Вой лишенного или Сорвать покровы с богов

Этого никогда не случится! Никогда больше она не отпустит его! Не отвернется! И уж точно не забудет! Как не забывала все это время!

— Хочешь пройтись?

От неожиданности Раса вздрогнула. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять смысл вопроса, настолько далеко от реальности были ее мысли.

— Что, так заметно? — поинтересовалась она в ответ, в глубине души благодарная за предложение. Нужды тела шли в разрез со стремлениями сердца. Поясница ныла, спина затекла, ноги покалывало от напряжения.

— В общем, да, — с сочувствием отозвался Сальмир, осаживая вороного.

Жеребец всхрапнул, мотнув головой. Черная грива засеребрилась в свете луны, и массивные копыта вспороли землю прежде, чем призрачный конь замер на месте.

Сальмир спешился и, обхватив женщину за талию, снял ее со спины животного. Некоторое время придерживал, позволяя размять ноги, а затем, предложив руку, спросил:

— Идем?

Она не смогла сдержать улыбки, когда клала пальцы на его ладонь.

— Что? — усмехнулся он, на мгновенье утратив тревожную серьезность.

— Вспомнила переполох, устроенный вами во дворце. Нельзя же людей пугать, — назидательным тоном отчитала Лураса тресаира.

— Какие есть. Не изменишь, — ответил он прежде, чем шутливо поинтересоваться: — Я должен был найти твои покои и смиренно ждать возвращения?

— А что, смог бы?

— Возможно, — прозвучало неопределенно.

— Ты так и не сказал, как вы нашли меня? Или она...

— Нет. Риана здесь не причем, — перебил Лурасу мужчина. — Она не вела нас.

— Тогда как?

— Мы были в Антэле.

— И?

— Твоя племянница нам все рассказала.

— Таирия? — Раса остановилась, тревожно вглядываясь в неясные черты лица своего спутника. Лунного света было недостаточно, чтобы она могла определить его выражение, даже несмотря на способность видеть сквозь дымку сменяющихся ликов.

— Все хорошо. Не думай о плохом. Не надо. С ней все в порядке. И будет дальше, — успокоил женщину калерат.

Когда-то давно он рассказал ей правду. Тогда, когда молодая мать отказалась идти с ними, предпочтя дожидаться возвращения сына там, где родила его.

— Как она?

— Храбрая, — похвалил Сальмир. Вдаваться в подробности он не собирался, а Лураса решила не настаивать. Она доверяла калерату.

Они молчали некоторое время, шагая рядом друг с другом. Позади, пофыркивая, плелся вороной, за которым следовал восседающий на жеребце Тримс. В сумеречном лесу, на ленте заброшенного тракта, под сенью чернеющих деревьев, в серебряном свете луны, пробивающемся сквозь кроны, и голубом свечении, окружающем тресаиров, их маленький отряд выглядел поистине устрашающе.

Хрупкая, маленькая женщина с облаком распущенных волос и огромные колеблющиеся тени, следующие за ней. Словно хищники они наступали на нее, вытягивая призрачные руки, чтобы ухватить, оплести сиянием своей мерцающей ауры.

Случись кому-нибудь их тэланцев увидеть подобное зрелище под покровом ночи — не миновать беды. Самое смелое сердце зайдется в испуганном ритме от вида карателей и их жертвы. Благо случайных путников поблизости не было. Трисшунский лес тщательно оберегал свои тайны.

— Если я спрошу, ты ответишь? — после недолгого молчания произнесла Лураса. И словно вторя ей, ночное небо разорвало протяжное уханье филина.

— Смотря на что.

— Почему ты согласился взять меня с собой? Ведь он не этого хотел. Я знаю, — она промолвила чуть слышно, и если бы не легкий ветерок, подхвативший слабый шепот, Сальмир вряд ли разобрал, о чем речь.

— Сомневаюсь. Я бы сказал, что только этого он и хотел все время. Ближе к истине.

