Хольмград'76. Шаг Третий. Ключи и калитки

Алые угли обвели взглядом место побоища...

— Нар-рушители, — это был не тот крик, что заставил замереть бившихся шаманов, моментально забыв о своём сражении. Но громгласное шипение сущности вмиг опрокинуло всех живых бывих на том на холме. И атаковавших и защищавшихся Кого-то бросило на спину, вдобавок протащив несколько метров по дернине, а кого-то придавило к земле, заставив рухнуть на колени. И вновь алые угли глаз "гостьи" сверкнули обжигающим светом. — Вижу. Накажу.

Миг, и остатки атаковавших холм шаманов, столь лихо командовавших сворой духов запределья, взвыли от боли и, вспыхнув ярчайшим почти белоснежным пламенем, опали наземь серым пеплом... который тут же втянулся в силуэт сущности. Та перевела взгляд на валяющихся защитников холма и, неопределённо качнув головой, вдруг шагнула им навстречу. Легко просочившись через толпу окаменевших от страха воинов, она во мгновение ока оказалась рядом с двумя коленопреклонёнными шаманами, ещё недавно уверенно сдерживавшими атаки своих коллег, явно баловавшихся откровенной "чернухой", а сейчас не смеющими поднять взгляда на потустороннюю "гостью". Чёрные руки сущности коснулись голов шаманов.

— Метка на память, право наказания моим именем, — прошелестела она и... резко обернулась, будто услышав ворчание уставившегося на неё Баюна. Почуяла? — Вторженцы? Здесь?

Эхо голоса сущности не успело смолкнуть, как двухвостый сорвался с места. Миг, и сияющие опасной синью, когти моего питомца полоснули по чёрному силуэту. Я охнуть не успел!

— Баюн! — крик вырвался раньше, чем я осознал происходящее, но было поздно. Потусторонняя тварь легко сбила атаку двухвостого, а в следующий миг, неожиданно увеличившаяся в размере чуть ли не вдвое, она ухватила Баюна за шкирку и, держа на отлёте, словно нашкодившего котёнка, вперилась в него своими алыми буркалами.

— Ха... потеряшка! Чей... — Баюн в ответ сдавленно что-то мявкнул и взгляд твари скользнул в нашу со Светой сторону. С такой скоростью защиту я ещё никогда не выстраивал. Техники Макоши и Мары, Переплута и Перуна... щиты Яговичей и нынешних естествознатцев, арсенал Ростопчиных и мои собственные наработки... в ход пошло всё и разом.

Но для ворвавшейся в этот бой сущности, все мои потуги оказались не опаснее когтей Баюна. Женский силуэт легко, в один миг перенёсся с одного холма на другой и, просочившись сквозь мерцающие щиты и иллюзии, даже не потревожив их, оказался в двух шагах от нас со Светой.

— Ключники, — уменьшившийся до среднего человеческого роста, силуэт женщины опустил Баюна у моих ног и, обойдя нашу компанию по кругу, вновь застыл, словно в раздумьях. А я почувствовал, как меня внезапно отпускает вывшее до того сиреной чувство опасности, и вжавшаяся в меня Света вдруг прекращает дрожать. Правда, взглянуть на "гостью" она так и не осмелилась. И не надо... — Юные ключники. Неопытные. Ничего не знающие. Из старого мира. Плохо. Но интересно.

— Прошу прощения? — от неожиданности, я глянул прямо в алые глаза сущности и... схлопотал мощнейший ментальный удар, заставший меня покачнуться. По губам потекло что-то тёплое и солёное, в глазах помутилось и я, словно через толщу воды услышал всё тот же шелестящий голос.

— Что мне твоё прощение... Учиться тебе надо, малец. Да и помощников учить. Вежеству в том числе, — мне показалось или в голосе этой... этого существа послышалась насмешка? А следом, "гостья" вдруг подалась вперёд и коснулась неожиданно тёплой рукой сначала головы Светы, а потом и моей. Я даже отреагировать толком не успел!

— Мр-ряу! — встрял Баюн, вновь выпуская когти. Правда, выглядело это довольно жалко. Котяра едва шевелился. Казалось, ещё чуть-чуть, и он просто не сможет удержаться на дрожащих лапах. Да и я, после странного удара сущности, чувствовал себя совсем хреново. Бойцы, чтоб нас!

