Гареммыка

— Ой, Ириш, у меня сейчас забот выше крыши: где запчасти для машин клиентов доставать, как печку в боксе починить, чтобы зимой не мёрзнуть. Давай ты об этих мелочах, вроде встречи, сама подумаешь? А как решишь, так и будет. Я ведь у тебя покладистый.

— Хитрюга ты, а не покладистый! Наглая, беспардонная хитрюга! Ладно, отпущу я тебя на выходные, когда родители на даче будут, чтобы им не объяснять твою отлучку.

Но долгожданного, полного страсти свидания с Катей, увы, не случилось. А всему виной ворона Дашка, угостившая Ирину мороженным. Пачка пломбира в совокупности со сквозняком от приоткрытого окна, незаметно протягивающим примерочную, обернулись для Ирины жесточайшей фолликулярной ангиной. Придя с работы, моя хорошая стала жаловаться на боль при глотании, головную боль, а к ночи свалилась с температурой за тридцать восемь. Вызванный на дом участковый терапевт нагнал на нас с Ириной страху, категорически запретив больной любые контакты с малышом. По её рекомендации, грудное молоко следовало сцеживать, кипятить и только потом давать его ребенку. Хорошо я догадался потревожить нашего педиатра!

"Наплевать и забыть!" — велела она нам, крайне нелицеприятно отозвавшись о своей коллеге по цеху, абсолютно не разбирающейся в грудном вскармливании. "Что останется в том молоке после кипячения?! — негодовала она. — Ничего хорошего! Успокойтесь, папаша, единственное, что грозит вашему сыну, так это временный дисбактериоз. И то, в самом худшем случае. А такое нарушение работы кишечника, для ребенка на грудном вскармливании менее опасно, чем переход на искусственное питание. Такая проблема во многих случаях даже не требует специального лечения, ведь в грудном молоке содержатся факторы, способствующие росту нормальной микрофлоры и подавляющие патогенную. Так что переводить вам малыша на искусственное питание, как советует терапевт, совершенно нежелательно. Проследите только, чтобы мать кормила дитя в марлевой повязке. " Ободрённый советами педиатра, я поспешил домой, успокаивать Иришу. Ей и так несладко приходится, так ещё из-за глупостей некомпетентного специалиста переживать.

А Ирину болезнь скрутила не на шутку: головная боль, боль в пояснице, лихорадка, озноб, общая слабость терзали мою любимую с утра и до вечера, не давая ей покоя ни днём, ни ночью. Понятное дело, что мне пришлось повесить на бокс амбарный замок, целиком посвятив себя заботе о малыше и маме. На свекровь, то есть на мою мать, особых надежд не было — она охотно нянькалась с внуком только в присутствии своих подружек, создавая себе рекламу, а при отсутствии в доме посторонних всегда находила себе другие, более важные дела. По мере сил мне помогала Юля, но что может семилетний ребёнок кроме как "подай-принеси"? Впрочем, для меня и это было существенной подмогой. А помощь пришла, откуда её совсем не ждали.

— Что с Иркой? — вместо "здравствуй", выстрелила в меня Катька, едва я открыл дверь. — У вас всё нормально? — она попёрла на меня, как на баррикаду, только кожанки и маузера в руке не хватало.

— Привет, Кать, разувайся, проходи. — я отступил внутрь прихожей. — Заболела наша Ира, ангина.

— То есть, вы не поссорились? — чуть успокоившись, уточнила Катя. — А Федя как?

— Федя здоров, с ним всё хорошо.

Пошептавшись с Ириной за закрытыми дверями, Катька приняла у меня эстафету по уходу за сыном. Естественно, при самой активной помощи Юльчика. А мне велели ложиться спать, набираться сил перед ночными бдениями. Целую неделю Катя закрывала свой пошивочный цех в пять вечера и летела к нам: к Ире, к Фёдору, к Юле, и только в последнюю очередь ко мне.

