— Много сторонников у господина Де'Сенда? — бродяга задумчиво склонил голову набок. — Да, это так. И, судя по всему, пора нам это исправить, иначе выйдет, что вся кровь была пролита зря. Кому как не нам знать ей цену, правда ведь? Беги.
Отпустив крысу, бродяга окинул взглядом улицу, покряхтел и, поднявшись, направился в ближайшую подворотню. А буквально через пять минут улицу уже заполонили мортусы и стражники. Людей выгоняли из их жилищ, а несколько домов на отшибе уже поливали керосином. Вверх по улице раздался звон чугунного колокола — пожарная команда дала исполнителям знать, что они наготове.
Бродяга едва успел проскользнуть мимо стражников, которые сгоняли людей в кучки и вели в ближайший госпиталь на карантин. Взгляды прохожих словно соскальзывали с него, и ему удалось пройти все заслоны, несмотря на свой вид.
Уходя, он оглянулся и увидел Чумного Доктора, раздающего распоряжения своим людям. Бродяга оскалился и, стараясь не встречаться взглядом с окулярами на жуткой птичьей маске, поспешил отвернуться.
— Позже, позже, — бормотал он, ускоряя шаг.
Над Марбургом заходило солнце, окрасив улочки и дома в пастельные розовые и оранжевые тона. Немногочисленные прохожие спешили поскорее добраться домой, а патрулирующие улицы стражники и добровольцы из городской дружины радовались на редкость тёплому вечеру. Эпидемия кровяной лихорадки постепенно утихала, и, хотя каждый день всё ещё умирали десятки людей, кризис, судя по всему, уже миновал.
Клемм и его партнёры сняли людей с шахт и отправили работать в городе и на полях, помогая крестьянам, а некоторые уже всерьёз задумывались отпраздновать в этом году и День середины лета.
— Заодно и усопших помянем, — говорили одни марбуржцы. — Святые нас поймут и словечко перед Создателем замолвят. Поветрие поветрием, но не ложиться же теперь на землю да помирать?
— Вот-вот, — вторили им другие. — К вящей славе святых Маттиаса, Франца и Дориана отпразднуем.
Власть предержащим эти начинания не очень нравились, но и перечить уставшим от тягот эпидемии людям никто не решился. Доктора проследят, стража присмотрит — авось и пронесёт.
Шеф городской стражи Блюгер такого оптимизма не разделял. Быть может оттого, что по натуре был скептик, а отчасти по причине того, что знал чуть больше остальных.
Стоя у стола посреди подземного каземата, он наблюдал, как палач обрабатывает раны Ги Огюстена.
Беглеца изловили драгуны, перебив при этом целую толпу бандитов, среди которых он и скрывался в глуши Тарквальда. Тех, кого удалось поймать, после допросов тут же вздёрнули на виселице, а для незадачливого Ги подготовили персональную пыточную.
Сперва Блюгер даже усомнился в том, что подобное ничтожество заслуживает внимания, и действовал лишь по указке Де'Сенда, но первые же два допроса дали такие плоды, что шеф понял: давить Огюстена надо до конца.
Палач устало выдохнул и присел на лавку, а шеф тут же навис над пленником. Ги Огюстен выглядел худо: изувеченный, обожжённый, бледный как труп, с вырванными ногтями и переломанными пальцами. Он, несмотря на свой трусливый и изворотливый нрав, сопротивлялся долго, и лишь на второй день стал выкладывать всё, о чём поначалу лишь мельком проболтался.
— Когда придёт время, ты подтвердишь сказанное перед лицом королевских чиновников и судей, — сказал ему Блюгер. — Ясно тебе?
Огюстен, глядя на него заплывшими от побоев глазами, хрипло рассмеялся, но тут же скорчился от боли в переломанных рёбрах. Блюгер молча ждал ответа.
— У вас нет здесь союзников, шеф, — выдавил из себя Ги. — К кому вы собрались идти со своими обвинениями? К торгашам? К офицерам из гарнизона? Вы один, шеф, разве это не понятно?
— Найдутся люди, — заверил Блюгер. — Это уже не твоя забота. Завтра я пришлю травницу, она приведёт тебя в порядок.
