, с наслаждением окунулся в прохладную воду. К дьяволу всё! В конце концов, чем я хуже Бабура-джи? Если уж индус, заправляющий всей здешней движухой, выкроил несколько часов на расслабон в хамаме, то и я могу себе позволить хотя бы день-другой отдыха!

* * *

Вопреки объявленному намерению посетить бани при аквапарке, Бабур Варма, покинув переговорную комнату, сделал всего несколько шагов по широкому коридору и, отворив неприметную дверь, больше подходящую для какой-нибудь кладовки, оказался практически в полной копии только что оставленного им помещения для переговоров.

По-хозяйски оглядевшись, индус шагнул к невысокому круглому столику, стоящему меж двух кресел и, оценив набор выставленных на нём восточных сладостей, с наслаждением втянул носом аромат только что заваренного чая. Чёрного и крепкого. Ну да, не понимал старый индус всяких китайцев с ниппонцами, устраивающих танцы с бубнами вокруг чуть подкрашенной водички с запахом старого сена, которую они с упёртостью ослов, с придыханием именовали настоящим чаем. Настоящим, чтоб их!

Налив чашку горячего и ароматного, крепко заваренного напитка, Бабур-джи пощёлкал пальцами над блюдом, высматривая сласть по вкусу и, остановив свой выбор на пахлаве, подхватил с блюда небольшой ромбик, после чего с удобством устроился в кресле. Отправив в рот орехово-медовую сласть, индус зажмурился от удовольствия.

— Турецкая, по классическому рецепту повара Мехмеда Второго, — заметил неслышно вошедший в комнату барон фон Штауфенберг, наблюдая, как во рту его гостя исчезает уже третий ромбик пахлавы.

— Передайте моё уважение вашему кондитеру, почтенный. Великолепный вкус! — открыв глаза, довольно покивал Варма и, отхлебнув чаю из чашки, выжидающе уставился на устраивающегося в кресле напротив, собеседника.

— Непременно, — усмехнулся тот, но тут же стёр улыбку с лица. — Ну, что скажешь по поводу нашего юного коллеги?

— Пусть тебе не застит глаза его мнимая юность, друг мой, — покачал головой мгновенно посерьёзневший индус, возвращая полупустую чашку на столик. — У Её избранника нет возраста, который можно было бы исчислить.

— М? — в глазах немца мелькнуло удивление. — Ты о чём это?

— Не о чём, а о ком. О нашем новом знакомом, разумеется, — пожал плечами Бабур-джи.

— Та-ак... и в чём его избранность, кто и куда его избрал? — недоумённо произнёс фон Штауфенберг.

— Это сложно объяснить, — честно предупредил его Варма. Немец на миг задумался и тряхнул головой.

— На наши отношения с парнем или дела с русским государем, твоё объяснение как-то повлияет? — осведомился он, вновь превращаясь в того, кого прозвали Линкором Рейха. Неумолимость, мощь и натиск. — Это, вообще, важно?

— Может и нет, — сохраняя прежнюю невозмутимость, ответил индус и вновь принялся выискивать на блюде очередную вкусность, не обращая никакого внимания на задрожавший под давлением воли собеседника, Эфир.

— Тогда, оставим, — проговорил фон Штауфенберг.

— А может быть и важно, — попробовав очередную сласть, протянул брахман.

— Бабур! — резче чем следовало, откликнулся недовольный поведением старого знакомого немец. И комнату, затопленную тяжёлой волей имперского князя, вдруг, словно свежим ветром обдало. Брахман Дома Сканды полоснул по собеседнику острым, предупреждающим взглядом.

— Что ты хочешь от меня услышать, Виктор? — оставив прежний благодушный тон, спросил индус. — Ты принял решение ответить согласием на просьбу русских и помочь парню в его деле? Замечательно. Я тоже буду рад оказать ему пару услуг. И то, что основанием для моего решения служат не столько факты, изложенные в переданной нам просьбе русского властителя, сколько информация из иных источников, тебя беспокоить не должно. Удовлетворись тем, что я поддержу твои действия, и сообщу кому нужно и что нужно, в означенный в предложении русских срок. Остальное — мои личные интересы. И каких размеров и в каком виде оказывать парню помощь, помимо оговорённой, я решу сам. Так тебе достаточно ясно? Я доступно изложил?

— Значит, всё же важно, — откинувшись на спинку кресла, устало протянул фон Штауфенберг.

— Для меня — да, — кивнул Бабур-джи. — Для тебя... не знаю. Впрочем, если не вдаваться в частности, могу сказать так: Кали весьма благосклонна к нему, и с интересом смотрит на того, кто стоит за его плечом.

— О... эти ваши мифы... — Протянул немец, но уже в следующий миг он нахмурился. — Стоп. Кали? Богиня Смерти?

— Наши мифы, — усмехнулся индус. — Говорю же, тебе это неинтересно.

— Интересно, — возразил фон Штауфенберг и, чуть помедлив, договорил: — Но можно без мифов?

