Я против тебя

— Если бы да кабы! Не придумывай того, что не случилось! Коралова, вставай, умойся и приди в себя! У тебя диплом послезавтра!!!

— Насрать. Уходи.

Вечером все-таки пришлось встать, одеться и поехать к Григорию Петровичу. Чтобы там я не говорила, но диплом надо было все-таки защитить. Я не стала краситься, оделась как попало и выпала на улицу. Капельки наушников прочно отрезали мой слух от звуков внешнего мира, и в мозгу зазвучал Джокер. Я шла к остановке, слушала песню и вспоминала выступление. Для меня, ради меня... И команда поддержала, сделали его показательным выступлением на случай победы, убрав тот номер, что готовили до этого Как он смог это провернуть, ведь времени не было совсем? И на что он надеялся, показывая этот номер всем? Что я увижу и тут же растаю? Вернусь, прощу и буду рядом с ним? После того спора? После его предательства?

От грустных мыслей на глазах навернулись слезы. Я уже устала плакать, но слезы набегали постоянно. Обидно, было очень обидно. И плохо от того, что мужчина, мой первый мужчина, мой любимый мужчина так гадко поступил со мной. Господи, ну почему так больно? Почему? Что сидит внутри меня и сворачивает в болезненный узел все внутренности? Что раздирает сердце на куски и вынимает душу? Что это?

— Смотри куда прешь!!!! — раздался грубый голос и звук клаксона. Я очнулась от резкого толчка.

— Девушка, ну совсем обалдели что ли? Смотрите куда идете и выньте наушники из ушей! Жить расхотелось? — тут же раздалось со всех сторон. Оказалось, я совсем задумалась и поперлась переходить дорогу на красный свет. Да уж, жизнь заканчивать под колесами газельки как-то не хотелось. Надо приходить в себя, так реально завалить диплом.

— Привет, — услышала я тихий голос. Плечи мои непроизвольно вздрогнули, я сунула руки в карманы куртки и с преувеличенным вниманием стала всматриваться в даль, выглядывая свою маршрутку.

— Лиль.

Уходи, уходи! Я не хочу тебя видеть! И разговаривать, и слышать, и дышать одним с тобой воздухом.

— Лиля.

— Чего тебе? — зло бросила я через плечо.

— Я вернулся.

— Рада за тебя.

— Лиль, давай поговорим.

— Нам не о чем разговаривать, — к остановке подошла моя маршрутка и я быстро вошла внутрь. Но все-таки сделала глупость и бросила украдкой взгляд на Федора. Звонко тренькнули последние нервы, лопнув от напряжения последних дней, оборвались веревки, поддерживающие мое сердце в районе груди, и оно тяжело ухнуло куском мяса в левую пятку. Я любила его, очень, до нехватки воздуха. Со всеми его потрохами, танцами, привычками, лошадьми и дурацкими очками. Сейчас он стоял на остановке, совсем не похожий на того сильного парня в спортивном зале, что заводил толпу своим талантом и мастерством. Простой, обычный, в неброской куртке, черных джинсах, таких тысячи ходят по улицам. Он смотрел на маршрутку, в которую села я, и даже, возможно, заметил мой взгляд. Хотелось еще немного посмотреть на него, на самого-самого, но захлопнулись двери, меня оттеснили вглубь салона, и маршрутка уехала с остановки. А разве не этого я хотела? Не видеть его, не слышать, не дышать? Да, но..но не могу. Не могу без него. И простить не могу.

Через пару остановок я смогла сесть на освободившееся место и бездумно уставилась в окно. Мимо проплывали дома, позеленевшие деревья, кустилась трава — лето уже уверенно вступало в свои права, скоро снимем поднадоевшие теплые вещи и перейдем на легкие платья, босоножки, брючки, блузки. Я получу свой диплом, пойду работать. Глядишь — и Федю забуду со всей этой суетой. Хотелось бы надеяться. Очень.

Когда маршрутка проезжала мимо очередной остановки, глаз зацепился за странный баннер. Уже года три в городе существует услуга, позволявшая заказать баннер с признанием в любви или поздравлением с каким-то событием. И точно такой же баннер сейчас мелькнул передо мной, но что меня там зацепило? Что было не так?