— Ведьмы здесь ещё не хватало, — Ги поморщился и сплюнул на пол кровавую пену. — Может, раскуете меня тогда? Уж больно жмут эти кандалы.
— Ничего, посидишь на цепи ещё немного, — бросил Блюгер, дав понять, что разговор окончен. — Бывай, Ги, скоро опять увидимся.
Чуть не плача, Огюстен осел на пол, когда за Блюгером захлопнулись двери пыточной. По знаку палача два дюжих конвоира взяли его под руки и поволокли в одиночную камеру, где и бросили словно мешок с песком. Впрочем, вскоре ему принесли охапку свежего сена и миску баланды, так что Ги смог спокойно утолить свой голод и хоть немного отдохнуть от тяжёлых допросов.
Ворочаясь на своей импровизированной кровати, он никак не мог найти положение, в котором боль хоть ненадолго бы его отпустила. Впрочем, вскоре чудовищная усталость взяла своё, и Огюстен забылся беспокойным сном.
Он не заметил, как спустя несколько часов в коридоре погасли факелы, звуки со стороны поста утонули во тьме, а с потолка закапала чёрная маслянистая жидкость. Дыхание спящего стало прерывистым, на лбу выступила испарина, а и без того напряжённое лицо забилось в мелких судорогах. Его затихающее сопение прервалось, когда дышать стало уже невозможно, и Огюстен отчаянно заскрёб ногтями по груди, всё ещё наполовину погружённый в свои ночные кошмары. Глаза он открыл лишь в последний момент, когда ожившие тени уже сомкнулись над ним, и не нашёл в себе сил даже вскрикнуть.
Марбург был окутан мягким ровным светом газовых фонарей. Стражники и дружинники уже заготавливали факелы для ночной смены. Жители спешили кто куда, стараясь не замечать мрачные чёрные телеги, везущие покойников к собору святой Анны, за которым располагалось самое крупное городское кладбище, ныне переполненное уже на три четверти. Там несколько усталых священников читали над усопшими заупокойную, после чего могильщики, облачившиеся в кожаные пальто, фартуки, перчатки и маски, везли их в последний путь. Хоронили кучно, тесня и своих, и чужих. Сжигать тела родственники многих умерших не позволяли, однако по распоряжению Блюгера в гробы засыпали белый дурно пахнущий порошок — кристаллы карболовой кислоты — чтобы хоть как-то сдержать заразу.
Ют торопилась в отделение стражи на встречу с шефом Блюгером. День прошёл тяжело и тревожно, и ноги её заплетались от усталости на узких мостках, прокинутых вдоль грязной, словно сточная канава, улицы. Дожди, ознаменовавшие начало лета, весь город превратили в сырую и грязную лужу, а улицы вроде Протяжной, Дворовой и Мясницкой, и тем паче — хоть болотные сапоги натягивай.
Платье, подаренное Олегом Клеммом, уже поизносилось, хотя Ют и старалась за ним ухаживать. На замену ему она выудила старое, серое и невзрачное, хотя и без единой заплатки, принадлежавшее ещё её матери. В нём она хотя бы не походила на растрепанную птицу, как раньше.
Трёхэтажное здание, сложенное из серого кирпича, встретило её ярким светом, бьющим изо всех окон и гулом голосов, доносившихся со стороны прилегающих к нему казарм стражи. Там же размещались и драгуны, и Ют искренне надеялась хотя бы случайно встретить Олега. После отъезда Де'Сенда молодой унтер-офицер оставался единственным, кто относился к ней по-человечески тепло. Ей хотелось приятных эмоций — только и всего.
Внутрь её пропустили без лишних вопросов. Кровянка успела забрать нескольких почтенных докторов, а травница всё ещё была жива и здорова, шеф к ней прислушивался, и люди, несмотря на страх и отвращение, шли за помощью, так что теперь её везде принимали быстро и без очереди.
Узкая лестница привела Ют на второй этаж, тёмный коридор с однообразными тяжёлыми дверьми с зарешеченными оконцами закончился плохо освещённым тупичком-предбанником перед дверью в кабинет Блюгера. Здесь на всякий случай стояла маленькая скамейка и каменная урна-пепельница.
Выпрямившись и разгладив складки на платье, Ют уверенно постучала в дверь и стала ждать.