Зато когда Ира выздоровела и дала мне добро на кратковременную отлучку, реакция Кати на мой приход была совершенно иная. И меня, и Катерину длительное воздержание наделило таким голодом, что часа непрерывной постельной акробатики нам показалось явно мало. От продолжения нас сдерживало лишь отсутствие физических сил, без остатка потраченных на взаимное доказательство любви.

— Кать, а ты с Ириной говорила о моём предложении? — спросил я, едва удерживаясь на грани дремоты.

— Ты про двух жён? Нет, не говорила. — не открывая смеженных век, ответила Катя.

— А почему? Или ты не хочешь?

Катерина сделала над собой усилие и открыла глаза.

— Хочу, конечно. Но... Ты же понимаешь, что любые мои слова имели бы только один единственный смысл "подруга, ты слишком хорошо устроилась, давай-ка, поделись со мной самым дорогим: детьми и мужем". Или я не права?

— Права, конечно, права! Но ведь Ира и так позволяет тебе встречаться со мной, с Юлей, с Федей нянчиться.

— Да, позволяет, и я ей за это очень благодарна. Она даёт мне возможность хоть отчасти реализовать свою мечту о детях. Пусть это ложь, самообман, эрзац чувств, заменитель, но раньше я не могла надеяться даже и на такое. Просто пойми ты, любимый мой Серёжка — одно дело, когда она сама позволяет мне прикоснуться к вашей семье, и совершенно другое, если я начну выпрашивать такую возможность.

А потом был август, и сборы Юльчика в первый класс, с покупкой учебников и школьной формы. Всё это, и даже решающий голос в спорах, присвоила себе Катя. Она мастерски подогнала купленный в магазине полуфабрикат, превратив мешковатое платьице в настоящую конфетку.

И было первое сентября, когда мы втроём стояли на школьном дворе, с умилением и гордостью наблюдая за дочерью, ничуть не потерявшейся среди остальных первоклашек.

И был день рождения Катерины, где праздничный стол ломился от обилия вкуснятины, приготовленной руками Иры. И было вручение подарка от нас, окончательный выбор которого сделала тоже Ирина — цепочка и удлинённые серьги из белого золота, так выгодно подчеркивающие лебединую шею Катерины. Правда, в самом начале Ирина склонялась подарить Катьке плётку.

— Зачем?! — удивился я, в первый раз услыхав такое предложение.

— Ну, должен же тебя кто-то воспитывать, а у меня самой рука не поднимается! — расхохоталась Иринка, крайне довольная, что сумела надо мной подшутить.

А затем был дождливый октябрь, и редкий день проходил без наших совместных посиделок или без похода в кино. Внимательно понаблюдав за девчонками, я заметил одну интересную вещь: если два года назад они глядели одна на другую исключительно через призму слова "или" — или я, или она — то теперь основным стал союз "и". Конечно, бесследно сакраментальное "или" не пропало, но на первый план оно редко когда выползало. Моё решение не встревать, не навязываться и не подталкивать оказалось самым верным — Иришка и Катя самостоятельно отыскали возможность для мирного сосуществования.

Если в каких-то сложных, нудных переговорах требовались въедливость и скрупулезность, то ведущей выступала Ирина, по складу характера как нельзя лучше подходящая для такого рода деятельности. А когда требовался штурм, кавалерийский наскок, стремительная атака, то тут все карты были в руках у Катьки, которая любые преграды сметала с неистовостью фурии. Кроме бюрократии. На этом поле в игру опять вступала Ира. Вот так, дополняя и помогая друг другу, девчонки сделали из едва дышащего кооператива небольшое предприятие, приносящее стабильный и, надо сказать, не такой уж маленький доход. И личные отношения у них сложилось примерно так же: генератором идей и движущей силой в паре была Катька, а модератором, при необходимости осаживающим порывистого рыжика, служила Ира. Споры? Конечно же, были! Но Иришка могла долго настаивать на своём, терпеливо приводя один довод за другим, а Катька, моментально вспыхнув, быстро растрачивала свой запал, рано или поздно соглашаясь с мнением подруги.