— Ой, девушка, это же вы там, на баннере! — раздалось вдруг над моей головой. Я растерянно подняла глаза и посмотрела за окно: все рекламные щиты, встречающиеся нам по пути, были увешаны одним баннером: мое лицо и одно слово. "Прости".

Через мгновение мое лицо пылало так, словно его натерли перцем, а весь автобус галдел, обсуждая сам баннер, его количество и возможные причины, почему у меня просят прощения. Я же готова была провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться — лишь бы не сидеть в этой чертовой маршрутке. Позор продолжался почти пятнадцать минут, пока маршрутка не подъехала к университету. Мне повезло, что пары у студентов уже давно закончились, и вечерами университет пустовал. Вспоминая сквозь зубы непотребный вариант великого и могучего, я за рекордное время добралась до преподавательской, постучалась, и, дождавшись разрешения войти, открыла дверь.

— Коралова! — радостным воплем встретил меня Григорий Петрович. В предчувствии глобального апокалипсиса мои почки и печень попытались скучковаться в одном месте.

— Здравствуйте, Григорий Петрович, — я осторожно прикрыла дверь и застыла на пороге преподавательской. — Я вот принесла подписанный диплом и рецензии.

— Да-да, молодец, а то я переживать начал, что ты совсем диплом забросила. Выступать будешь первая?

— Да, кому еще первым идти, — почти горестно вздохнула я. — Григорий Петрович, я себя не важно чувствую, если у нас больше нет вопросов для обсуждения, можно я пойду?

— Коралова, ты не заболела? — встревожился руководитель.

— Лучше бы я заболела, — я сунула руки в карманы куртки. — Ладно, до послезавтра. До свидания.

Я вышла в коридор, закрыла дверь и устало опустилась на корточки рядом с преподавательской. Как называется это состояние на европейский манер? Депрессия? Когда ничего не хочется, нет сил и желания даже двигаться? Апатия? Эх...

Я закрыла глаза и уперлась затылком в прохладную стену. Невольно перед глазами всплыла картинка с выступлением команды Федора и отголосками зазвучала музыка песни Джокера. Как же красиво умеет двигаться этот Балдурин! Сколько пластики, силы, и даже кошачьей грации! Ну почему ты, именно ты завладел моим сердцем? Украл его у меня, нашел ключик к дверце и похитил этот орган? Почему пошел на этот спор? Что я тебе плохого сделала? Для чего? Чтобы мне отомстить? Унизить? Просто сделать больно? За что?

Теплые ладони обхватили мое лицо, и кто-то нежно поцеловал меня в губы. Я дернулась было, пытаясь вырваться, но этот кто-то оказался быстрее меня, он поднял меня с полу, подхватил на руки и прижал к себе.

— Поставь меня на пол немедленно, — прошипела я и стала вырываться из рук Балудрина. Я рисковала свалиться на пол, удариться, может, даже что-то сломать, но в тот момент я вообще ни о чем не думала. Я хотела просто сбежать от этого человека. Но мужчина всегда сильнее женщины, и Балдурин в очередной раз доказал мне это.

— Можешь мне хоть нос сломать — я тебя не отпущу.

— Ты урод! Ты последний человек на земле!!! — я стала лупить его по голове, плечам, даже прилетало по лицу. — Отпусти меня!

— Прости меня, прости, пожалуйста! — Федя еще крепче прижал меня к себе и спрятал свое лицо в моих волосах. — Я очень тебя люблю, безумно! Мне никто не нужен, кроме тебя.

— Зачем ты сделал это? Зачем?!!! — я почувствовала, что начинаю плакать. — Что я тебе сделала, что ты пошел на такой жестокий спор?!

— Ничего. Я сделал ошибку, очень большую, очень серьезную, но я надеюсь все исправить, потому что люблю тебя. — Федька опустил меня на пол, но обнял еще крепче и стал целовать мое лицо. — Маленькая моя, хорошая моя, единственная!

— Пусти!!! — я пойманной птицей забилась в его объятиях.