— Можно. Как совет. Примешь? — прищурился Бабур-джи. Немец коротко кивнул. — Есть люди — что камень брошенный в воду тихого пруда. Следы от их действий видны недолго, хотя кто знает, к чему приведёт их падение в глубину? А есть — подобные смерчу, способные смести весь пруд, взметнуть его в небеса, убив в нём всё живое, перемешать и излить дождём... на иссохшее поле. И этот русский боярин — как раз из последних.

— Революционер, что ли? — предсказуемо нахмурился князь, на что его собеседник только головой качнул.

— Он не тот, кто делает, а то, что происходит. Судьба, если хочешь, — всё же попытался объяснить ему Бабур-джи.

— Кто, что... как же с вами, умниками, сложно, — вздохнул немец.

— Просто будь внимателен в делах с его участием, — отозвался индус. — Он не только человек, но ещё и катализатор. Понимаешь?

— То, что происходит, а не тот, кто делает, — кивнул его собеседник, оставив всякую надежду понять старика. Ну, хоть какую-то внятную информацию он получил. А советы старого гранда... что ж, иногда им просто нужно следовать.

Глава 2. Кому туризм, кому как...

Оставшись в одиночестве, немец несколько секунд наблюдал, как успокаивается Эфир, только что взбаламученный индусом, и, вздохнув, в свою очередь, открыл окно, через которое и вошёл в собственный кабинет в замке Штауфенберг, расположившемся в предместье Хехингена. Старый бург, некогда пожалованный за службу его семье последним императором из династии Гогенштауфенов, Конрадом Третьим, встретил хозяина тишиной и привычными, кажется, намертво въевшимися в прикрывавшие древние стены резные деревянные панели, ароматами старых книг и хорошего табака, которым Виктор Иммануил Шенк фон Штауфенберг любил побаловать себя холодными зимними вечерами, сидя у камина, под глоток терпкого творения винокуров французской провинции Коньяк.

Но сейчас, Последнему Линкору Рейха было не до гедонистических изысков. Затопив весь немаленький кабинет, от каменного пола до переплетения маячивших в высоте потолочных балок, своей Волей, он убедился в отсутствии какого-либо внешнего контроля за происходящим в помещении, и решительно шагнул к огромному библиотечному шкафу у внешней стены. Ухватившись сразу за обе ручки его украшенных хитрой расстекловкой дверец, оберегавших собранные в шкафу редкие инкунабулы от пыли, фон Штауфенберг потянул их влево и тяжеленное резное дубовое хранилище неожиданно плавно и легко отъехало в сторону, открывая взгляду хозяина массивную металлическую дверь старого, но, по-прежнему надёжного сейфа, вмурованного в древнюю каменную кладку.

Тихо протрещали числовые барабанчики, отщёлкивая нужную комбинацию шифра, сыто клацнули механические замки, но, прежде чем распахнуть уже вроде бы отпертую дверь сейфа, хозяин кабинета приложил ладонь к одной из ничем не примечательных пластин её декоративного покрытия и слегка толкнул через руку определённым образом структурированную волну Эфира. В сейфе что-то тихо прошуршало и дверь, наконец, отворилась, тяжело провернувшись на толстых петлях, спрятанных с её внутренней стороны.

Не обращая никакого внимания на кипы документов, ларцы и подставки с украшениями, не глядя на коллекцию наград, фон Штауфенберг пробежался взглядом по верхней полке сейфа, где красовалось целое собрание коммуникаторов, дорогих, сияющих блеском драгоценных камней и металлов. Многие из хранившихся здесь устройств существовали всего лишь в сотне-другой экземпляров... а некоторые, так и вовсе были уникальными. Тем не менее, внимание имперского князя привлекли не эти пафосные свидетельства успешности их носителя, а ничем не примечательный старый и потёртый, дешёвенький коммуникатор, довольно чуждо смотревшийся среди всей этой роскоши. Впрочем, самого хозяина сей факт ничуть не смутил. Подхватив с полки выбранное устройство, он закрыл сыто клацнувшую замками дверцу сейфа и, вернув на место маскировавший его шкаф с книгами, уселся в кресло за огромным рабочим столом.

Покрутив в руках заключённый в обрезиненный корпус браслет-коммуникатор, фон Штауфенберг вздохнул и, решительно нацепив его на запястье, активировал устройство, введя пароль, переданный ему молодым грандом из России. Браслет тихонько вздрогнул и тут же связался с неким абонентом, просто начхав на все препятствия, вроде работающих в полную силу систем эфирного противодействия и контроля, включившихся сразу, как только хозяин оказался в кабинете. А в следующую секунду, опять-таки, не спрашивая разрешения, коммуникатор развернул перед имперским князем экран, на котором почти тут же появилось изображение того самого абонента.

— День добрый, барон, — собеседник фон Штауфенберга легко улыбнулся.

— Приветствую, боярин Бестужев, — кивнул в ответ тот и... замолчал, выжидающе уставившись на экран.

— Что ж, значит, сразу к делу, — протянул собеседник имперского князя и, вздохнув, продолжил: — Раз, вы связались со мной по этому номеру, значит, предложение моего зятя было вами принято. Это радует. А что господин Варма?