— Заходи, открыто, — раздалось в ответ, и Ют, толкнув дверь, шагнула внутрь.
Блюгер выглядел больным и исхудавшим. Он коротко кивнул, приветствуя её, и указал на стул напротив его рабочего стола:
— Присаживайся.
Ют села.
— Вы желали меня видеть, — произнесла она. — Что-то серьёзное стряслось?
— Стряслось, — начальник стражи прошёлся по кабинету, достал из шкафа бутылку бренди и налил себе полстакана. — Для дамы это крепковато, так что тебе не предлагаю.
Ют пожала плечами, а Блюгер, пригубив напиток, продолжил:
— Боюсь, что твои усилия, Чёрная Галка, равно как и мои, стоят не так уж много.
— О чём вы?
— Я об эпидемии, — Блюгер отпил ещё немного и задумчиво посмотрел в стакан. — Карантин, бочки с карболкой, бессонные ночи на посту или у постели больного — всё без толку.
— Но мы же сдерживаем заразу! — не выдержала Ют.
— Да в том-то и дело, что нет! — Блюгер прошёлся по кабинету, схватил со стола толстую пачку мелко исписанных листов и потряс ею перед лицом травницы. — Этот мерзавец Ги, будь он неладен, выдал мне всё. Они намеренно распространяют кровянку. Где бы мы ни изолировали больных, новые будут появляться в самых неожиданных местах. Это дело времени. И пока мы боремся с последствиями, а не ловим тех, кто заражает горожан, дело наше хуже некуда.
— Но кто? — прошептала Ют, бросив на Блюгера умоляющий взгляд. — Кто посмел? И... зачем? Шеф...
— Целая куча народа, — выдохнул Блюгер, пробегая глазами список. — Разного положения в обществе и состояния. И хуже всего, что среди чиновников и дельцов доверять мы не можем почти никому. Если уж совсем сгустить краски, то из серьёзных фигур остались только я и Клемм. Особенно после того, как от нас ушёл доктор Штель.
Ют поджала губы.
— Что делать? — спросила она прямо. — Вы вовремя взяли власть в свои руки, но долго так продолжаться не может. Стоит вам и Дмитрию Клемму выбыть из игры, и Марбург обречён.
— Сам знаю, — фыркнул Блюгер.
— Налейте мне, я хочу выпить, — сердито потребовала Ют; Блюгеру, казалось, это даже понравилось, и он поспешил наполнить ещё один стакан.
Ют выпила залпом, поморщилась и сухо поблагодарила.
— Тебя ведь неспроста зовут ведьмой? — поинтересовался Блюгер, встав у окна и наблюдая за проходящим под окнами отрядом стражников — те несли факелы, ружья и наскоро сколоченные из досок 'ежи', которыми перекрывали улицы.
— Это намёк?
— Понимай, как хочешь, но господин Де'Сенд явно очень многого нам не рассказал о том человеке, которого он разыскивает. Здесь имели место ритуалы с человеческими жертвоприношениями. Я далёк от подобных вещей, и ни за что не поверил бы Огюстену, если бы...
Он замялся, но Ют, ухватив мысль, продолжила за него:
— ...не столкнулись с этим лично. Похвально, что вы способны изменить свою картину мира. Моя мать, например, так и не смогла.
— Не о том речь, — отрезал Блюгер, повернувшись к ней; на фоне окна, сквозь которое едва пробивался свет фонаря с улицы, он выглядел зловеще. — Можем мы что-нибудь этому противопоставить?
— С моими знаниями — немногое, — вздохнула Ют. — Но я могу написать Владу. Быть может, он или те учёные господа из столицы смогут помочь, прислать инструкции?
Блюгер почесал подбородок, подёргал обвисший ус и, подлив себе ещё бренди, кивнул.
— Резонно. Я как раз собирался подготовить для Де'Сенда подробный отчёт, но с этими протоколами допроса работы на всю ночь. Полагаю, будет неплохо, если ты черкнешь ему пару строк и отправишь курьера с письмом этой же ночью. Главное, что письмо будет от тебя. Мою 'простыню' он всё равно читать не станет.
— Влад — большой педант, — возразила Ют.