Что касается ревности, то тут не так всё просто. Конечно же, на первом плане стояло уважение, которое мои славные испытывали друг к другу. На Ирину сильно повлияло решение Катерины отказаться от меня ради детей, ради сохранения семьи соперницы. А Катя прекрасно понимала, что нужно иметь по-настоящему доброе сердце, чтобы понять и позволить ей хотя бы отчасти воплотить сокровенные мечты. Окажись на месте Ирины другая женщина, стала бы она считаться с желаниями Катьки? Вряд ли. А Ирина стала, чем поразила Катю до глубины души.

И ещё одно. Наверно, можно было бы сказать, что ко всему прочему, девчонки откровенно ревновать опасались. Уж не знаю, назвать ли эту черту постоянством или упёртостью, но однажды что-то вбив себе в голову, Ирина потом очень долго не могла изменить своих убеждений. Вот однажды приснилось ей, что я гуляка, что дня не могу прожить без походов на сторону, и всё, диагноз поставлен и надёжно зафиксирован в памяти! В роли моей любовницы Катерина Иру, скажем так, устраивала. Главным образом тем, что она не пыталась заполучить меня в своё "единоличное пользование". Поэтому-то и наши с Катькой ссоры Иришка принимала близко к сердцу — а ну как мы разбежимся? Ведь я, по мнению Ирины, тут же отыщу себе другую, а вдруг эта "другая" захочет увести меня от семьи? "Вдруг Сергей найдёт себе какую-нибудь стерву? — переживала Иришка. — Нет, Катя, и только Катя!"

А Катька так же не позволяла себе терзаться ревностью. Ведь любое высказывание на эту тему неминуемо привёло бы к ссоре с Ириной, а это положило бы конец встречам Катерины с детьми. Казалось бы, что в этом смертельного? Но для Катьки подобная угроза казалась страшнее атомной войны. В конце концов, стремясь избавиться от сердечных мук, Катерина вывернулась, найдя для себя оригинальную лазейку: она просто включила Ирину в разряд... Ну, сказать "детей" было бы слишком — она отнесла её к категории тех, о ком надлежит заботиться. И всё, причины для её ревности исчезли! Вот такой финт ушами, или выверты женской психологии.

К исходу месяца Ирина сочла, что она уже достаточно оправилась после родов, и в состоянии не краснея выдержать церемонию в ЗАГСе. Я был на седьмом небе, и радостно потирал руки в предвкушении окончательной разлуки со всеми сомнениями, терзавшими меня последние полтора года. Нет, умом-то я понимал, что наша свадьба в любом случае не более чем формальность, но почему-то в душе считал, что после бракосочетания ни Ирина, ни дети никуда от меня уже не денутся. Баста, карапузики, отныне — моё, и точка!

— Завидую я тебе, Ирка. — как-то вечером разоткровенничалась Катерина. — У тебя скоро свадьба будет, настоящая!

— Да что она изменит, эта свадьба? Просто церемония, дань традициям, а мы как жили, так и будем жить. — фыркнув, Иришка даже не повернула головы от каталога платьев для невесты.

— Нет, Ирка, ты не понимаешь, это же так романтично: вот вы стоите у всех на виду, обмениваетесь кольцами, говорите друг другу "да", играет свадебный марш Мендельсона. Красиво!

— А что, Кать, ты бы хотела обменяться со мной кольцами в ЗАГСе? Можно устроить. — подал голос я.

— А Ирка как же? — Катерина так удивилась, что разом забыла про свою мечтательность.

— А куда нам без неё? Придётся нам всем троим стоять перед алтарём!

— Да ну тебя, Серёжка, скажешь тоже. Ни один ЗАГС на такое не пойдёт. — И что с того? Разве нам обязательно афишировать происходящее? Для нас ведь главное тот смысл, что мы вкладываем в церемонию, а не то, что подумают окружающие. Верно?

— Так, давай-ка, Серёжка, колись, что ты там задумал? — предвкушающее заёрзала Катя.