В его словах были печаль, сочувствие и что-то еще. Нечто такое, что самому калерату сильно напоминало корыстную завить, и от этого он чувствовал себя изменником, предавшим друга.

— Как он все это...

— Раса! Прекрати! — Сальмир вспылил от злости на самого себя. — Я ничего не буду говорить тебе об Антаргине. Сама увидишь — спросишь. Это не мое дело, в конце концов.

— Я не хотела, прости. Я не...

Он оборвал ее, подняв руку. Оглянулся на брата, задав ему безмолвный вопрос, и, получив ответ, схватил поводья вороного.

Лураса не успела сообразить, что происходит, как оказалась в седле. Жеребец захрапел, ощутив на себе тяжесть наездников, затряс головой и сорвался с места, огромной черной тенью стелясь над полосой тракта. Прижатая к мужской груди крепкой рукой, женщина слушала, как истово колотится сердце, как с шумом несется по венам кровь, и ощущала при этом все нарастающую тревогу. Откуда-то взялось предчувствие, что она может опоздать.

* * *

Это было красивое зарождение рассвета. Возможно самое красивое из когда-либо виденных им. Небо медленно светлело, впитывая в себя лучи просыпающегося солнца. Еще незримого, слабого, но уже заставлявшего чернильное покрывало отливать насыщенной оливковой глубиной. Черные кучевые облака, зависшие над далекими пиками, бережно укутывали их невесомым покрывалом, оттягивая миг пробуждения, а мерцающие лики небесных звезд, прощаясь, отходили ко сну, чтобы вновь засиять с заходом солнца.

Антаргин невесело усмехнулся. Правильно говорила Раса: романтик, так и не понявший в чем его мечта. Сейчас он был согласен с ней, тогда — смеялся.

В кресле у камина, что-то бурча, зашевелилась Ираинта. Мужчина на мгновенье отвернулся от окна, удостовериться, что женщина не проснулась. Он не хотел, чтобы она видела это. Не желал боли. Предпочитал, чтобы никто из находящихся в Саришэ не видел и не чувствовал.

Вполне достаточно его и Нерожденной. Хватит на всех.

Как он не готовил себя к концу, сознавать, что он наступил, было грустно. Столько всего прошло мимо его народа, мимо него самого. Столько всего было недоступно, и потому осталось неизведанным. Сотни долгих дней взаперти, чтобы так и не познать свободы. Не ощутить, каков он — безграничный простор. Что может быть печальнее?

— Иметь и потерять, — ответил себе Перворожденный.

В отличие от остальных Истинных у него было, о чем сожалеть, помимо раздолья. Самое родное и близкое, отчего он никогда не откажется! Что заберет с собой, вопреки всему. И неважно, как придется расплачиваться!

Хотел ли он когда-нибудь любви? Искал ее? Жаждал?

Нет! Не хотел, не искал, но получил в дар от среброкудрой девы. Первый из Истинных честно признавался себе в этом.

Он понимал, что навязчивое стремление обрести привязанность Рианы не было только его, собственным. Сам по себе, как Рожденный с духом, как мужчина он не жаждал ее. Как Повелитель стихий — да! Как сын — возможно. Но такого, чтобы именно он — Антаргин нуждался в ней, не было. Истоком тяги к Нерожденной всегда выступал дух, будучи неотделимой частью его самого рьястор искал любви и нежности матери.

Вот с Лурасой — все иначе. Здесь он просил. Он умолял принять. Именно он, не желал расставаться. Он — мужчина, боялся потерять!

— И потерял...

Грудной шепот, от которого щемит сердце услышавшего, устремился в рассветную ночь. Подхваченный игривым потоком, он облетел стены замка, поплутал в оконцах бойниц, соскользнул по скале в ущелье и там растаял среди шелеста зеленой листвы. Антаргин вздохнул.