— Да-да... ты сильный и могучий... будешь, когда вырастешь! — а вот сейчас в тоне сущности действительно послышался смех. — Вот тогда и поиграем, приходите. А сейчас... брысь отсюда!

Пинок! Это был натуральный пинок, от которого всю нашу компанию, вместе с сундуком просто выкинуло... куда-то. Впрочем, почему "куда-то"? В спальню нас выкинуло. Ту, что нам Стоян Хлябя в своём доме выделил.

Я бросил взгляд на распластавшегося на полу Баюна... Дать бы по шее засранцу за такую подставу, но... ему, бедолаге и так уже досталось.

— Света, — я потормошил зажмурившую глаза подругу, по-прежнему сжимающую меня в стальных объятиях... — Всё уже. Всё. Слышишь? Мы в безопасности.

Подруга осторожно разжала объятья, и я вдруг почувствовал, что оседаю на пол. Ноги не держали, голову будто ватой набили, а перед глазами поднялась и закружилась какая-то муть. Дьявол! Мне только этого не хватало!

Собравшись с силами, я кое-как утвердился на ногах и, поймав взволнованный взгляд Светы, постарался успокоить её хотя бы улыбкой. Получилось... хреново. Тем не менее, помогая друг другу, мы сумели кое-как добраться до постели, на которую и рухнули практически в обнимку. Сил, чтобы раздеться, у нас уже не было. Мы и одеялом-то укрылись еле-еле. А потом... потом просто вырубились, словно не спали трое суток. Минимум.

Снилась мне какая-то дичь. Не кошмары, нет... но, явно навеянные происшествием на холме, сновидения терзали меня добрых полночи, то и дело заставляя просыпаться в холодном поту... и тут же засыпать вновь, противиться моментально накатывавшей сонливой слабости я просто не мог. И со Светой, кажется, творилось что-то подобное. Проделки Мораны, не иначе...

Ближе к утру я почувствовал, как у нас в ногах устроился взобравшийся на постель Баюн, но даже осознав наглость придавившей мои конечности двухвостой скотины, поделать я ничего не мог. Сны продолжали затягивать меня, а ленивая слабость не позволяла даже пяткой дёрнуть, чтобы потеснить развалившегося во всю длину котяру-переростка.

Но всё проходит, прошла и наша сонная немочь. Правда, для этого потребовалось немало времени. Проснулись мы со Светой, когда солнце уже перевалить за полдень, аккурат к тому моменту, когда подворье полусотника наполнилось шумом и гамом. Хозяин вернулся.

Честно говоря, мне казалось, что наша со Светой и Баюном странная слабость будет уходить так же тяжело, как это бывает при сильной простуде. Долго и неприятно, но нет. Проснувшись от шума за окном, я к своему удивлению, почувствовал себя полным сил, свежим и бодрым. Да и подруга, завозившаяся рядом, кажется, чувствовала себя так же. По крайней мере, если ориентироваться на её эмоции. А вот двухвостый... бродяга, словно что-то почуяв, ушёл в стелс сразу, как только заметил, что мы со Светой открыли глаза. Чует кошка, чьё мясо съела! Ну ничего, долго он скрываться от нас всё равно не сможет. А когда появится... о-о! Я ещё покажу этому лохматому, как подставлять мою девушку под молотки.

Надо заметить, моё "несанкционированное" появление в доме полусотника осталось практически незамеченным. То есть, домочадцы Стояна решили, что я вернулся вместе со стрельцами, а тем было плевать. Правда, сам Стоян Смеянович время от времени косился на меня эдак подозрительно, но претензий не выкатывал. Что, впрочем, не помешало мне извиниться перед ним за своё исчезновение с оговоренного места.

— Не виноват я, Стоян Смеянович. Что ушёл не предупредив, в том каюсь. Но ведь говорил, что в битве участвовать не стану, — развёл я руками, когда нам, наконец, удалось уединиться в одной из малых горниц терема, где полусотник устроил что-то вроде кабинета. — А ты, должно быть, видел, что на холмах творилось, пока твои стрельцы находников огнём били. Так что, у меня выхода иного не оказалось, пришлось уносить ноги, пока разбушевавшиеся там находники меня в свою битву не втянули.