— Да хоть бы и так. Пиши письмо, а я распоряжусь, чтобы готовили лошадей. К тому же никто, кроме тебя, не изложит соображений касательно вещей... потусторонних. Проклятье, ушам своим не верю, что я это произнёс!
Ют закивала и, поднявшись с места, собралась уходить. Вызвав секретаря, Блюгер отдал ему несколько распоряжений и предоставил его травнице, а сам вернулся к окну и замер в задумчивости. Начальнику марбургской стражи было тревожно, и он никак не мог понять, отчего.
Секретарь Блюгера проводил Ют в противоположное крыло здания, открыл перед ней дверь небольшой каморки, где из мебели имелись только табурет, шкаф и маленькая рабочая конторка, выдал бумагу, перо и чернила, и удалился.
Письмо Ют написала за пять минут. Она сочинила его ещё в кабинете у шефа, и перенести мысли на бумагу труда не составило. Когда она запечатала конверт, дверь распахнулась, и на пороге появился молодой человек в пыльной дорожной одежде, сапогах со шпорами и курьерской сумкой через плечо. Вежливо поклонившись, он взял письмо, но сразу уходить не стал и, немного помявшись, обратился к Ют:
— Ты ведь Чёрная Галка? Скажи, а нет ли какого средства от глоточной? Матушка у меня уже вторую седьмицу мучается.
— Где живете?
— Улица Кочегаров, дом с резными оконцами и синим крыльцом, третий от поворота с Главной улицы.
— Скачи, а я к ней забегу с утра, — пообещала Ют.
— Спасибо, — парень расплылся в улыбке. — Галка, век помнить буду, отплачу обязательно.
— За мамой следи, и будет с тебя, — отмахнулась Ют.
Она покинула коморку и прошла по коридору в сторону лестницы. Газовый фонарь, освещавший лестничную площадку, погас, погрузив середину коридора в темноту. Двигаясь маленькими шажками, Ют нащупала перила и осмотрелась: на других этажах света тоже не было, и лишь из холла внизу пробивался слабый лучик — там кто-то растерянно переговаривался, проклиная на все лады 'новомодные газовые светильники, от которых нет никакого толку'.
— Вот то ли дело раньше, когда ханделябры висели, — сокрушался кто-то хриплым старческим фальцетом. — А коли надыть, так и факел зажечь можно.
Повздыхав, Ют стала осторожно спускаться, и на середине лестницы чуть не полетела кувырком, поскользнувшись на какой-то липкой луже.
— Да чтоб вас, — прошипела она, судорожно хватаясь за перила. — Городское отделение стражи — и там бардак. Хоть бы уборщиков наняли.
Кое-как доковыляв до выхода, она присела на скамейку напротив поста дежурного и осмотрела обувь. Сапожки оказались вымазаны в чёрной маслянистой жиже, напоминавшей по консистенции свернувшуюся кровь. Растерев чёрную каплю между пальцев, она поднесла их к носу и втянула воздух. Пахло углём и сыростью.
Глаза Ют округлились от ужаса. Подскочив на месте, она бросилась вверх по лестнице, взывая о помощи.
Шеф Блюгер стоял напротив окна и пил бренди. Подсвечник с тремя толстыми восковыми свечами на его столе едва разгонял темноту. Фонарь на улице тоже светил тускло, а где-то за домами виднелись процессии стражников с керосиновыми лампами и факелами, патрулирующие самые тёмные закоулки Марбурга.
Огонь вздрогнул, словно от резкого порыва ветра, хотя сквозняка в комнате не было, и одна из свечей погасла. Насторожившись, Блюгер поставил стакан на подоконник и положил руку на эфес шпаги, а второй нащупал спрятанный под мундиром длинноствольный пистолет.
За его спиной раздалось чавканье и низкий звук, похожий на утробное рычание. Повернувшись к входной двери, Блюгер прищурился, силясь разглядеть угрозу. Погасла вторая свеча.
Тени, сплетаясь в тугой комок, текли по полу и стенам, словно вода, которая, закручиваясь, образовывала чёрную воронку в полу. Сперва оттуда показались две уродливые лапы, высунулась, принюхиваясь, жуткая то ли волчья, то ли крысиная морда, а затем чёрный охотник предстал во всей красе, согнув перетянутые тугими мышцами лапы и готовясь к прыжку.