Нить связующая его с Нерожденной накалилась до предела. Безумные страх, боль, жалость, перетекали по ней от Рианы к Перворожденному. Единым целым они ждали конца своего мира, готовые ступить в безликое ничто. Просто исчезнуть в его пустоте. Потерять себя и все то, что ценили.

— Антаргин?

Хриплый со сна голос Ираинты врезался в него, подобно клинку, вошедшему по рукоять в податливую плоть. Перворожденный задохнулся, впервые ощущая себя сраженной птицей, камнем падающей на землю. Земная твердь закружилась перед глазами. Рьястор в его душе заревел, свиваясь в клубок спасительной энергии.

— Все хорошо, Ираинта, — выдавил мужчина в то время, как в груди зарождался надрывный крик.

Он не хотел терять! Сейчас не хотел!

— Ты почему там? Не в постели?

— Встречаю новый день. Спи, — ответил он, мертвой хваткой вцепившись в подоконник.

— Рано. Хочешь, отвар принесу? — с тревогой спросила ротула, вглядываясь в мужской силуэт.

По небу пошла рябь. Чернеющее тело скал, шевелюры деревьев, синеющая высь, пух облаков — все смешалось, образуя неясное, мутное пятно. Суть рьястора рванула из глубины его существа, устремляясь к Нерожденной, подпитывая силы истощенной матери.

Очередная попытка отсрочить неизбежное сокращение. Несбыточная мечта!

Антаргин сжал челюсти — до скрипа, до боли в зубах, до ломоты. Скрежет оглушал его. Зыбь за окном дробила кости, и ноги подкашивались, отказывая держать. Сердечный набат рвал грудь, а на глаза навернулись слезы. Сил почти не было.

Но ток крови продолжал бурлить — держись. Пока еще ты можешь. Еще раз вытерпишь! В последний раз отстоишь то, что так хотел изменить!

— Нет, Ираи. Спи. Я нормально, — выдавил он сквозь зубы, и кусок каменной крошки остался в руках.

— Не дай боги кому-нибудь такое дитя. Ты хуже...

Продолжить Ираинта не смогла. Последний удар преданного сердца застал женщину в шаге от любимого не-сына. Ее рука в последнем касании скользнула по гладкой ткани рэнасу и безвольно упала, когда спящий в ротуле дух вырвался наружу. Больше она ничего не видела и не чувствовала. Тело женщины скошенной травой повалилось на пол.

Вопль Антаргина слился с криком Нерожденной, сотрясшим основание каменной крепости. Стены задрожали от врезавшейся в них реальности. Постройки во дворе оказались сметены шквальной волной. Двери конюшен обвисли на проржавевших петлях. Строения кухонь лишились крыш. Все созданное сутью Рианы терялось, исчезая в разрухе и запустении старой крепости. Плетеные дорожки и длинноворсные ковры рассыпались в пыль. Изящная мебель исчезала, сменяясь застарелым хламом. Яркие краски отделки утрачивали насыщенность и глубину цвета. Саришэ переставало существовать, забирая с собой тех, кто находился в нем.

* * *

Риан позволил себе немного расслабиться, когда настырный отпрыск любимой сестренки закрыл глаза и сделал вид, что ничем, кроме отдыха, не интересуется. Кривая улыбка, появившаяся на губах Нерожденного в момент выходки рьястора, сошла с лица, вернув тому крайне сосредоточенный вид. Под пристальным изучающим взглядом синих глаз он чувствовал себя более чем неуверенно, а в связи с утерей контроля над сбежавшей тресаиркой это неимоверно выводило из себя.

Любые сомнения были для Риана подобны заблаговременному признанию поражения. Словно, идя к цели, он изначально настроился на провал. А неудачи мужчина не приемлил, считая себя выше обстоятельств и чужих желаний. Как-никак Богу подвластно абсолютно все!