И я рассказал. У Ирины глаза стали по олимпийскому рублю, а довольная Катька аж зажмурилась от удовольствия. Ещё бы, ведь предлагаемая мной афёра по дерзости и шуму возможного скандала обещала превзойти устроенное нами прошлогоднее дефиле в горкоме комсомола! А Катерина всегда была склонна шокировать окружающих.

Чёрт меня подери, и зачем я рассказал девчонкам о своей задумке — ума не приложу! На долгих две недели я был исключен из ежевечерних посиделок, проводя всё свободное время с детьми. А попробовал напроситься в их компанию, так получил отказ, мол, жениху низзя видеть свадебные платья до дня регистрации. Единственным исключением стали дни, когда я примерял свой костюм. Нет, блин, и тут дискриминация! Значит, невестам мой наряд видеть можно, а мне их нельзя. Да очень мне нужны эти платья, вместо них я бы с удовольствием посмотрел на невест. Ну, а платья они, так и быть, могут снять, если не хотят, чтобы я видел эти тряпочки.

Я представил себе картину: Ира и Катя. Одновременно. Без платьев...

Сглотнул слюну и принялся укачивать Фёдора.

В нашу затею мы посвятили трёх человек: Светку, Дашку и Гогу, призванного играть роль свидетеля. Дашку, как единственную из девчонок, которая знала, где находится спуск у фотоаппарата, а Светка пошла прицепом, ибо Дарья от подружки ничего утаить не могла. Ах, да, ещё была Анька, сестра Катерины. Ну, она-то всех тонкостей не знала, и была приглашена со своим авто в роли водителя. Плюс, Катя хотела, чтобы на её свадьбе присутствовал кто-то из родни, пусть даже не догадывающийся о подоплёке происходящего. Зато был, присутствовал. Таким образом формальности соблюдены, не подкопаешься.

На предварительной встрече с работниками ЗАГСа мы выпросили самое неудобное время, мотивируя тем, что свадьба для нас не более чем формальность, и устраивать грандиозное празднество в наши планы не входит. И не надо нам ни музыкантов, ни кинооператора, ни фотографа — чем скромнее и незаметнее, тем лучше. Администраторша, явно надеявшаяся погреть руки на дополнительных услугах, недовольно скривилась и назначила нам время шестнадцать тридцать в пятницу, под самый конец рабочего дня. Ещё и глянула на нас с Иришкой с превосходством, мол, что, не нравится? Ха, да нам только того и надо! Чтобы народу поменьше, да зевак со стороны других свадеб не было.

И вот она, заветная пятница. Под звуки знакомого всем марша, мы вчетвером — Гога, Ирина, Катя и я — входим в зал. У стола с документами и блюдечком с золотыми колечками стоит давешняя администраторша. Увидала нас, так чуть не поперхнулась. Итак, картина маслом:

Впереди идёт свидетель с видом, словно он тут оказался совершенно случайно, и к происходящему никакого отношения не имеет.

Позади него шествую я в чёрном фраке и белой жилетке. Только сигары в зубах да цилиндра на голове не хватает для полноты образа мистера Твистера.

С двух сторон за мои локти держатся две дамы в платьях фасона тридцатых годов, и не понять, кто из них невеста: толи брюнетка в белом с голубизной, толи рыжая в белом с персиковым оттенком. Единственная между ними разница в едва скрывающей глаза крохотной вуалетке у тёмненькой.

Вот по этой-то вуали работница ЗАГСа и догадалась, кто тут невеста, а кто свидетельница. Но прежде чем она успела произнести хоть слово, из-за наших спин выскользнула Дарья, вооруженная специально приобретённым импортным фотоаппаратом. Главным достоинством камеры была функция производства пяти снимков подряд с полусекундным интервалом при единожды нажатой кнопке. Дашка встала рядом с администратором и с деловым видом кивнула, мол, всё готово, можете начинать.

Слегка ошалевшая от подобной нахрапистости администратор, тем не менее, не стушевалась. Она набрала в грудь воздуха и хорошо поставленным голосом начала свой привычный монолог. Давно заученные фразы так и отскакивали от зубов, а церемония катилась как по рельсам, пока дело не дошло до традиционных вопросов.