— Нет, не могу, прости мне этот эгоизм, я не могу тебя отпустить. — Федька перестал целовать меня, снова поднял на руки и пошел по коридору. Я все еще брыкалась, била его, но с каждым ударом вкладывала в него меньше сил и старалась не попадать по лицу.

В университете было тихо, народ сдал зачеты, сессию и потихоньку рассосался по пляжам и морям. Остались только те, кто должен был защищать дипломы, и сейчас они сидели по домам, дописывая речи, готовясь к дополнительным вопросам и наглаживая костюмы. Поэтому Балдурин нес меня по тихим коридорам, и желание громко кричать и ругаться сходило на "нет". Вместе этого меня начала бить мелкая дрожь и на глазах стали навертываться слезы. Я закрыла лицо руками и позволила себе немного расслабиться. Слезы тут же бешенным потоком хлынули на мои щеки. Не знаю, почему их было так много, почему они были такие жгучие и обидные. Я плакала беззвучно, лишь иногда подрагивали плечи. В какой-то момент я ощутила, как Балдурин куда-то присаживается, аккуратно устраивает меня на своих коленях, утыкается в мои волосы и начинает меня покачивать.

— Зачем ты сделал это? — еле слышно прошептала я, глотая противные мокрые слезы.

— Не знаю, — приглушенно ответил Балдурин. Странно, что он услышал мой вопрос, я вообще спрашивала это в воздух.

— А что ты знаешь? — зло проговорила я.

— Что люблю тебя. Очень. — Балдурин поцеловал мои волосы.

— Да пошел ты! Ты думаешь, я тебе поверю?!

— Ты уже веришь, иначе не сидела бы здесь. — Федька провел пальцем по моей скуле и поцеловал снова, теперь уже за ухом. Непрошенными гостями по коленкам пробежались мурашки. Федя вздохнул.

— В тот день, когда у нас случилось первое "плановое" свидание, после него меня отловили трое твоих поклонников. Да-да, что глазами хлопаешь, у тебя тоже есть фан-клуб.

С этого откровения я чуть не рухнула с коленей Федьки. Э, приятно, конечно, но как-то уж слишком неожиданно.

— То есть, хочешь сказать, что мы с тобой квиты: у тебя — Регина, у меня — эти, не знаю, как их зовут.

— Да, — кивнул Федька, а я сообразила, что перестала реветь и нагло пялюсь на парня. Блин, уже и слезы успели высохнуть. И когда я перестала на него злиться?

— И? Ну отловили тебя, мне-то какая с этого печаль? — я попыталась нагнать внутри себя грусти, но получалось плохо. Пальцы Балдурина гладили мои руки и колени, теплое дыхание парня согревало шею, под попой приятно ощущался твердый бугорок. Коралова, не отвлекайся, он сволочь! Он спорил на тебя!

— Отловили, попросили вежливо отвалить от тебя. А я тебе уже слово дал, да и нравилась ты мне давно, — тут Федька, кажется, покраснел. Я вытерла почти высохшие слезы, взяла парня за лицо и повернула к себе.

— Я давно тебе нравлюсь? — почти по слогам произнесла я.

— Да, — Федор стойко выдержал мой прямой взгляд. — Я просто не знал, как к тебе подойти.

— Ты, новая звезда местного брейка не знаешь, как подойти к девушке? — кажется, на моем лице отразилось полное недоумение и непонимание.

— Ну да, — раздраженно ответил Федя. — Я простой человек, а не бог кардебалета! Ничего удивительного!

— Фу, свои, — я еще секунду удерживала лицо моего ботаникуса в руках, затем отпустила и отвернулась. — Дальше рассказывай.

— Дальше? Я сказал "нет", слово за слово, мы почти сцепились. Да, я почти стал драться, — видя мое недоверие, повторился Федя. — За тебя я и морду набью, и руку сломаю.

— Слышь, Балдурин, — я начала потихоньку сползать с его коленей, но сильные руки не пустили дальше одного сантиметра. — А ты псих, по ходу пьесы, я начинаю бояться тебя.