— Видел. Все видели, какая жуть там была, — передёрнул плечами тот. — Молоньи, град и смерчи... Характерник Поклеста клялся, что на холме, соседнем с тем, где ты остановился, находничьи нойны при поддержке своих родов междоусобицу затеяли, да изрядно друг друга побили. Всего четверо шаманов в живых осталось, и то, двое настоящих, да двое учеников. Остальных же... будто корова языком слизала.

— Морана их прибрала, — со вздохом произнёс я, открывая собеседнику малую часть того, что привиделось мне в мучительных снах, насланных ночной "гостьей", отчего Стоян вдруг резко побледнел.

— Значит, не лгал Ройда, — едва шевеля губами, прошептал он.

— Ройда? — не понял я.

— Да... — полусотник тряхнул головой, и договорил уже куда более уверенным тоном. — Ройдой зовут того характерника. Он же, едва дождавшись конца битвы, насел на Чёрного, чтоб тот ему людей в охрану выделил, да дозволил лысый холм осмотреть. Говорил, оттуда тьмой тянуло, как от чёрных жертвенников. Поклест, как ни отбивался, а пойти против не смог. Снарядил с Ройдой два десятка воев. А тот, спустя пару часов, вернулся с пленными, средь которых и те четверо нойнов да байи уцелевших были. А, от шаманов, что против них бились, сказал, даже пепла не осталось. Нам бы посмеяться, да только нойн Оорхан, им пленённый, слова Ройды подтвердил. А за ним и остальные.

— Не над чем там смеяться, Стоян Смеянович, — покачал я головой. — Оорхан этот, со своими людьми действительно бились против осенённых тьмою нойнов и замороченных ими воинов. Да противник их такую жуть в сражении использовал, что мир взвыл. На тот зов Морана и явилась, дабы судить тех, кто в алчности своей решился отринуть покон и извратить мирское естество. Я сам всё это видел, собственными глазами.

— Морана карает осенённых тьмою... — ошарашенно пробормотал мой собеседник. — Вот же диво-дивное. Она ж сама воплощение тьмы!

— Ага, и потому имя её на памятных камнях высекается среди имён стражей хранящих покон, да? — усмехнулся я.

— А тебе-то откуда сие известно?! — удивился полусотник.

— Так ты ж сам меня к вашему камню водил, — пожал я плечами. — А уметь читать написанное, мне, как купцову сыну положено.

— Это где ж такие купцы водятся, что умеют читать наши черты и резы? — раздавшийся из-за спины незнакомый голос заставил меня обернуться.

На пороге горницы стоял высокий и грузный седой мужчина, наряженный во вполне ладно сидящий на нём стрелецкий кафтан, но без оружия и даже без оружейного пояса. Вместо него, изрядное пузо обтягивал широкий чёрный, расшитый канителью кушак с бахромой и кистями, за который гость заложил большие пальцы рук, так, чтобы на виду были золотые перстни с камнями, по два на каждую руку. Широкое, скорее даже полное лицо, свисающие ниже подобородка усы, кустистые нахмуренные брови, тяжёлый взгляд... Характерник Ройда, полагаю.

— Далеко, почтенный. Ты там точно не бывал, — улыбнулся я.

— А ты опиши, вьюнош, расскажи. Я много где был, немало видел, глядишь, и узнаю места, тобой описываемые... — характерник отразил мою ухмылку. Вот только ни радости ни веселья в ней не было ни на грош. Зато подозрениий... да ну его нах!

Я обернулся к полусотнику, оставив непрошенного гостя без ответа.

— Сегодня в ночь мы уедем, Стоян Смеянович, — произнёс я. Хлябя бросил взгляд на пыщущего негодованием характерника за моей спиной и... вздохнул.

— А пир в честь славной победы? — проговорил он.

— Чтобы потом опять из поруба выбираться да свою невиновность в очередной дурной затее всяких... доказывать? — я поморщился, мотнув головой в сторону всё больше ярящегося Ройды. — Нет уж, извини, господин полусотник. Ваша победа, ваш и пир, а нам с невестой пора в путь-дорогу. И так задержались в твоих владениях дольше всяких разумных пределов. К тому же... свою часть нашего с тобой уговора я выполнил полностью, так что жду исполнения твоей. До нынешнего вечера.