— Полагаю, старик свяжется с вами, когда вдоволь насладится хаммамом. Он не любит торопиться, знаете ли, — пожав плечами, произнёс фон Штауфенберг.

— Ясно. Подожду, не страшно, — окольничий Посольского приказа явно был доволен происходящим. — А пока, позвольте, я сообщу вам ту информацию, оглашать которую, Кирилл не был уполномочен.

— Надеюсь, она не меняет смысл им сказанного, настолько, что мне придётся отозвать своё согласие на участие в этой... авантюре, — сохраняя невозмутимое выражение лица, отозвался фон Штауфенберг.

— О, об этом можете не беспокоиться, — заверил его Бестужев. — Ничего такого, что заставило бы вас отказаться от данного слова, я вам не скажу. Тут дело в другом... у Кирилла, официально, нет допуска, который позволил бы ему оперировать некоторыми сведениями по своему усмотрению. Иными словами, он просто не имеет права передавать определённую информацию по этому делу лицам, не включённым в список доверенных. А вы, уж простите, к таковым относиться не можете, даже если письменно согласитесь участвовать... как вы выразились, в этой авантюре.

— А вы, значит, не боитесь нарушать секретность? — с намёком на улыбку, произнёс хозяин кабинета.

— А у меня, барон, как у должностного лица определённого уровня, есть разрешение на подобные действия, при соблюдении некоторых условий, разумеется. Сейчас, эти самые условия соблюдены до последней запятой, и мой сюзерен не возражает против передачи вам этих сведений, — парировал укол собеседника Бестужев.

— Полагаю, одним из таких условий, является передача ему записи фиксатора нашей беседы? — уже явственно усмехнулся имперский князь. Правда, улыбка его сейчас больше походила на акулий оскал.

— Прямая трансляция, барон, — экран, до этого демонстрировавший хозяину кабинета лишь лицо его собеседника, на миг дрогнул, продемонстрировав сидящего за своим рабочим столом государя Российского. Правитель сдержанно кивнул и поприветствовал барона и имперского князя так, как делал это в детстве, когда пребывавший в роли аманата при дворе его отца, молодой экселенц Виктор Иммануил Шенк фон Штауфенберг состоявший в свите совсем юного цесаревича и преподававший ему особенности имперского этикета, входил в классную комнату, где его дожидался августейший ученик. Здравствуй дядя Викки-Манни... Это прозвище, довольно дико прозвучавшее из уст нынешнего Государя Российского, моментально стёрло ухмылку с лица его давнего знакомого и учителя, после чего картинка на экране вновь сменилась на изображение боярина Бестужева.

— Я внимательно вас слушаю, — оставив дальнейшие попытки уколоть собеседника, произнёс имперский князь, сосредоточенно глядя на собеседника. Проведённая Бестужевым демонстрация произвела на него должное впечатление. Ведь одно дело, вставить в передачу данных изображение правителя, пусть даже и в форме короткого видеоролика. И совсем другое, заставить его произнести такие слова. Можно, конечно, предположить монтаж, но ведь беседа идёт через фиксатор, и подобный обман будет разоблачён простейшей проверкой записи практически моментально. Бестужев не идиот, и так подставляться не станет.

И хотя, в душе фон Штауфенберга, всё ещё плескались кое-какие подозрения о том, что молодой гранд втянул его в совершеннейший... как говорит нынешнее поколение, блудняк, то есть, интригу, не делающую чести преданному вассалу Кайзера, но это были лишь отголоски возни его личной паранойи. Да и они затихли, едва Бестужев озвучил информацию, передача которой была обставлена столь хитрым образом. А вот нервы экселенцу, полученные сведения потрепали изрядно.

— Итак, об истинных причинах нашего противостояния с иезуитами, точнее, об основной их части, Кирилл вас ознакомил, равно как и о собственных претензиях к этой братии, — проговорил окольничий. — А вот то, о чём он сказать не мог... В ходе следствия проводившегося с целью выяснения причины совершения попытки похищения русских одарённых девушек, организованной выродками Лойолы, нами был обнаружен их научно-исследовательский центр, расположенный в бывшей обители иоаннитов в Лагуве Любукского воеводства Речи Посполитой. Анализ информации, собранной в этом заведении после его штурма, ещё идёт, но, уже сейчас мы со стопроцентной уверенностью можем утверждать, что там велись опыты над одарёнными... женщинами, девушками и девочками-подростками. И опыты эти весьма и весьма далеки от гуманных.

— Насколько далеки? — внезапно охрипшим голосом спросил фон Штауфенберг, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники кресла так, что старое дерево пошло трещинами.

— Если вам что-то говорят слова Проект Новая Валгалла... — чуть помедлив, произнёс Бестужев, и его собеседник шумно выдохнул.

— Говорят, — резко кивнул немец.

— Здесь мы увидели прямое развитие тех опытов, — глухо заметил боярин. — Правда, цель была поставлена несколько иная, это мы тоже можем утверждать наверняка.