— Поздно меня бояться, — Федька отвоевал обратно сантиметр и продолжил рассказывать. — Мы почти поставили друг другу по синяку, когда один парень остановил другого и, ухмыляясь, сказал: "А давай поспорим, что Коралова бросит тебя раньше, чем ты переспишь с ней. Ты не пара ей, парень, и не сможешь ее заинтересовать". Знаешь, на тот момент я уже знал вкус твоих губ, влюбился в звук твоего голоса, и эта фраза, сказанная пренебрежительно-хвастливым тоном, кровью зашумела у меня в ушах. Я был так близко к тебе, к своей сбывшейся мечте, и страшно не хотелось допускать даже мысли, что я буду тебе не интересен. Я даже и секунды не подумал о каких-либо последствиях, просто протянул руку и сказал "Спорим".

Я грызла ноготь большого пальца правой руки и задумчиво рассматривала клумбу с пушистыми кустиками травы, что расположилась напротив скамейки. Чего именно мне хотелось сделать в этот момент: ударить Балдурина, поцеловать или найти ту пару идиотов, что посмели вот так играть на человеческую судьбу? Страшно подумать, что вот так, из простой выпендрежности люди могут пойти на подобные поступки. Ладно, Федьку я еще могу понять, процентов так на десять, он, наконец-то, получил возможность общаться со мной не три секунды в день "Привет-привет", а значительно больше. Но эти трое...Что? Почему? Откуда такая уверенность в том, кто мне нужен?

— Идиоты, — я прикусила ноготь сильнее и сломала его. — Твою мать!!!!!

— Ты чего? — удивленно посмотрел на меня Федька.

— Ноготь, я сломала ноготь, — с выражением кота-убийцы из "Шрека" я начала рассматривать остатки былой роскоши. — Вы, мужики — полные дебилы. Мало того, что из-за вас психика страдает, так теперь еще и маникюр накрылся. Кстати, что за фигня по городу развешана? Почему мой фейс теперь является лицом города?

— Я не знал, как еще попросить прощения. Не было надежды, что ты увидишь наше выступление, — Федька пошевелился, и я явственнее ощутила бугорок под попой. Это он по мне так соскучился?

— Видела я ваше выступление, — буркнула я, жалея, что не взяла с собой пилочку. Сама виновата, вышла из дома без сумочки, вот теперь до дому буду похожа на полное чмо. — Юлька буквально впечатала меня в телевизор, когда повтор показывали. Когда успели под Джокера танец поставить?

— Да буквально за два дня до начала соревнований, — я заметила, что Федька пытается скрыть довольную улыбку и ткнула его локтем в живот:

— Я тебя еще не простила, не улыбайся мне тут. А чего так решили заменить? — спрашивала просто так, потому что помнила нашу ссору за три дня до отъезда команды Феди на соревнования.

— Да так, нафантазировалось что-то, считай, крик из самых глубин души, — Федька отвернулся от меня. — Парни видели, в каком я состоянии пришел на репу, заставили все рассказать. На той же репе танец и придумали. Я отговаривал их, просил не заменять предшествующий номер, но они рогом уперлись "Она должна увидеть". Как будто не я, а они в тебя влюблены до безумия. Что получилось — ты видела.

— Красиво получилось, — я улыбнулась. Воспоминания о танце, музыке, словах, вложенном смысле приятно согрели. Как руки Федьки, что крепко обнимали меня сейчас. — А баннеры?

— А что с ними? Ужасные, да? — вдруг заволновался мой личный "ботаникус". — У меня не было красивого фото, только то, что тогда сумел сделать. Торопливый макет вышел, но я очень хотел успеть сделать его до отъезда.

— Да-да, не было шансов, что я увижу ваше выступление. Позор, Балдурин! Позор!!!!!!!! Не знаю, где ты больший косяк: когда на спор пошел, или когда этот баннер закал. Ты ж распиарил меня на весь город!!!! Я сегодня в маршрутке мечтала в облачко превратиться!

Я перестала ругаться, повернулась к несчастному Федьке и взяла его лицо в свои руки.

— Зачем? Это же безумно дорого, — прошептала я ему почти в губы.