За долгие годы своего существования он не раз убеждался в этом. Из всех его планов только один оказался сорван, и то лишь потому, что вмешались силы подобные его собственным — силы сестры. Если бы не глупейшая блажь Рианы, он бы уже давно открыл проход и заявил свои права на место среди предвечных основ. Стал бы сильнейшей из них, как того заслуживал!

На мгновенье прикрыв глаза, Риан потянулся к кариалу, чтобы оценить состояние Повелителя стихий. Рьястор исходил злобой и, при желании, вполне мог устроить небольшое землетрясение, но отчего-то сдерживал себя. Подобная выдержка казалась странной. Насколько мужчина помнил, подавлять свои эмоции не в его правилах.

"Есть над чем поразмыслить", — подумал он прежде, чем вернулся к поискам Истинной. С каждым днем ему становилось все сложнее отыскивать ее след. Ошейник постепенно терял силу.

На время отрешившись от остальных забот, мужчина закрыл себя от всех сознанных им творений, кроме одного — того, что было на Рожденной с духом. Слабая пульсация, которая ощущалась Нерожденным до выхода из себя Повелителя стихий, усилилась. Почти невидимая нить обрела четкие контуры и направление.

Но не это поразило мужчину. Вернее, не столько это, сколько другое. Вернувшаяся связь не подчинялась его контролю, она принадлежала той, на ком находился ошейник. Именно она тянула Риана к себе, подавляя его волю и вынуждая идти навстречу. Причем воздействие это было настолько сильным, что Нерожденный оказался не в состоянии противиться ему. Захваченный в плен невидимой рукой, оплетенный чужим желанием, Неизменный правитель рианитов оторвался от камня, который подпирал с момента остановки на ночлег, и устремился к расседланному жеребцу. Та, что ждала его на другом конце нити, не терпела проволочек.

Глава 29

Почти полный лунный цикл миновал с тех пор, как Кимала, поверив в рассказ пришлых женщин, плотно затворила дверь своей хижины и отправилась к алтарю Даровавших жизнь, прозванным несведущими темным камнем.

Что именно произошло и как камень появился рядом с селением Удалившихся, женщины поведать не смогли. С их слов в одну из безлунных ночей он просто появился, будто из земли вырос для того, чтобы нарушить размеренное спокойствие их жизней.

Некоторое время ничего не происходило. Детвора с удовольствием играла возле камня при свете солнца, а девушки повадились проводить рядом с ним ночи, жечь костры и вспоминать старые истории. Так в мире и спокойствии прожили они рядом с камнем три круга. Затем начались странности, перепугавшие люд до замирания сердец. Многие даже с места снялись, оставив добротные дома и нажитый скарб, лишь бы очутиться подальше от заповедного места. Те же, кто остался, вынуждены были перестраивать свою жизнь под веления страшной силы, названия которой не находили.

Сперва погибли скудные посевы: места пригодные для возделывания затопило водой. Затем дичь пошла на убыль. С каждым разом охотникам приходилось все дальше уходить в горы, ибо в самой долине на излов ничего не осталось. Следующей бедой явился истощившийся родник, и целую зиму Удалившимся пришлось обходиться водой из помутневшей реки.

И так целый круг. Одна беда следовала за другой, пока старейшей обывательнице селения не пришло на ум воззвать к Алэамам. Тогда то и узнали жители горной долины, чего от них хотят Даровавшие жизнь. А хотели они ее — Кималу.

— Пришли мы. За тесниной дома, а камень поодаль, у скального срыва, — сказала одна из спутниц Кималы, вернув женщину на каменистую тропу под сенью деревьев. Задумавшись, она не видела куда идет. Ноги ступали сами собой, будто Кимала шла давно знакомым и сплошь изученным путем.

— К алтарю идем. Глянуть хочу, — отозвалась бывшая Хранящая чистоту, с которой вмиг слетела утомленность долгой дорогой. Желание увидеть камень своими глазами превосходило все остальное.