— Так ведь мы к тому времени и добычу-то поделить не успеем! Обоз с нею, дай Свет, лишь к закату и придёт, а то и вовсе к утру! Как я твою долю высчитывать стану?! — неподдельно возмутился Стоян, перебивая попытавшегося что-то вякнуть характерника.

— Пф, тоже мне беда-огорченье, — отмахнулся я. — Долю со взятого на этом берегу Бия-то, посчитали? Вот и увеличь её втрое. Мне и того достанет. А ежели в ней добрый ковёр или посуда какая серебряная да затейливая окажется, так я и на куны их менять не буду, так возьму. А то и тебе в радость и казне не в убыток. Чай, ждать продажи рухляди, да стрельцов смущать задержкой в выплате их доли не придётся, а?

— Эва, не придётся! — фыркнул Стоян. — Можно подумать, у нас в лабазах лишь один ковёр с серебряным кувшином хвалынского торга дожидаются!

— Ну уж, моя доля, само собой, не так велика, чтоб всю рухлядь с ваших кладовых в её счёт забрать, но, знаешь же, Стоян Смеянович, курочка по зёрнышку...

— А весь двор в говне, — буркнул полусотник в ответ.

— Опять же, и казначею твоему радость. Всё меньше голову ломать, да бояться, что цена на взятый дуван в Хвалын-городке вниз пойдёт. А довольный казначей, сам знаешь, казне прибыток, — я продолжил увещевать собеседника, не обращая никакого внимания на закипающего словно чайник характерника. Ну не нравится он мне. Не нравится.

— Ушлый ты, купец. Ой, ушлый, — ухмыльнулся полусотник, чуть помолчал, словно что-то прикидывая и... кивнул. — Добро! Перед закатом получишь свою долю, на том и распрощаемся.

— Вот и славно, — я улыбнулся. — А теперь, пойду я, Стоян Смеянович, не буду мешать. Поди, дел-то у тебя ныне, ой как немало...

— Иди уж, Ерофей, — отозвался полусотник, и я, кивнув ему на прощанье, просквозил к выходу. Миновал провожающего меня сердитым взглядом характерника, вышел за дверь и... прикрывшись иллюзией, замер рядышком, пока другая иллюзия изображала мой уход по коридору прочь от кабинета полусотника. И не зря. Не прошло и пары секунд, как выглянувший из-за приоткрытой им двери, Ройда проводил взглядом эту самую иллюзию и, лишь убедившись, что та скрылась за поворотом ведущим к лестнице, вновь притворил тяжёлую дверь горницы.

Ну, чего и следовало ожидать. Ройда в горнице чуть ли не сапогами топал, требуя меня задержать, да дознание провести. Опять... нет, не везёт мне здесь на характерников. То убили, то дебилы. Эх... О! А теперь уговаривает, чтобы нас со Светой под охраной стрельцов Поклеста из Усть-Бийского острога выпроводили. Для нашей же безопасности, конечно. А то ведь вокруг места глухие, зверей полные. Сожрут же, обязательно. Вот ведь привязался, толстый. Не, на фиг, на фиг, нам такой хоккей не нужен. Не угомонится сам... угомоню я. Да так, что до смерти на Васюганских болотах квакать будет. Я теперь и так могу, спасибо Моране.

Хм, да... я, вообще, теперь многое... нет, пока не умею, но знаю. Позаботилась древняя обожествлённая ведьма о неуче из родного мира, вложила кой-чего в пустую голову. Нет, не какие-то великие тайны или секреты ушедших богов. Просто вещи, которые с их уходом перестали быть актуальными в мире Хольмграда, и потому довольно скоро забытые. Ну, времена такие были. Конкретные. Никто неиспользуемую информацию хранить и оберегать специально не стремился, других забот хватало. Но, как выяснилось, то, что перестало быть нужным когда-то волхвам, оказалось весьма полезным нам со Светой. В будущем... когда освоим, разумеется. Впрочем, возможно и миру Хольмграда теперь эти знания придутся ко двору... но лишь возможно. Впрочем, об этом я ещё подумаю и со Светой посоветуюсь. На пару и решим, стоит ли открывать полученные знания тому же Грацу, например, или ну его, от греха подальше.